– Давай, Оленька, ложиться спать. Надеюсь, до утра твое платье высохнет, дождь закончится, и утром я тебя провожу в санаторий. Спальное место у меня одно. Клянусь, я тебя не трону, если ты этого сама не захочешь. По обычаям горцев можем положить между собой нож, так у них спят сестра и брат. – Говорил он серьезно, и у меня не появилась мысль ему не верить. Мне с ним рядом было спокойно.

– Я тебе верю. Нож класть между нами не надо. Боюсь, а вдруг он в бок вонзится, – ответила ему очень серьезно.

Спала плохо. Вертеться боялась, чтобы не разбудить Мишу. В какой-то момент я услышала – тишина, вокруг тишина, не бьют по окну капли дождя. А вот и солнышко появилось. Потихоньку встала с дивана, подошла к окну, открыла его и протянула руки к солнцу. Смотрела на восход и улыбалась. Я не заметила, как встал Миша. Он подошел ко мне сзади, обнял меня, и так стояли мы с ним несколько минут, вместе встречали восход солнца.

– Ты выспалась? – спросил он меня.

– Не очень, мне не спалось, – грустно ответила я. – Мне очень стыдно, я тут у тебя спряталась от дождя, а там, в номере волнуется Марта Генриховна, она же не знает, где я и что со мной.

– Она знает, что ты пошла со мной? Или ты не сказала, с кем пошла на высоких каблуках гулять? – спокойно спросил он.

– Знает, что с тобой.

– Тогда не волнуйся, она мудрая женщина и поняла, что я тебя не отправлю одну, тем более, когда разгулялась стихия. Если ты не пришла ночевать, значит, у тебя была уважительная причина, – продолжал он тем же спокойным голосом. – Сейчас очень рано и глупо бежать в санаторий. Я тебя провожу после завтрака. Ты умеешь варить гречневую кашу?

Я на него смотрела, как на инопланетянина. Ему говоришь о тревогах своих, а он про кашу гречневую! Да какая разница, умею – не умею я ее варить! Мне надо идти в санаторий, там, может быть, волнуется человек! – это я думала, но не сказала вслух

– Умею варить кашу гречневую, – ответила сердито.

– Оля, не сердись, тебе это не идет. Гречневая каша полезная, но более важно – тебе надо сейчас отвлечься от своих грустных и непродуктивных мыслей.

Варила я кашу гречневую и улыбалась. Врач-психотерапевт – это хорошо, но муж-психотерапевт, это, наверное, невыносимо. Каша получилась вкусная, он ее хвалил и весело смеялся.

– Оля, когда у тебя будет портиться настроение, а причина не всегда очевидна, почему оно испортилось, займись полезным физическим трудом, да хотя бы гречневую кашу свари!

– Спасибо, Михаил Александрович, за ваши советы, которые вы мне выдали! – говорила я, еле сдерживая себя от негодования.

– Мне наша беседа с тобой напоминает разговор интеллигентной семейной пары. Обменялись колкостями, стараясь не обидеть друг друга, – ответил он мне.

Завтрак закончился, и Миша мне предложил продолжить наше общение сегодня и съездить в Долину роз в Кисловодске. Я начала отказываться.

– Едем вместе с тобой в санаторий. Я извинюсь перед Мартой Генриховной за доставленные ей неудобства. Хотя, может быть, ты всё выдумала, и она совершенно не волновалась. Ты же ей не дочь. – Настаивал он.

– Нет-нет, – замотала я головой, – перед Мартой Генриховной виновата я, почему извиняться должен ты? И вот, Марта Генриховна, извиняюсь я, простите меня, – закончила Оля свой рассказ, низко опустила голову.

– Оленька, я действительно переживала за тебя, но прав Миша в том, что я знала, с кем ты, и не боялась, что с тобой что-то случится ужасное. Мне думается, принять его предложение тебе надо и вместе с ним побывать в Долине роз – одной из красивейших достопримечательностей Кисловодска. – Успокоила я Олю.

Она счастливая убежала на встречу с Мишей, а я задумалась – зачем Мише Оля? Я понимала, что Оленька влюбилась в него, молодого, интеллигентного, привлекательного внешностью и умом. Она прекрасная девушка, добрая, цельная по натуре и чистая душой, но она другого круга общения, другого воспитания. Если он ищет жену, то Оле в круг его семьи будет сложно войти, если это вообще возможно. Потом свои размышления остановила, сказав сама себе то, что говорила Оле: «В жизни происходит то, что должно произойти. – И потекли мои мысли дальше: – Оля нужна Мише, чтобы он понял – есть чистые и наивные девушки, которые живут искренним чувством, и если любят, то открыто всей душой, не думая о связях и богатствах семьи любимого. Дождись вечера, они вернутся из Долины роз, будет известно, куда повернули их отношения,» – сказала я себе.

Сидела я на скамеечке в аллее, рядом с нашим корпусом, погода была прекрасная, тепло, но не жарко. Воздух легкий, ароматный. Читала книгу и услыхала голос Оли:

– Спасибо, Миша, за всё. Прощай.

Я подняла глаза от книги и около соседней скамейки увидела их. Миша стоял ко мне лицом, Оля – спиной. Он держал ее руки в своих руках и смотрел на нее, очки не давали возможности разглядеть его взгляд, да и расстояние тоже было не маленькое. Но выражение его лица говорило о страдании.

– Оленька, я хочу тебе счастья. Прости меня, если я невольно обидел тебя.

– Нет, ты меня не обидел. Мы просто с тобой разные. Я тебе не пара. – Она пытается вытащить руки из его рук, а он их не отпускает. Наклоняется к ней и целует ее в щеку.

– Я благодарю судьбу за встречу с тобой, – голос печальный, он отпускает руки Оли, склоняет голову.

Оля разворачивается от него и с поникшей головой проходит мимо меня, она не смотрела по сторонам, поэтому на меня внимания не обратила, я же ее останавливать не стала. Поговорим, если она захочет, в номере, решила я. Мне было интересно, что сделает Миша. Наблюдала я за ним спокойно, Миша меня не знал, да я и не смотрела в его сторону пристально, а наблюдала боковым зрением, склоняясь над книгой. Он постоял несколько мгновений, после того, как Оля от него отошла, развернулся и пошел в противоположную сторону со склоненной головой. Смотрела я в одну сторону, в которую шла Оля, потом в другую, куда шел Миша, мне показалось: между этими двумя молодыми людьми ложилась печаль, тяжелая и отталкивающая их друг от друга. Моя душа сжалась от боли: «Что же случилось, почему они так трудно расстались?»

Я не спешила в номер, давая возможность Оле побыть одной.

Ее увидела сидящей на балконе. Она была задумчивая, глаза сухие, но красные. Всё-таки плакала, подумала я.

– Оленька, добрый вечер! Понравилась тебе Долина роз? – спросила , как ни в чем не бывало.

– Да, красиво там. – Голос печальный, сама отвернулась от меня.

– Оля, тебя Миша обидел?

– Наверное, нет. Просто я так решила. – Говорит глухо и в сторону, на меня не смотрит.

– Оленька, не буду задавать вопросы, не хочешь говорить, молчи. Просто прими как есть тот факт, что люди часто ошибаются в мотивах поведения людей. Из-за своей импульсивности или нетерпимости, или желания обидеть, просто так обидеть. – Она мне не ответила, и я ушла с балкона в номер, взяла книгу и села в кресло. Не читалось.

Так и улетела домой в Новосибирск, не сказав, что произошло между ней и Мишей. Расставались мы с Олей тепло, и я ей дала номер своего домашнего телефона, просила звонить, если потребуется помощь. Сказала, что хотела бы продолжить с ней общение, мне понравилась она. Оля улыбнулась и предложила сфотографироваться на память, пообещала позвонить.

Мы с ней встречались несколько лет. После возвращения в Новосибирск она вскоре вышла замуж за Василия, военного летчика. Когда я его увидела, руками всплеснула:

– Василий, вы вылитый Илья Муромец с картины Васнецова.

– Вам показалось, – смущенно улыбнулся Василий и навсегда покорил мое сердце. Оленьку он любит всей душой, пылинки с нее сдувает. Сейчас они на Дальнем Востоке живут, не стали возвращаться в Новосибирск, хотя Василий ушел в отставку. Мы переписываемся. Приезжают в отпуск к родителям Оле, обязательно заходят ко мне.

Вот такая история про замечательную девочку Оленьку на той старой фотографии, что у тебя в руках, Алина. – Закончила рассказ Марта Генриховна.