Здоровый образ жизни может обеспечить долголетие, а Юрий Павлович очень об этом заботился. В отличие от Дениса Павловича, который тоже мечтал прожить на свете как минимум лет триста, но вряд ли этого добьется. А вот Юрий Павлович – это еще вопрос…

Денис Павлович не застал брата дома и с облегчением вздохнул. Можно хоть поужинать как следует, без нравоучений о том, что самые неистребимые народы мира питаются грубой клетчаткой, то есть овощами и простым вареным рисом, и за счет этого побеждают немощи и – самое главное – старость. А ну и пусть себе побеждают. Денис Павлович любит покушать чего-нибудь пряненького, жирненького, остренького, жареного. Вон кавказские старики тоже выглядят весьма боевито, а ведь едят то, от чего впору непривыкшему человеку на стенку полезть – от их приправ «погоряее» скорчится в агонии любой микроб.

В холодильнике как раз есть бутылочка минеральной воды, а в духовке – жаркое, от аромата которого приходишь буквально в невменяемое состояние. Денис Павлович отрезал себе хлеба, не скупясь наложил мяса в тарелку и приготовился поужинать в спокойной обстановке, как именно в этот момент послышался звук отпираемой двери и звон ключей, и в квартиру вошел младший брат. Он увидел свет на кухне и заглянул туда:

– Добрый день, Денис.

– Добрый. Ты сегодня недолго.

– Да, сегодня был удачный день. Как всегда. Просто я успел сесть на автобус и доехал быстрее.

– Будешь ужинать? Садись.

– Да, у меня с утра остался мой салат.

Денис Павлович брезгливо скривился:

– Не понимаю. Ты по вечерам едва прикасаешься к еде, и предпочитаешь подножный корм. Как можно с такой едой быть сытым…

Юрий Павлович засмеялся:

– Не хлебом единым… Не жди меня, ешь, я пока еще схожу переоденусь.

В одежде он был так же подчеркнуто прост. Носил только вещи из натуральных тканей – шерсти, хлопка, льна, шелка. Никаких кричащих, вызывающих оттенков, предпочтение отдавалось черному и иногда белому цветам. Он не отличался элегантностью или изяществом, но в нем было и что-то привлекательное, прежде всего уверенность в себе и спокойствие. Он был на пять лет моложе Дениса Павловича, но значительно превосходил его в росте и физической силе. Кроме того, он был очень худощавый и смуглый – темный цвет кожи он приобрел также во время странствий по Индии. У него при этом были очень светлые прозрачные глаза, составлявшие разительный контраст с цветом лица и темно-русых волос, которые были подстрижены очень коротко и от этого торчали, как щеточка. Седина у него была только на висках, так называемая «благородная седина», высокий лоб с залысинами свидетельствовал о недюжинном уме, чем он также отличался от своего брата. У того уже добрая половина волос поседела, от чего он казался серым, непонятной масти, и лоб у него был маленький, что, по его собственному мнению, не мешало ему проворачивать делишки с обезьяньей ловкостью.

Когда Юрий Павлович появился на кухне в домашней одежде и достал из холодильника миску с салатом, его брат уже закончил есть и взялся за просмотр газет.

– Что пишут? – поинтересовался Юрий Павлович.

Денис Павлович поморщился:

– К сожалению, ничего хорошего. Я это предвидел, если хочешь знать, но все-таки надеялся, что события не будут развиваться таким печальным образом.

– Что случилось?

– Пока ничего.

– Тогда откуда такой пессимизм?

Денис Павлович свернул газету и положил ее рядом с собой.

– Юра, очень скоро нас ждут большие перемены. Так получилось, и я сам этому удивляюсь. Москва к ним уже готова. Правда, власти на местах так привыкли к нашему консерватизму, что в эти перемены не верят, но клянусь, им придется испробовать их на своей шкуре, и им это, ручаюсь, не понравится. Мне это уже не нравится.

Юрий Павлович налил себе стакан молока и приступил к еде.

– Ах, ты про политику… – протянул он. – Я-то было подумал, что у тебя тут возникли проблемы, что-нибудь с твоей школой моделей или в банке… А почему тебе не нравятся большие перемены? Во времена смут и передела собственности можно стать миллиардером, а ты как раз умеешь это делать.

Денис Павлович вздохнул:

– С одной стороны, ты прав, конечно. Но я по натуре не игрок, Юра. Если начнется смута, я сделаю все, что в моих силах. Стремлюсь-то я не к этому. По мне – так намного лучше стабильность, и чтобы никакой текучести кадров, чтобы можно было быть уверенным в себе и в людях, с которыми работаешь, да и в деньгах, которые получаешь.

Юрий Павлович пожал плечами:

– Ну, уж деньги-то тебя не должны беспокоить. Меняется рубль, а не доллар, к счастью.

– К тому же, в ожидании и такой вот неуверенности теряешь столько времени!

– Вот это уже ближе к истине. Но я бы не стал на твоем месте так переживать. Времена изменятся, и ты наверстаешь упущенное.

– Может быть.

– Не может быть, а точно.

Поужинав без особого аппетита, Юрий Павлович вернул остатки салата в холодильник – хватит утром позавтракать. Запил ужин молоком и прополоскал стакан. Денис Павлович следил за ним не отрываясь и завидовал его невозмутимости и хладнокровию.

– А у тебя как дела? – спросил он. – Все в порядке?

– В полном порядке. Сегодня звонили из Москвы, из общества любителей философии и религиозных наук. Им нужна для пропаганды брошюра, и они мне предложили ее написать.

– Ты согласился?

– Разумеется. Пообещал, что к лету перешлю, или привезу материал сам. У них есть свое издательство, и они уже завтра вышлют мне щедрый аванс.

– А что тебя удивляет? У тебя же – имя! Поэтому мне странно, что они высылают тебе только аванс, а не весь гонорар целиком.

Юрий Павлович засмеялся:

– Было бы неплохо! Знаешь, я люблю сочинять вещицы для таких глупцов. Причем чем запутанней ты выражаешься, чем больше напускаешь туману, тем выше ценится этот бред, и все скачут вокруг него в восторге – ах, какой шедевр, какая тонкость восприятия, какая глубина мысли. Наследник Платона, не иначе. O tempora, o mores!

Денис Павлович изумленно округлил глаза:

– Чего, чего?

– Неважно. Люди измельчали, Денис. Иногда мне хочется уехать в Индию навсегда, затеряться там и без помех изучать все то, что мне так интересно.

– Ты ведь уже все изучил.

Юрий Павлович покачал головой:

– Нет, Денис, все изучить… возможно, наверное, но не в моем случае. Ты не поверишь, иногда я погружался в такие знания, что мне становилось страшно – казалось, я действительно вот-вот перейду в другое измерение, как Будда.

Денис Павлович перестал что-либо понимать в разговоре и поднял насущную тему:

– Я слышал, о тебе снова спрашивал Тимофеев.

Юрий Павлович пренебрежительно манул рукой:

– Брось, Денис. Что может сделать мне Тимофеев? Он не из самых властных наших чиновников, скорее из слабых звеньев горьковской администрации, потому что не способен пройтись по трупам. Он спрашивает обо мне, потому что ко мне ушел его сын. Единственный, заметь, сын. Парень этот – чрезвычайно ценный для меня кадр. Отец в панике, боится лишний раз дохнуть, чтобы чадо окончательно не ушло из дома. Потому и собак на меня он спускать не будет, иначе сынишку загребут вместе со всеми нами, а кому хочется своего ребенка приносить в жертву идее? Нет, Денис, пока тимофеевский отпрыск у меня, я в полной безопасности, Тимофеев еще и сам же позаботится, чтобы нас не побеспокоили. У меня развязаны руки.

– Значит, он у тебя что-то вроде заложника?

– Совершенно верно.

Они внимательно посмотрели друг другу в глаза, убедились, что правильно понимают друг друга, и засмеялись.

– Ну ладно, Денис, спокойной ночи. Пойду к себе, прикину план брошюры, которую мне заказали. До завтра.

– Спокойной ночи, Юра.

Они разошлись по комнатам. Юрий Павлович сначала зажег палочку вербены и воткнул ее в стаканчик. Затем опустился на специальный коврик и принялся медитировать, очень медленно произнося какие-то слова. Он знал свою силу и берег ее. Занятиям йогой он посвящал значительную часть своего времени, и не потому, что это было его хобби или придавало колорит, а потому, что в Индии собственными глазами видел, каких результатов может достичь мастер.