Гермиона и Невилл также страдали. Конечно, им не было так плохо, как Гарри, поскольку они не пользовались такой популярностью, но с ними тоже никто не разговаривал. Даже всепонимающий Эвергрин хмурился и отходил прочь, когда кто-то из «изгоев» оказывался рядом. Хорошо, что близились экзамены, и ученики Хогвартса, позабыв про всё остальное, почти всё свободное время либо торчали в библиотеке, либо зубрили в гостиных.
А потом с жаркими и душными первыми днями лета настала горячая пора экзаменов. Для Эйнара они особого труда никогда не составляли, ведь он хорошо учился в течение года и поэтому на экзаменах волновался гораздо меньше остальных.
И вот неделя экзаменов закончилась, и все до единого ученики высыпали из замка, вспоминая, что такое свобода, солнечный свет и свежий воздух. На берегу озера Эйнар Эвергрин и Перси Уизли пытались отвлечь дёргающегося Невилла, который тяжелее всех перенёс свои первые магические экзамены. Близнецы Фред и Джордж вместе с Ли Джорданом дёргали за щупальца гигантского кальмара, выплывшего погреться на мелководье.
— Никакой больше учёбы! — радостно завопил Рон, растягиваясь неподалёку на траве. — Эй, Гарри, гляди веселей, впереди целая неделя до того, как мы узнаем, насколько плохо мы ответили, а сейчас уже не о чём беспокоиться.
Гарри потёр лоб.
— Хотел бы я знать, что это означает… — заявил он в сердцах. — Шрам продолжает болеть… Он, конечно, и раньше болел, но никогда так долго.
…После ужина весь факультет допоздна сидел в гостиной, делясь впечатлениями от экзаменов и планами на лето. Только с Поттером и его друзьями никто не разговаривал. По-прежнему. И это был первый вечер, когда «изгои» считали, что это даже к лучшему. Гермиона зарылась в свои конспекты. Гарри и Рон почти не говорили друг с другом, оба сидели на диване, поглядывали по сторонам и ёрзали, словно на иголках. Медленно пустела гостиная, ученики постепенно уходили в спальни. Последними, зевая и потягиваясь, пошли к лестнице Эвергрин и Джордан. Эйнар не смог заснуть сразу, а всё потому, что близнецы запустили ему в одеяло с десяток мышей. «Кудряшка Сью» выловил всех зверьков, привязал магией четырёх из них в тапках близнецов, собрал, ухмыляясь, остальных за хвосты в пучок и понёс в коридор выпускать. Едва открыв дверь в гостиную, он внезапно услышал, что там идёт полным ходом какой-то спор. Эйнар прислушался. Голос Лонгботтома прозвенел отчаянной решимостью:
— Я не дам вам уйти. Я… я буду драться!
— Невилл! — заорал голос Рона Уизли. — Отойди и не будь идиотом!
— Я не думаю, что должен позволить вам нарушать ещё какие-либо правила. Так что, не называйте меня идиотом! И, вообще-то, это вы научили меня противостоять другим людям!
— Да, но не нам же… — Рон явно терял терпение, — Невилл, ты с’час сам не понимаешь, что делаешь!
— Ну, давай же, ударь меня! Я готов!
И тут вдруг заговорила Грэнджер:
— Невилл, я очень, очень сожалею… Петрификус Тоталус!
Эйнар выскочил в гостиную и замер при виде обездвиженного Лонгботтома. Он даже растерялся, то ли ему помогать мальчику, то ли гнаться за троицей друзей, которые, судя по всему, собрались совершить что-то безрассудное. Потом он всё-таки высунулся в коридор, тем более, что мыши ожили и отчаянно пищали, вися на хвостах. В коридоре, разумеется, было пусто. Эвергрин выпустил мышей и вернулся к Невиллу. Сняв заклятие, он усадил рыдающего Лонгботтома на ближайший диван. Слушал его сбивчивые объяснения и понимал едва ли два слова из десяти: «Запрещённый коридор… Филч… Снейп… Трёхголовая собака (Мерлин Великий!)… Люк в полу… Охрана… Они хотят…»
— Невилл, успокойся. Ты знаешь, чтó именно в том коридоре?
— Со… собака. Тр… трёх-голо-вая…
— Это я понял. Она охраняет люк. А что тáм, в этом люке?
— Не… не зна-а-аю… Но это очень опасно, Эй-эйнар, пойди, спаси их!
— Так, хватит реветь, соберись, Лонгботтом! — рявкнул шёпотом Эвергрин. Невилл сжался и посмотрел на него круглыми глазами. Тем не менее, слёзы у него высохли. — Бери свою палочку и пошли посмотрим, можем ли мы помочь… твоим друзьям.
Оба мальчика со всех ног бросились к Запрещённому коридору. Дверь была закрыта, но не заперта. Заглянув внутрь, Эйнар с содроганием действительно увидел огромную зверюгу, которая кружила на одном месте и шумно нюхала распахнутую крышку люка. Все три головы глухо рычали. Эвергрин отшатнулся, захлопнул дверь и привалился к стене.
— Невилл, ты знаешь, как твои друзья ухитрились пройти мимо пса?
Лонгботтом помотал головой.
— Тогда мы не сможем им помочь. Пошли обратно.
Невилл всхлипнул.
— Да ладно, они же не погибли, они пролезли в люк. Будем надеяться, у них хватило мозгов подготовиться к этой безумной затее…
Наутро весь Замок знал, что Гарри Поттер сражался с профессором Квирреллом, учителем Защиты от Тёмных сил, который, обезумев, хотел убить мальчика. Зачем и что произошло, никто толком не знал, идеи высказывались одна причудливее другой. Рон Уизли и Гермиона Грэнджер тоже ничего не знали (или делали вид), но очень беспокоились за Гарри, который провёл три дня в лечебнице.
…Вся Школа собралась в Большом Зале на подведение итогов года и вручение Кубка Школы. Зал был украшен в зелёной и серебряной гамме Слизерина, знаменуя завоевание им Кубка факультетов седьмой год подряд. Огромное полотнище со слизеринской змеёй заняло почти всю стену позади стола преподавателей. Когда Гарри появился в дверях, сначала все замолчали, а потом заговорили все разом. Он проскользнул на место за гриффиндорским столом между Роном и Гермионой, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на встающих, чтобы поглазеть на него, учеников. Невилл, который все эти дни ни на шаг не отходил от Эвергрина, пожирал всех троих взглядом. Тут поднялся Дамблдор. Гомон тут же стих.
— Итак! Завершён ещё один учебный год! — провозгласил радостно ректор. — Но позвольте мне, по-стариковски, прежде, чем все мы вонзим зубы в великолепные яства, произнести небольшую речь. Что за год у нас был!.. Смею только надеяться, что ваши головы немного наполнились, по сравнению с тем, что было. Ну, у вас впереди целое лето, чтобы проветрить их как следует до начала следующего года. А теперь, как я понимаю, пришло время подвести итоги соревнования за Кубок факультетов. Ситуация такова: на четвёртом месте — Гриффиндор с трёмястами двенадцатью баллами. На третьем — Пуффендуй, с трёмястами пятьюдесятью двумя баллами. У Когтеврана четыреста двадцать шесть очков, и у Слизерина — четыреста семьдесят два.
Ураган воплей восторга и аплодисментов вознёсся от стола Слизерина. Гарри мог видеть, как Драко Малфой лупит кубком по столу — и это было для него удручающее зрелище.
— Да, да, хорошая работа, Слизерин, — произнёс Дамблдор. — Тем не менее, последние события также должны быть приняты во внимание.
Шум опять стих. Улыбки слизеринцев чуть пригасли.
— Итак, — продолжил Дамблдор, — тут у меня есть несколько поправочек с баллами… Дайте-ка взглянуть… Да! Во-первых, мистеру Рональду Уизли…
Рон залился багрянцем, напоминая редиску, подгоревшую на солнце.
— …за самую выдающуюся шахматную партию в Хогвартсе за последние несколько лет, я присуждаю Гриффиндору пятьдесят очков!
Овации Гриффиндора взлетели к заколдованному потолку, заставив мигать на нём все звёзды. Было только слышно, как Перси кричал другим старостам: «Да-да, знаете, это мой брат! Мой младший братишка! Он справился с гигантскими шахматами МакГонаголл!»
Наконец, снова всё стихло.
— Во-вторых, мисс Гермионе Грэнджер, за холодную логику, победившую пламя, я присуждаю Гриффиндору пятьдесят очков!
Гермиона моментально спрятала лицо в ладонях. Гриффиндорцы в жутком волнении то вставали, то садились на скамейки, ведь добавилось уже сто очков!
— В-третьих, мистеру Гарри Поттеру… — сказал Дамблдор, и весь зал окутала полная тишина, — …за истинное самообладание и отчаянную храбрость, я присуждаю Гриффиндору… шестьдесят очков!
Шум поднялся просто оглушительный. Если кто-нибудь был в состоянии в таком гвалте заниматься арифметикой, он понял бы, что Гриффиндор имел теперь четыреста семьдесят два балла, ровно столько же, сколько и Слизерин! До Кубка было рукой подать, и если бы только Дамблдор дал Гарри всего на одно очко больше!..
