– Только не уходи от нас, – причитала Весна. – Боги помогут тебе, духи излечат, ты только крепись, родимый.

Шли дни, бежали недели. Осень позолотой окрасила деревца да травы. Жители деревни прощались с летом, благодарили Богов за урожай, закатывали пиры в их честь. Столы ломились от кушаний, каждый приносил что-то свое, кто пироги, кто яблоки, кто каши разваристые, но особое место занимала медовуха, сей напиток согревал душу и веселил голову. Люди плясали у костров, пели песни предков, рассказывали легенды древние.

И только Искра с Весной не знали продыху, они не пели, не плясали – все за отцом ухаживали. Благомир совсем плохой был, держался из последних сил, переломанные кости срастались медленно, раны заживали тяжело. Порой казалось, что вот-вот и умрет кормилец, ан нет, Благомир обладал стойкостью духа, каждый день молился Богам, просил продлить его дни, поскольку семью бросать права не имел.

Однажды к ним пожаловал Судимир с сыном, опечалился старейшина, когда узнал, что лучший охотник его деревни того и гляди отойдет в мир иной. Седой старец вошел в горницу, поклонился хозяевам дома:

– Здравия желаю, – молвил Судимир. – Вот пришел проведать главу семейства вашего.

– Здравица и вам, старейшина, – поклонилась Искра. – Пойдемте, он в светелке лежит.

Отец пошел навестить охотника, а Отай остался у дверей, ясно дело кого дожидался. Весна в это время в курятнике хозяйничала: курам просо насыпала, соломку поменяла да яйца в корзину собрала. Как закончила с делами, вышла из оного и к дому направилась. Совсем у девицы настроения не было, за отца переживала, а когда Весна серчала, то к ней боялся подойти даже самый храбрый парень на деревне. Она могла и по лбу граблями заехать или и того хуже – крапивой отхлестать.

Глядит девица и глазам не верит, на крыльце Отай стоит, улыбается, тут ее аж перекосило, но коль то был старейшины сын, Весна решила не буянить, а молча мимо пройти, да скрыться в трапезной поскорее. Но не тут-то было, парень проворнее оказался и, спрыгнув со ступеньки, встал напротив, преградив путь:

– Доброго дня тебе, красавица, – заговорил Отай.

– Кому доброго, а кому и не очень, – пробурчала Весна и хотела оттолкнуть охальника, но тот как скала врос в землю и ни на шаг не сдвинулся. – Чего застыл? Пусти в избу.

– А ты вруша, оказывается.

– Что? Да кто ты такой, чтобы поносить меня? – пуще прежнего завелась дева.

– Обещалась со мной погулять, но так и не пришла. А я ведь ждал, полночи прокуковал у калитки.

– Не смогла я. Отца израненного привез Светех, не до гуляний было, – немного отошла Весна, все-таки прав Отай, не выполнила она обещания.

– Знаю, пусть поправляется. Отец вон, испереживался весь.

– Так и быть, живи окаянный, – слегка улыбнулась Весна.

– Токмо ты не думай, что я забуду обещанное. Все равно погуляешь со мной.

– Кикимора тебе в спутницы, я за папенькой хожу, нет у меня времени.

И на этот раз Весна ухитрилась, проскочила-таки мимо ухажера, а Отай лишь рассмеялся. Веселила его гордячка, но вот как смотрел он ей в глаза, то в животе аж крутило, так и хотелось схватить девицу и прильнуть к ней устами. Пропал парень, совсем пропал.

А пока молодежь на улице беседы вела, Судимир ругал Благомира за гордыню и самодовольство изрядное:

– Покой ты в чащу подался? Там медведь правит, ему сам Велес благоволит. На шкуру позарился! – стучал подогом об пол старейшина в сердцах. – Вот и наказал тебя Велес, наслал духа своего, тот и поквитался. Знамо дело, в медвежье место хаживать не велено. Священная то земля, али ничему тебя предки не учили?

– Прости, Судимир дурака окаянного, – тихо молвил Благомир. – Злой дух видать попутал.

– Знай, охотник, есть звери на коих ходить богами позволено, а есть запретные, их духи берегут. Молись теперь, каждый день молись, чтобы простил тебя Велес и не пришел по твою душу.

– Молюсь, Судимир.

И тогда старейшина сменил гнев на милость, положил могучую руку на плечо охотника:

– Ладно, ладно. Крепчай, сил набирайся, ты и семье нужен, и деревне. Светех стар уже, ему бы только молодых словом учить, ты же можешь делом помочь.

– Благодарствую за заботу и за советы мудрые, – Благомир положил поверх его руки свою.

– Ну, бывай, охотник.

Судимир, кряхтя, поднялся и уж к двери направился, но вдруг остановился:

– Чуть не запамятовал, – посмотрел он лукавым взглядом на Благомира. – Мой Отай-то вернулся, теперь невесту ищет. И знаешь, кого себе в жены прочит?

– Никак Весну? – усмехнулся охотник.

– Ее, голубушку, ее.

– Ну, коль девица не супротив будет, породнимся.

– Твоя дочка норовом обладает, упрямая, лихая. От нее полдеревни молодцев чуть ли не плачет, – засмеялся Судимир. – Ты уж с ней построже, девушка она хорошая, добрая, но ей отеческое слово нужно. Так и в девках остаться можно, негоже это.

– Согласен, – покивал Благомир.

Судимир ушел, а как дверь за ним закрылась, к отцу подошла Весна. Она села рядышком, накрыла его теплой шкурой и запела. Любил охотник песни предков, а петь Весна умела, да так, что даже слезы лились от голоса столь чудодейственного.

И опять потекли дни, месяцы сменяли друг друга, вот уж и первый снег выпал, за ним стужа пришла. На сей раз, Весна сдержала обещание когда-то данное Отаю, она вышла погулять с ним, после они стали видеться чаще. Искра радовалась за дочь, Благомир тоже не противился их свиданиям. Пусть молодые радуются жизни, глядишь, по весне и свадебку сыграют.

Отай хорошим парнем оказался, возлюбленной угождал, заботой окружил. Весне нравился молодец, но счастья она не чувствовала, не хватало ей леса, охоты. Да зима еще выдалась снежная, морозная и в лес-то не сунешься. Но все же выгадывала девушка деньки, седлала гнедого и уезжала в поля, там можно было на какую-нибудь птицу поохотиться, али на зайца. Вот тогда ее сердце радовалось, душой Весна отдыхала. Возвращалась всегда с добычей, отец дочку хвалил да нацеловывал, а мать сетовала, мол, хватит уже не девичьими делами заниматься, пора и о свадьбе задуматься.

Весне Отай пришелся по душе – умный, красивый, силой наделен богатырской, чего еще боле желать? Не жених, а отрада. Но девица не торопилась давать согласия на союз, боялась свободу потерять. Ведь кто знает, как новоиспеченный муж себя после свадьбы поведет? А вдруг дома за веретено посадит? И такое бывало с девицами, обещались женихи во всем потакать, а как мужьями стали, то и позабыли все обещания, укротили жен, те и помалкивают, гневить не хотят. К тому же Отай тоже характер имел непростой, а что будет, ежели рядом с костром вместо кадки с водой, соломы положить? Мигом вспыхнет! Того Весна и опасалась.

Своими переживаниями она всегда с отцом делилась, но Благомир ее успокаивал, все-таки по молодости тоже горячим был, а как встретил Искру, так и позабыл про все на свете. Жена умела его успокоить, ибо женщиной была мудрой. Вот и Весна должна уметь влиять на мужа, не разжигать ссор, а наоборот – гасить на корню, тогда оба познают счастье. Девица же слушала, кивала, но в уме свое держала. Характером ее Боги наделили особенным, воинственным, поэтому не верилось девушке, что сможет она совладать со своим норовом, какой уж там еще и мужа успокаивать, самой бы не сгореть Финистом.

Но было еще кое-что, что терзало душу девичью – чудище, которого отец повстречал на охоте. Кем оно было? Богом? Духом? Но ежели духом, то каким? Кому оно служило, кому подчинялось? Весна уже давно мучилась от незнания, ей хотелось вызнать у отца хоть что-нибудь о той роковой ночи, но дева боялась бередить воспоминания. Тем более, с той поры Благомир очень плохо спал, мучили его дурные сны, отчего он кричал, а после вскакивал в холодном поту и оставшееся время ночное приходил в себя. Однако желание пересилило страх, и Весна как-то вечером подошла к отцу:

– Отец? – несмело обратилась она.

– Слушаю, доченька.