Паренёк, побелев, сначала застыл от испуга, затем, опомнившись, завопил:

– Не надо в милицию! Может, обойдётся! Может, он жив!

– Нет, не обойдётся – он сразу умер! – опустив глаза к долу и ещё больше ссутулившись, промолвила та безнадёжно.

Мальчишка жалобно заскулил:

– Мама, а как же институт, если тебя посадят? Я никогда не стану геологом?

Мария Васильевна, подняв на сына тоскующие глаза, усадила рядом на табуретку, притянула его голову к себе, и оба зарыдали от испуга и жалости к убитому, но больше, пожалуй, из-за отчаяния за порушенные надежды. Женщина думала о неосуществимости мечты сына и о своей загубленной жизни. Так мало радости перепало ей, так хотелось получить хоть чуточку любви, ощутить рядом надёжное мужское плечо. Но один грех влечёт за собой другой. Грех прелюбодеяния – теперь вот убийство.

– Мама, как это случилось? – наконец, спросил Коля.

– Папа бросился с ножом на меня – я оттолкнула! – сникнув, мать вытерла кухонным полотенцем мокрые глаза, вздохнула печально. – Он упал, стукнулся о край тумбочки.

– Мама, ты не виновата, ты защищалась!

– Да. Но неизвестно, как на это посмотрит милиция – свидетелей-то не было. Вдруг решат, что я хотела избавиться от него…

И вот их обоих снова вызвали на допрос в милицию.

***

– А как вы догадались, что между нами что-то произошло? – завершив свою грустную историю, обратилась Куприянова с вопросом к Полякову – она побледнела, губы задрожали, ею снова овладел страх.

– Было проверено несколько версий убийства, Мария Васильевна. Там всё чисто. Остался закономерный вопрос: если не вы, то кто? Муж ваш был в нижнем белье и завёрнут в домашнее одеяло, значит, погиб он дома. – Георгий Михайлович, воззрившись на неё большими серыми глазами, добавил: – Я предположил было, что ваш сын чем-то проломил ему голову, чтобы успокоить его, пьяного и агрессивного.

– Нет, нет, он тут ни при чём! – воскликнула та.

– А чья идея завернуть тело в одеяло и утопить его?

– Моя! – торопливо проговорила Куприянова, опережая оперуполномоченного, который хотел добавить, не сын ли предложил это сделать, чтобы замести следы смерти отца. А у самой в голове, словно колокол, звучали Колины слова: «Я знаю, что делать! Он пил с дружками, дрался, придирался к ним! Могут ведь подумать, что собутыльники убили его? Тело закутаем в одеяло и с грузилом утопим в речке. Никто и не подумает на тебя, мама!»

Дождавшись ночи, мать с сыном под покровом темноты сделали так, как запланировал Коля.

Поляков, догадываясь о простительной хитрости женщины, только головой покачал, как же сильна материнская любовь! Куприянова всё готова взять на себя, лишь бы только на чадо не упала тень подозрения!

– Я попросил сотрудников милиции опросить ваших соседей. Те сказали, что оранжевое одеяло, в которое был завёрнут утопленник, ваше – его вывешивали, когда к Пасхе выбивали постельные принадлежности от пыли. И кусок кабеля, обёрнутый вокруг одеяла с трупом, как оказалось, тоже принадлежит вам – его привез товаровед по вашему заказу в местный сельмаг, когда проводили вам телефон. Значит… – полувопросительно произнёс Поляков, ожидая от неё продолжения.

– Да, да, это я убила его, я! – снова подтвердила свою вину Куприянова – хрупкие женские плечи затряслись от неудержимых рыданий. Нервно ломая тонкие пальцы на руке, Мария Васильевна продолжала: – Арестуйте меня, только сына не трогайте – он ни в чём не виноват!

– Вы действовали в рамках закона о необходимой обороне, – кинув сочувственный взгляд на сжавшуюся в комок женщину, Поляков, успокаивая, мягко коснулся широкой ладонью её тонкой кисти, потом, налив из графина воды в стакан, подал ей.

И всё же, Мария Васильевна не находила себе места в ожидании суда. Мало ли как может всё обернуться. Вдруг, действительно, сочтут, что она ради Павла решила убрать мужа с дороги… Но Георгий Михайлович оказался прав. Суд признает действия Куприяновой как неосторожное причинение смерти в процессе отражения опасного нападения, которое не может расцениваться как превышение необходимой обороны и не влечёт за собой уголовной ответственности. Марию Васильевну освободят прямо в зале суда, где, окружив, её будут обнимать сын и Павел с детьми и Полиной Матвеевной.

К сожалению, далеко не всегда всё заканчивается так безобидно для окружающих алкоголика родных. Пьянство – источник многих бед. Оно ломает, корежит жизни близких людей. Полякову припомнился случай из практики, когда он восьмидесятых годах прошлого столетия начинал рядовым милиционером в районном РОВД. Ему тогда поручили сопровождать подозреваемую в суд. Для него, тогда еще неопытного сотрудника милиции, было дико видеть, как во время судебного заседания молодая и далеко не крупная женщина, как опасная преступница, стояла бледная с расширенными от испуга глазами за решёткой в клетке. Не верилось, что она могла убить мужа, отца своего ребёнка.

– Прошу встать! Суд идёт! – объявила секретарь, и все, хлопая сиденьями деревянных кресел, поднялись, приветствуя женщину-судью с её помощниками.

Под стражей Лидия находилась с тех пор, как она нанесла мужу Колюне смертельный удар ножом в область грудной клетки. Суд рассматривал все обстоятельства дела, из которых вытекало, что родилась Лида в неблагополучной пьющей семье. Со слов самой женщины перед присутствующими предстала печальная исповедь о сломанной судьбе. Маму с папой лишили родительских прав, воспитывалась Лида в школе-интернате, где были сосредоточены озлобленные жизнью сотни ребятишек, не видевших нормальных семейных отношений и творивших по примеру беспредельшиков-отцов насилие над себе подобными. Девчонкой Лида, защищаясь от этих ранимых, озлобленных и вспыльчивых подростков, носила при себе вилку. Правда, в характеристиках, выданных из школы и с места работы, говорилось о спокойном, не конфликтном характере Лидии. Колюня, же, плотный, кряжистый, наоборот, в нетрезвом виде вёл себя разнузданно, был буйным не только в семье, но и дрался с соседями, за что неоднократно попадал в милицию.

Будучи ещё неженатым, Колюня, настороженно поглядывая из-под низкого лба маленькими, круглыми и тупыми глазками на довольно привлекательную молоденькую Лидию, из ревности избивал её – та вечно ходила с синяками. Когда девушка забеременела, молодые люди поженились, зажили в купленном его родителями доме. Избивать муж стал чаще. С работы Колюня, обезьяна в штанах, возвращался пьяным. Если что-то было не по его, кричал, распускал руки, в результате чего жена получала гематомы на теле и сотрясение мозга. А не понравиться могло многое, например, просьба не пить, отдавать зарплату ей, а не пропивать – не на что было приобретать продукты, содержать ребёнка.

– Зачем жила с ним, если он дрался? – задала судья подсудимой вопрос. Та лишь растерянно похлопала широко раскрытыми от испуга глазами.

Действительно, что удерживало женщину возле мужа-алкоголика, не сумевшего дать ни любви, ни материального благополучия и, словно вампир, подпитывавшегося Лидиной энергией, вытягивающего из неё силы? Ведь доказано, что пьяницы и алкоголики специально провоцируют агрессией своих жертв, чтобы вызвать у них возмущение и взрыв эмоций, поглощая выделяющуюся при этом недостающую им энергию. Особенно трудно приходится в семьях алкоголиков детям.

У Лидии, нянечки детсада, оклад был более чем скромным, который она тратила не только на себя и ребёнка, но и вынуждена была кормить и одевать мужа, который не считал нужным вносить свой вклад в семейный бюджет. Уйти ей было некуда – родители тоже спились. Надеялась, что Колюня исправится? – тот много раз обещал бросить пить. Но, увы, этого не случилось! Неуверенная в себе, она, боясь одиночества и бездомности, каждый раз прощала его. Но прощала ли на деле? Недаром в школе-интернате, да и в училище тоже она носила с собой вилку, чтобы дать отпор обидчикам – тихие воды глубоки! Как оказалось, и мужу она не простила побоев и унижений, которым тот подвергал её, жестоко отомстила, по словам адвоката, «находясь в состоянии аффекта и неправильно оценив ситуацию».