– Мне показалось, что они все трое, а я имею в виду Галю, Полю и Колю, абсолютно без комплексов, сказала бы – без тормозов. Одна лезет в жизнь людей, занимаясь фактически грязным сводничеством, – это Галя. Поля – вообще без моральных принципов, к мужчине, которого не любит, бежит в гостиницу, на что она надеется? Что он с ней чай будет пить? Коля – так вообще несчастный человек. Женился на женщине, с которой жить толи будет, толи нет, всё зависит, что скажет другая женщина, мямля он какой-то. Им всем надо лечиться от ханжества и душевной черствости, – гневно закончила она.

Марта Генриховна говорила свою речь, а Алина, слушая ее, покачивала головой. Соглашалась или не соглашалась со сказанным, понять было нельзя. По окончании речи Марты Генриховны она весело засмеялась и быстро сказала:

– Марта Генриховна, в вас говорит пуританка. Даже в те далекие годы, о которых идет речь, девушки не были такими целомудренными, как принято считать в народе. На мой взгляд, Поля не распущенная девушка, а в какой-то степени несчастная, как и Коля. Она ждала свою любовь. Хотя для меня тоже загадка, если у нее к Коле не было чувств, зачем пошла к нему в гостиницу, ну и только – загадка. Я ее не осуждаю. Она получила опыт, надеюсь, что он помог ей в жизни.

– А ты знаешь, чем закончилась эта история? – спросила Марта Генриховна.

– Знаю, – смеясь, ответила Алина. – Мы с Полиной близнецы, у нас нет секретов друг от друга, эту историю знаю из первых уст. Полина с Галей дружбу прекратила. С Колей Поля больше не встречалась, и как его жизнь сложилась в дальнейшем, не знает.

– Если бы молодость знала, если бы старость могла… – Марта Генриховна улыбнулась грустной улыбкой. – У меня в прошлом не было бы работы, потому как все были бы примерные, никому не надо было бы объяснять, как правильно жить. А у нас с тобой не было бы тем для разговоров. Поэтому – хорошо, что люди делают ошибки, так они учатся жить. И помогают учиться тем, кто им помогает исправить ошибки…

Мягкий свет торшера освещает часть комнаты, где в креслах за невысоким столиком сидят Алина и Марта Генриховна. Негромко звучит мелодия, и незнакомый голос поет «Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил…» В руках Алины альбом с фотографиями. Она отложила его в сторону и говорит:

– Когда слышу эту песню, сразу море представляю. Впервые встретилась с морем молодой девчонкой, но я его не увидела, а услышала. Прилетела в Адлер вечером, пока добралась на автобусе до Гагры, стало темно, и было поздно идти на берег моря. Меня разместили на ночевку в павильоне, который находился на краю пляжа. Уснуть не могла, и я слушала море. Ласково оно плескалось, как будто бы в окно ко мне стучалось. Потом оно разбушевалось, шумно рокотало, но странно было мне – звуки эти не пугали, не раздражали, они убаюкивали, словно море пело песню мне. Утром я увидела море – оно было величаво, тихо на берег волной наплывало и пятилось назад. С тех пор воспринимаю море я звучащим, хотя и вижу взором мощь необъятную его. И была я не в Одессе, но удивительное дело, услышу песню «Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил», всегда вспоминаю свою первую встречу с морем. – Алина улыбнулась, продолжила, – Люблю я море. Оно для меня одновременно тихое, как спящее дитя, и могучее, как атлант, державший небо на плечах. Смотрю на море – слышу море, глаза закрою – вижу море!

Затих последний звук в мелодии, звучащей из приемника, диктор радио сообщил, что концерт по заявкам радиослушателей окончен. Алина вновь взяла в руки альбом и, глядя на фотографию, спросила:

– Марта Генриховна, а кто эта молодая девушка с вами на фотографии? Почему она стоит в луже по щиколотку и в босоножках? А вид у нее печальный почему?

Марта Генриховна взглянула на фотографию и ласково улыбнулась:

– Оленька, замечательная девочка. Мы вместе с ней отдыхали в Минводах в конце восьмидесятых годов прошлого века. В тот год июнь оказался дождливым. Дожди были почти каждый день. Обувь в этом случае самая подходящая – босоножки – идешь по лужам, они везде были (ливневая канализация не справлялась с потоками дождя), вода вливается и выливается из босоножек. Мы шутили: «Ножные ванны и воздушные одновременно принимаем».

– А была какая-нибудь забавная курортная история? А любовь была?

– А как же иначе, курорт предполагает обязательное наличие забавных историй. Впрочем, как и трагичных тоже. Но в нашем случае с Оленькой история была веселая, с элементами любви, я так это назвала, – она прищурилась и глянула на Алину. – Прежде чем я расскажу историю об Оле, давай, Алиночка, выпьем, я – чайку, ты свой любимый кофе. А то горло пересохнет, история длинная, – она улыбнулась, – сейчас быстренько всё приготовлю, – продолжила Марта Генриховна, вставая из кресла.

– Я вам помогу, – поднялась с кресла и Алина.

По комнате разносился запах ароматного кофе и тонкий аромат цейлонского чая. Марта Генриховна наливает еще одну чашку чаю, ставит ее рядом с собой.

– Это моя помощница, когда горло будет сохнуть, я его буду увлажнять. Слушай историю курортного романа Оленьки и Миши психотерапевта.

– Миша психотерапевт – это кличка? – удивленно спросила Алина.

– Нет, врач-психотерапевт, у которого получала лечебные сеансы Оленька, – засмеялась Марта Генриховна, – Алина, как вульгарно звучит, – кличка, тебе это не идет!

И она начала рассказ

Оленька прилетела из Новосибирска на три или четыре дня раньше меня. Накануне моего приезда в ее номере освободилось место, и когда я подала свои документы для заселения в санаторий, мне администратор предложила его занять, предупредила, что я могу отказаться, если меня не устроит соседка по номеру. Я у нее спросила, а почему она так говорит, на что получила ответ:

– Там живет молодая девушка, может быть, вам будет некомфортно. Разные поколения, разные интересы и всякое другое, – деликатно она намекала на мой возраст. Мне тогда было чуть за пятьдесят лет, – сдержанно улыбалась Марта Генриховна.

– Меня не смущает возраст соседки, главное, чтобы она вела трезвый образ жизни и не хлопала дверью по ночам, – ответила я администратору.

Та улыбнулась и ласково сказала:

– Оленька очень хорошая девушка, тихая и приветливая. Я всяких тут нагляделась за годы работы, а она другая. Вот ключ от номера, Оля сейчас уехала в водолечебницу. Располагайтесь в номере.

Мне стало интересно, что же это за чудо природы на курорте, про которое администратор так положительно отзывается. Обычно отзывы бывают другие. Молодой человек, находившийся в это время в холле, помог принести чемодан в номер, и я, оставшись одна, огляделась. Уютный двухместный номер. Просторно, светло и чисто. Распаковав свои вещи, собралась пойти познакомиться с окрестностями, и в это время в дверь постучали. Я открыла дверь – на пороге стояло чудо. Чудо-девушка. Невысокая, стройная, со светло-русыми волосами и большими серыми глазами. Она радостно смотрела на меня и улыбалась улыбкой счастливого человека:

– Здравствуйте. Меня зовут Оля, и я здесь живу. Валентина Ивановна мне сказала, что ко мне поселили замечательную женщину. – Она говорила звонким голосом, мне казалось, звенит колокольчик.

– А меня зовут Марта Генриховна, – ответила я ей и улыбнулась в ответ.

Оля вошла в комнату и спросила:

– Вы немка, да?

– Почему, Оленька, ты так решила? – спросила я ее.

– У вас немецкое имя-отчество, – сказала она, мило улыбаясь, и добавила, – а еще вы похожа на немку. Ой, наверное, надо было сказать, напомнили мне мою школьную учительницу немецкого языка. Ее звали Марта Германовна.

Наивная и добрая девушка расположила меня к себе сразу. Мы с ней подружились, мне было удивительно тепло рядом с ней.

– Сколько же ей было лет и почему вы ее зовете Оленька? – спросила Алина.

– Лет ей тогда было двадцать пять, но выглядела она не больше, чем на двадцать. Оленькой зову потому же, что и тебя Алиночкой, – ласково глядя на собеседницу, отвечала Марта Генриховна, – полюбила я ее, как родную дочь. Мы с Оленькой после совместного отдыха в Минводах встречались несколько лет, пока она с мужем не уехала на восток. Муж у нее офицер, его перевели из Новосибирска, повысив в звании. Но это другая история и во время, гораздо более позднее, чем то, о котором мой рассказ. Оля девушка впечатлительная и эмоциональная, она была открыта людям и всё близко принимала к сердцу. Верила всему, что говорили, не допускала даже мысли, что люди могут врать, лукавить. Я удивлялась, как можно было сохранить такую наивность и чистоту восприятия мира, дожив до двадцати пяти лет. Впрочем, это для меня и сейчас остается без ответа, – грустно сказала Марта Генриховна. Я на курорте была не первый раз и знала, как там порой разрушаются судьбы. Желая уберечь наивную девушку от обиды, взялась ее опекать. Мне показалось, что она даже рада моей заботе о ней.