Саша с самого начала урока литературы хотел в туалет. Мама обычно советовала ему сходить на дорожку перед выходом в школу. Она всегда вспоминала, как в детстве он удивлённо спросил: А на какую дорожку? И показал на коврик в прихожей. У мамы утром случился приступ с печенью  и она осталась на больничный.

Саша заёрзал на стуле. Его маленький Бен напрягся. Соседка по парте Катя Борисова уже несколько раз неодобрительно посмотрела в его сторону. Катя считалась примерной девочкой. Лишь иногда она позволяла себе порисовать на задней обложке. Красной ручкой она выводила цветочки, а синей в несколько этапов нарисовала Дональда. Вчера Катя сказала Саше, что её отец настройщик пианино и зарабатывает приличные деньги, можно сказать не работая. Саша подумал, что его маме пригодился бы такой же папа.

Саша поднял руку.

– Что тебе, Перепёлкин? – спросила Наталья Николаевна.

– Наталья Николаевна, можно выйти?

От неуверенного движения рукой мальчик сдвинул учебник по литературе и зелёную тетрадку для самостоятельных работ. Наталья Николаевна посмотрела на овальные наручные часы. Если бы до конца урока оставалось меньше  пятнадцати минут, она бы сказала нет. Но до конца урока ещё минут двадцать пять.

Хорошо, Перепёлкин. Выйди.

Саша вылез из-за парты и споткнулся о ранец с изображением огромного карандаша и тетради. Ранец охнул от удара ногой. Андрюха Пекарин прошептал с задней парты

– Кулёма. Смотри не свались.

Саша поставил ранец на место. Подвесить его было нельзя, потому что ручка ранца оборвалась. Брат Петя обещал замотать её чёрной изолентой, но нашёл, наверное, ей более удачное применение. Смастерил бомбочку или обмотал широкую батарейку и соорудил фонарик. Мама пыталась зашить ручку ранца нитками, но сломала две иголки.

О новом портфеле можно было только мечтать. Мама воспитывала их одна. Папа жил с другой семьёй и от него  раз в месяц приходили «приветы». Бланки желтоватой бумаги с переводом, который мама потом получала на почте. Алименты. Плохое оправдание плохого отца, – говорила мама.

Саша старался смотреть под ноги. На ногах красовались серые сандалии с отверстиями в виде цветочков. У сандалий тоже порвана лямка, но тут маме удалось зашить синими нитками. Можно было найти дома и серые, под цвет сандалий, но в их однокомнатной квартире всегда царил беспорядок. Бардак уничтожался по  воскресеньям. Они с братом побаивались этого дня. Во время генеральной уборки мать могла наорать, что они свиньи и всю неделю «зарастали грязью».

Саша толкнул дверь из класса, и вышел в пустую рекреацию.   Дверь с номером «6» закрылось с мягким звуком. Номерок снаружи был прикручен огромным шурупом, закрашенным белой краской, как и вся дверь. Пыль в рекреации после последней перемены уже улеглась. Стулья, сцепленные  между собой как близнецы стояли в покое. Во время перемены мальчишки, особенно Андрюха Пекарин, подбегали к стульям и грохали сиденьями. Бывало на шум являлась завуч Елена Семёновна. Она ругалась и огромная копна рыжих волос тряслась в такт её словам.  Все дети боялись завуча. С некоторых пор даже само слово «завуч» внушало Саше страх. Замучу – слышалось ему в этом слове.

Как то раз Саша так разбесился, что начал приплясывать вокруг Коли Новгородцева. Плясал, даже когда прозвучал звонок и нужно было идти на урок. Ребята ничего не слышали. В восторге от перемены они обзывали друг друга

– Придурок!

– Кретин!

– Гандошка!

– Глиста в скафандре!

– Инфузория туфелька!

Они башали друг друга и вдруг появилась Елена Семёновна. Копна рыжих волос гневно раскачивалась. Как же они тогда перепугались. Думали, что их обязательно выгонят из школы, но обошлось.

Саша шагал по рекреации. Туалет находился дальше по коридору. Слева со стены смотрел Гена с гармошкой. Рядом торчал Чебурашка. На заднем фоне высилась мрачная фигура Шапокляк. Если бы у неё вместо шляпы были рыжие волосы, она бы походила на завуча.

Светили дневным светом большие окна. На железных стойках росли цветы в горшках.  На стене, за которой скрывался туалет для мальчиков, улыбался и разводил руками Леопольд. Ну, вы всё ещё считаете меня подлым трусом? – говорила его примерно-прилежная физиономия.

Саша зашёл в коридор. Кругляши белых ламп под потолком не светили. В отличие от всех дверей на первом этаже, у туалетной не имелось номера. Будет жутко неловко, если какая-нибудь женщина зайдёт по ошибке.

Мальчик спешно проскользнул внутрь. Он увидел вахтёршу. Федотична была ещё страшнее завуча. Ходили слухи, что Федотична  ворвалась в туалет и один из мальчишек написал в штаны. Видимо спрятал своего маленького Бена, продолжая писать.

На стене висело три  умывальника. В ближнем капала вода.  Зеркала в туалете мальчиков не было, а вот в девчачьем было. Андрюха Пекарин раз забежал туда и всё как следует осмотрел. Мальчишкам было интересно, увидел ли он там девчонку с задранной юбкой?

– Девок там не было. Унитазы у них такие же как у нас. Везде чисто и над умывалками висит зеркало, – сообщил Андрюха.

Саша зашёл во второе помещение. Очень не хотелось, чтобы когда он пустит струю, зашла  Федотична. Для старухи не существовало закрытых дверей. Как не существовало закрытых дверей для мамы и бабушки Саши. Если они считали, что он засиделся в туалете,  то нужно было следить за дверью. Однажды он обиделся и не хотел выходить, так мать дёрнула дверь и выдрала защёлку.

– А вдруг ты здесь умер? – сказала мама красная от злобы.

Саша тогда весь сжался на домашнем унитазе. Он осознал, что умереть за закрытой дверью мама ему не даст.

Мальчик расстегнул три пуговицы ширинки. Самая верхняя должна была оторваться, и нужно будет попросить маму пришить пуговицу или сделать это самому. Бена аж щимило от напряжения. Ещё немного и его разорвёт от мочи. Саша вытащил Бена  и поглядел в сторону двери. Звук цинкового ведра Федотичны раздался совсем рядом. Быстрее же! Он посмотрел вниз, ожидая увидеть струйку  жидкости.

Разум перекрыл маленького Бена. На унитазе лежала картонка с надписью «не работает!».  И на двух других унитазах тоже лежали квадраты бумаги. Почерк был корявый. Так могла писать только Федотична. И, кажется, она только что вошла в туалет. Предательский звук открывшейся двери и поставленного на пол ведра.

Мальчик запретил маленькому Бену писать. Теперь тот напоминал маленькую пиявку, накачанную кровью. Саша буквально вдавил его внутрь ширинки. Плевать, что кожицу зацепило, главное, чтобы старуха не видела.

– Вот ненормальный что ль? – спросила Федотична, заходя в туалет. – Что ж ты ссат? Не стыдно?

– Я не хотел. Я просто посмотреть зашёл, – сказал Саша.

На Федотичне красовался чёрный халат  со здоровенными карманами. Левый оттопыривал веничек, которым делают побелку. Пожалуй, если Федотична разозлится, она этот веничек может запихать в глотку.  Глаза Федотичны колючие, как у бабушки, когда она охраняет грядки с земляникой. Вахтёрша  громыхнула ведром, сбоку которого висела огромная тряпка, похожая на смятые школьные штаны.

Саша подумал, что количество его грехов в школе достигает пика. Сначала завуч, теперь вахтёрша.  Может маме сразу рассказать? Ага! Расскажи, как Федотична чуть не увидела маленького Бена.

– Чего стоишь? Не ссат он. На ширинку посмотри, –  Федотична ткнула пальцем вниз.

Саша отскочил. Из ширинки предательски торчал уголок белой рубашки. Мальчик застегнул пуговички и отодрал таки верхнюю. В горле зажгло обидой. Саша выскочил из туалета. За дверью послышалось, как старуха грохнула ведром и вылила воду в унитаз.

Маленький Бен пульсировал болью. Его жгло, как у больных половыми болезнями людей. Про них они читали с Петей дома в большой медицинской энциклопедии. Саша глянул в сторону туалета девочек. Может, сходить туда? Ага, старуха ведь  нагрянет и туда. Вообще, вдруг там на унитазе сидит девочка? Или, ещё хуже, учительница?