Если она писала про хлеб, значит, она не планировала исчезать, иначе ей было бы всё равно на то, куплю я хлеб или нет. Она сказала, что идёт на день рождения, который, как выяснилось и не должен был состояться. Наташа мне написала про какого-то Никиту, который приударил за Кристиной. Если позволить себе побыть немного параноиком, то выходит, что Кристина пошла встретиться с этим парнем, но что-то пошло не по плану и вот, она никак не появляется дома. На звонки не отвечает тоже, хотя телефон включен. Если он не выключится в течение пары дней, значит кто-то его регулярно заряжает и Кристина жива, а если выключится, то это хоть и не является фактом в пользу её смерти, но будет явным подтверждением неприятностей.

Офицер, перед тем, как меня отпустить отказался принять заявление о пропаже Кристины. С момента исчезновения должно пройти 48 часов и только тогда заявление принимают, пояснил он.

Открываю окно и закуриваю. Глубоко вдыхаю дым, набирая полную грудь до упора. Он обжигает глотку, а потом серой струёй вырывается наружу, когда я запрокидываю голову. На шкафу что-то отражает свет фонарей, мятое и блестящее, как фольга.

Я понимаю, что когда я достану этот небольшой свёрток, то пойму, что всё покатилось к чёрту в то время, когда я себя убеждал, что как раз нормально. Приношу табуретку и встаю не неё. Маленький блестящий свёрток из фольги, мятый, по краям рваный. Такое чувство, что его несколько раз уже открывали и завёртывали обратно.

Разворачиваю свёрток – несколько белых таблеток, под которыми такая же белоснежная пыль.

Глава 6 Кристина

Возвращаюсь домой. Прошла неделя с того момента, как я выписался из больницы. Меня даже никто не пытался найти. Такое чувство, что интерес я представлял только для Дениса, которого забрала на тот свет авария.

Захожу в коридор опираясь на костыль – нога всё ещё в гипсе. Что-то не так. Кристина спит, а когда я пытаюсь её окликнуть, то никак не реагирует на меня. Даже не разувшись я иду к ней, очень громко цокая костылём по полу. Тормошу – не просыпается. Она как будто под сильными снотворными. Я чувствую, что что-то здесь не так, что-то произошло… Я её вытащил из этого ада, как мне казалось, но сейчас я задаю себя вопрос и не могу на него дать ответ: а был ли это ад для неё?

Осматриваюсь – рядом с кроватью на тумбочке лежит пластинка таблеток и одной не хватает. На оборотной стороне пластики написано «Хлорпротиксен». Понятия не имею, что это за препарат, но Кристина мне ничего ни о каких лекарствах не говорила, а значит, что всё это не просто так.

Я убираю пластинку таблеток в карман и ухожу на кухню. Чай, кофе или пара банок пива, которые я с вечера убрал в холодильник. Скорее всего пиво лучше подойдёт, по крайней мере оно снимает напряжение. Ненадолго, но снимает. Потом обычно становится хуже.

Банка слегка шипит, когда я её открываю. Несколько глотков проносятся нотками расслабление по всему телу, даже нога под гипсом стала чувствовать себя немного комфортнее, хотя иногда она заставляет меня чуть ли не лезть на стену. Зуд. Нет ничего хуже ноги, которая сильно чшется под гипсом и ты ничего не можешь с этим сделать. Это похоже на то, что у тебя чешется нога, а ты сидишь на каком-нибудь важном рабочем собрании и не можешь себе позволить разуться и почесать ногу. Только в таком случае можно выйти в туалет и облегчить свои страдания, но я гипс снять не смогу ещё месяц.

У меня нет как такового перелома, но сама кость не в порядке. Она пошла трещинами и при любом давлении, особенно если я встану на эту ногу – трещины могут расползтись. Теперь мне приходится хромать в гипсе. Раньше мне казалось, что жалеть калек и инвалидов это нормально, сейчас, оказавшись в подобном положении я понимаю, что жалость к таким людям только заставляет их чувствовать себя ещё более ничтожными.

Выдыхаю дым в открытое окно и почему—то вспоминаю Кемаля. Он ведь практически отказался от меня, когда я ввязался во весь этот ад. Можно ли считать это предательством? Не думаю. Это были мои проблемы, которые я сам себе создал самостоятельно и никто, включая Кемаля не должен был ввязываться в них вместе со мной.

Я был один, бежал в своей лабиринте, который выстроил сам и благополучно заработал амнезию, забыв, где вход, а где выход. Войдя, я потерял то место, через которое вошёл и не видел для себя иного исхода, кроме как добраться до выхода и сделать всё правильно. Единственное, что помогало мне найти силы на каждый последующий шаг, который я совершал избитым, с отрезанным соском или туша сигарету о шею своего брата – это была Кристина. Именно сама мысль, что её надо спасти была моим стимулом, который помогал всегда вставать на ноги и несмотря ни на что бороться.

Из комнаты доносится шум – кажется Кристина проснулась. Она медленно заходит на кухню и останавливается в дверном проёме. Карие глаза смотрят на меня сквозь волосы упавшие на лицо, губы шевелятся:

– Ты давно пришёл?

– Да, – я выкладываю на стол пластинку таблеток, найденных в комнате, – а это что?

– Успокоительное, – отвечает она и садится за стол напротив меня. – Ты думаешь так легко слезть с той дряни, на которую меня там подсадили?

– Тебе нужно к наркологу…

Звонит телефон, я открываю глаза и обнаруживаю себя лежащим на кровати. Никакой кухни, таблеток и Кристины. Номер скрыт, я отвечаю:

– Да.

– Привет Артём, ты помнишь меня?

– В смысле? Вы кто?

– Какая разница, а? – Человек с хриплым голосом смеётся.

– Большая, ты кто?

– Я тот, кто поможет тебе получить Кристину обратно, Артём. Ты ведь любишь Кристину? – Снова смех. Денис? Нет, я уверен на сто один процент, что это не он.

– Где она? – Слышу я собственный крик.

– Погоди, сейчас.

– Что? -В трубке шорох, шаги, ещё что-то, но я почти уверен, что этот человек сейчас меня не слушает. Спустя десяток секунд я слышу женский плач, потом голос возвращается:

– Короче, сама Кристина мне на фиг не нужна, но ты пригодишься. Ты её любишь?

– Где она?

– Ты её любишь, Артём?

– Где она? Эй, ты!

– Артём, вопросы игнорировать нехорошо, ты это знаешь? Ты любишь Кристину?

– Да, люблю.

– Как думаешь, её жизнь стоит жизни плохого парня? – Снова хриплый смех.

– Что тебе от меня нужно?

– Артём, ты опять игнорируешь вопросы… Ты понимаешь, что от твоих ответов сейчас очень многое зависит? Под очень многим я подразумеваю жизнь Кристины.

– Да, стоит, – отвечаю я.

– Отлично. Ты знаешь, где находится шаурма стрит? Так вот, рядом с этой палаткой есть дом, у которого в торце стоит старый дымоход. Один из его камней выдвигается в самом низу. Там ты найдёшь инструкции для действия в пять утра. Ты понял?

– Да, – связь оборвалась.

Я понял, какой дом он имел ввиду. Это несколько шагов от моей квартиры. Выходит, он знает, где я живу… Но это не тот момент, когда всё пошло не так, когда понимаешь это, то всегда с опозданием.

Это необратимость, и она очень последовательна. В какое-то мгновенье ты проходишь этап, когда что-то начинает отклонятся от заданного курса, но незаметно, незначительно. Со временем отклонение нарастает и наступает момент, когда ты понимаешь – всё пошло не так. Радикально и бесповоротно. Ты спрашиваешь себя: а в какой момент всё покатилось к чёрту? А ответ дать не можешь, потому что его не существует. Это может быть как лишняя ложка сахара в чай или неосторожно брошенное слово, а может быть ты приехал куда-то чуть позже, чем стоило бы. И именно это минутное опоздание заложило трещину в фундаменте того дома, который ты так долго строил, вымеряя каждый миллиметр. И именно благодаря этой трещине дом в какой-то момент рушится, а ты стоишь и не понимаешь… Когда всё пошло не так? Это необратимость, которую нельзя изменить, но если принять правила игры – понимаешь, что ты можешь повлиять на исход.

Электронные часы показывают 00:01. Это тоже необратимость – никто и никогда не вернёт минуту назад ушедший день.