– Глупец, – рассмеялась Жоржетта и пальчиком щелкнула Мишеля по носу.

– Ты бы видела Бакунина! Настоящий медведь. Какая силища! В ресторане съедает трёх осетров за один присест! Он…

– Погоди, так всё-таки где деньги? – спросила Жоржетта.

– Деньги… Вот в этом-то всё и дело… Денег за бриллианты оказалось совсем не так много, как казалось. Бакунин, осетрина… За неё в Париже дерут просто немыслимые деньги… Гусары из полка… – Не мог же я показаться перед ними скрягой… И эти попойки, пирушки…

– С девицами и актрисами, – подхватила Жоржетта.

– Ну что ты, какие актрисы, Жоржетта? Все эти гусары только и думают о том, чтобы с утра до вечера махать саблями. Их вот-вот отправят на какую-нибудь войну. Поэтому я и покинул полк. Понимаешь, я каждую минуту думал только о тебе. Ты представить не можешь, как я страдал без тебя. В этом чёртовом Париже кредиторы не дают свободно дохнуть. Знаешь что, любимая? Давай уедем в Россию. Бакунин уверял меня, что в Петербурге и в Москве кредиторов даже не пускают в приличные дома.

– В Россию? – сморщила прелестный носик Жоржетта. – Там холодно… Даже Наполеон чуть не замёрз в России.

– В России не везде холодно. Это в Сибири ужасные морозы. Просто Наполеон, когда сжёг Москву и возвращался во Францию, заблудился, пошёл не той дорогой и попал в Сибирь. А там полно казаков. Но казаки в бараньих тулупах, им холод нипочём.

– Мы с тобой клялись друг другу бежать в Америку, как Манон и де Грие.

– Если мне удастся сделать то, что я задумал, то бежать придётся в Россию или в Америку, – главное, подальше от Франции.

– Что же такое ты задумал, после чего нужно бежать? Неужели обвенчаться со мной? – усмехнулась Жоржетта.

– Конечно, прежде всего мы обвенчаемся…

– Вот как! А ты потом не сбежишь?

– Только вместе с тобой. Но сначала нужно разобраться с деньгами Ротшильда.

– При чём здесь деньги Ротшильда?

– Видишь ли, пока Мишель Бакунин был в Париже, он мне всё объяснил.

– Где же он теперь?

– В тюрьме.

– Миленькое дело.

– Он поехал в Германию, чтобы начать там революцию. Но немцы ничего не понимают в революциях. Они арестовали его и выдали русскому царю. А русский царь терпеть не может Бакунина за его познания в философии. Вот он и посадил его в каземат. Но я хорошо запомнил всё, что мне растолковал Мишель.

– И что же он тебе рассказал?

– То, что собственность есть кража. Любая собственность – это результат несправедливости. А деньги – это всемирная всеобщая собственность. И то, что у одного их много, а у другого в кармане пусто, – вопиющее безобразие. А священная обязанность философа Бакунина, и моя вместе с ним, – бороться по мере сил и возможности с несправедливостью, чего бы это ни стоило. В философии…

– Дружочек, я ничего не понимаю в философии. Да и не хочу понимать. Скажи, что ты задумал? – перебила Мишеля Жоржетта.

– Всего лишь восстановить справедливость. Во Франции у всех французов есть сколько-нибудь денег. А вот у Ротшильда у одного денег больше, чем у всех французов. Ротшильд даже не француз. Кто он такой? Откуда явился в Париж? Еврей из Франкфурта. Он приехал налегке, в почтовой карете и совсем без денег, еще при Наполеоне. А теперь у него много денег. Каким образом они у него появились? Я двадцать пять лет прожил во Франции и у меня почему-то нет никаких денег. Деньги, как и собственность, есть кража. Значит, Ротшильд попросту украл деньги у меня, у остальных французов. Я – маркиз. Мои предки сражались за короля. В гусарском полку я лучше всех владею шпагой. Предположим, я вызову этого Ротшильда на честный поединок и пусть деньги достанутся тому, кто победит, что мне ответит Ротшильд? Поступит ли он как настоящий мужчина?

– Он укажет тебе на дверь. А если ты будешь настаивать, вызовет полицию.

– В том-то и дело! Нужно, как и говорил Мишель Бакунин, действовать по-другому!

– Как?

– Я всё придумал. Ротшильд купил себе роскошный особняк, который когда-то принадлежал Талейрану. Это настоящий замок на рю Сен-Флорентин. Я возьму с собой несколько молодчиков. И навестим господина Ротшильда поздним вечером… Наш визит ему конечно же не понравится. И он обратится в полицию. Но сторожей и слуг, и его самого мы свяжем покрепче, а за ночь успеем уйти подальше от Парижа. Вот тогда нам с тобой и надо будет решить, куда направиться – в Америку или в Россию.

– Понятно, – сказала Жоржетта, – сначала ты, негодник, сбежал от меня. Потом похитил и прокутил бриллианты Виженов. Потом дезертировал из полка. А теперь решил стать грабителем.

– Жоржетта, милая, прелестная, я сбежал, но ведь я вернулся. Ты думаешь, было бы лучше, если бы вместо того, чтобы прокутить бриллианты старухи Вижен, я женился на её глупой внучке? Или отправился с полком на какую-нибудь войну и меня убили бы, и ты проплакала бы свои самые красивейшие в мире глаза? Или, может, справедливо то, что этот Ротшильд живёт в Париже, в роскошном особняке, а я, маркиз, должен ютиться в полуразвалившемся замке? Да, я негодник, обманщик, похититель, дезертир и грабитель, но есть одно обстоятельство, которое оправдывает все мои грехи и преступления.

– Какое же это обстоятельство? – игриво спросила Жоржетта.

– Я люблю тебя больше всего на свете! – Мишель приподнялся и обнял Жоржетту.

– Клянёшься?

– Клянусь.

– Ну если ты не врёшь… И можешь доказать это на деле…

Мишель тут же доказал на деле, что он любит Жоржетту больше всего на свете. И она поверила милому, неотразимому, желанному Мишелю.

После убедительных доказательств Мишель и Жоржетта лежали рядышком, целомудренно укрывшись простынёй, похожие на двух ангелов, спустившихся с небес и задумавшихся о благих делах.

– Знаешь, не нравится мне твоя затея, – задумчиво сказала Жоржетта.

– Ты думаешь Бакунин не прав? – отозвался Мишель.

– Может быть и прав, если он философ, – продолжила Жоржетта, – только деньги Ротшильд вряд ли хранит в особняке на рю Сен-Флорентин.

– А где?

– В банковской конторе. В сейфах под надежными замками. В особняке вам достанется мелочь, побрякушки и кое-какие драгоценности. А когда вы начнёте их продавать, полиция вас всех переловит. Большие деньги – миллионы – сейчас держат в акциях.

– Курс акций может упасть, и они сгорят или лопнут, как у старухи Вижен.

– Это у старухи Вижен курс может упасть. У Ротшильда он не падает.

– Верно, я слышал, что Ротшильд сам повышает и понижает курс. У него везде люди, от которых это зависит, он всем им приплачивает. Но как они это делают?

– Прошли те времена, когда грабили на большой дороге со шпагой в руке и вытрясали из проезжего купчишки золотые монеты. Теперь людей обирают на бирже.

– Но как?

– Не знаю. Тут нам не обойтись без дядюшки Сангена.

– Кто это?

– Мой двоюродный дядя. Ему уже больше девяноста лет. Когда-то он отрекся от титула маркиза. Был в свите Наполеона. Живым вернулся из России. Обнищал. Но потом дела его поправились. Сейчас у него свой особняк в Париже. Не такой, как у Ротшильда, но свой маленький особнячок. Я его наследница. Правда, он говорит, что проживёт сто двадцать лет. И это похоже на правду – выглядит дядюшка лет на пятьдесят. А зарабатывает он на советах.

– На советах?

– Он дает советы и берёт за это деньги.

– Интересно, сколько стоит совет?

– Смотря какой. У дядюшки голова, как библиотека. Он знает всё. А главное – все тайны, все слухи. За некоторые советы он, наверное, требует много. Но и по мелочи тоже. Например, он то и дело, почти каждую неделю, выдает меня замуж, а с женихов получает по тысяче франков.

– Как это?

– Он заказал мой портрет и повесил у себя в кабинете. Каждый день у него посетители. Богатые холостяки спрашивают: кто это? Дядя отвечает: племянница, маркиза, свой замок, правда, в глуши, имение почти не даёт дохода, мечтает выйти замуж, могу познакомить, но ничего не обещаю. И получив с желающего тысячу франков, везёт ко мне. Я, помня о тебе, негоднике, отказываю. На следующей неделе – опять гости. А ведь я, между прочим, могла бы и замуж выйти. Он ко мне и герцогов привозил, и богачей, таких, как твой Ротшильд.