– А если снимет, но только голову? – спросил я.

– Ну что ж, как говориться «Вечная слава павшим героям!», – вздохнул старик, – значит планида его такая. Что делать? Да много еще бездомных королевичей по Руси Святой ошивается. Глаз да глаз за ними нужен. Мало ли что… – говоря это, дедок достал из-за пазухи обрывок газеты «Знамя Зазеркалья», (нашей войсковой газеты, межу прочим) вышитый бисером кисет, свернул огромную самокрутку и, осторожно оглянувшись по сторонам, закурил, щелчком выбив огонь из кончика указательного пальца. – Разнервничался я с вами. – Добавил он.

В небе, прямо над нами, зависла небольшая, темная грозовая туча. Дедок внимательно посмотрел на нее, сделал легкий пас левой рукой и, туча мгновенно растворилась в голубом небе.

«А почему бы и нет?» – подумал я. Где живут Кудесники? В лесах! Что они там делают? Предсказывают будущее! Почему в лесах? Не любят лишнюю суету и не страдают зависимостью от княжеских даров. Так почему благородному дону не встретить на своем пути Вдохновенного Кудесника?

– Так ты тот самый, Вдохновенный? Который, из темного леса на встречу ему…

– Кому – ему? – спросила недоуменно Кейси. – Страусы здесь причем?

– Страусы ни причем. – ответил старик. – Они в этих широтах не водятся…

– Но ты только что сказал: «Из темного леса навстречу эму»?

– Во-первых, не Эму, а ему, а во-вторых, это непереводимый русский национальный фольклор – умом тебе это не понять. – пояснил я.

– Почему – не понять? – возмутилась Кейси, – Про жен декабристов – понять, про дикий обычай пить литрами отраву за здоровье – понять, а про русских лесных страусов не понять?

– Страусы здесь не при делах. – веско сказал я.

– А кто тогда при делах? – спросила Кейси.

– Пушкин. – ответил я – Александр Сергеевич. Великий русский поэт.

– А… – лицо Кейси осветила радостная улыбка. – знаю. Евгений Онегин, Война и мир, Преступление и наказание?

– Правильно. – согласно кивнул я. Некогда было сейчас читать лекцию о русской классике. Да и бесполезно это…

– Он потомок самого Пушкина? – восторженно спросила Кейси, слегка опустив ствол автомата.

– Не прямой. – сказал я. – Но потомок.

А что вы хотите, чтобы я быстренько пересказал ей содержание трагической истории о Вещем Олеге и его несчастном коне? Я близко наклонился к мужику и тихо сказал прямо в ухо:

– Радуйся старик, ты теперь – сын лейтенанта Шмидта.

Имя революционного лейтенанта было Кудеснику знакомо, и он уже открыл рот, чтобы оспорить свое родство с таким знаменитым предком, но я, предвосхищая это, спросил:

– Раз ты Кудесник, почему не понял сразу, кто мы такие?

– Ты думаешь, Кудесник, так сразу все и видит? – спросил мужик.

– А разве нет? – спросил я. – Неужели Пушкин наврал, или скажем мягче, слегка приукрасил действительность?

– Ничего он не наврал. Это все Арина… Классику читать надо внимательно. – хмуро сказал Кудесник.

– А что ее читать, – ответил я. – Наизусть помню:

Из темного леса (тут Пушкин не соврал, лес действительно темный) навстречу ему (в смысле князю),

Идет вдохновенный (интересно, что он перед этим вдохнул?) Кудесник,

Покорный Перуну (язычник!) старик одному, заветов грядущего вестник.

Тут его князь видит и, естественно спрашивает (а какой дурак не спросит?)

Скажи мне, Кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною,

И скоро на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею?

И тут до меня дошло. Тут же ничего без специальных заклинаний не делается! Я отступил от дедка на шаг и, глядя ему прямо в глаза, с чувством продекламировал:

– Скажи мне Кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною,

И скоро ль на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею?!!!!

Честно говоря, это абсолютно идиотская формулировка. Мои соседи по общежитию в Новом Кронштадте – отличные парни из экипажа нашего корабля, и они никак не могут желать моей смерти. Экипаж летучего судна, как и экипаж подводной лодки, почти всегда отдает богу душу вместе с кораблем.

А соседи, присматривающие за моей квартирой в далеком (в очень далеком!) южном городе, чудесные добрые люди, учителя на пенсии, Иван Николаевич и Людмила Владимировна, в силу своей прирожденной интеллигентности, чрезвычайной доброты и мягкости характера, тем более не могли желать моей скоропостижной кончины вдали от дома. Но что поделаешь, правила есть правила…

Лицо деда затуманилось, растрепанная борода улеглась, и приобрела, благородный белый оттенок. Он приосанился и вроде как стал выше ростом.

– А коня? Почему коня не обещаешь? – спросил он величественным басом.

– Нету коня, – ответил я. – Сам видишь. Зачем обещать то, чего нет.

Старик на секунду задумался, согласно кивнул, пробормотав: «Да и хрен с ним, с конем. Зачем мне этот конь, морока одна», а потом замолчал и вперился взглядом в меня, словно подыскивая подходящее место для лоботомии. Именно в этот момент он и превратился во Вдохновенного Кудесника, хотя, я не заметил, чтобы он что-нибудь вдохнул.

Ох, и жутковатое это, ребята, зрелище. Высокий, мощный старик стоит, замерев как охваченный внезапным параличом телеграфный столб, а его ничего не видящие глаза, буравят твой мозг, словно плавучая буровая установка «Владимир Черномырдин» арктический шельф.

Постояв так немного, старик начал шевелить губами. Слава Богу! А то я боялся, что его прямо во время выполнения служебных обязанностей парализует, сгорит человек на работе, от перенапряжения. Боясь пропустить какие-нибудь важные сведения о своем будущем, я напряг слух по максимуму.

Кудесник сочинял стихи. Он безуспешно пытался рифмовать слова, используя чужие рифмы. Я слышал обрывки цитат из Пушкина, Есенина и даже Маяковского. Старик явно собирался немного поплагиатствовать, но у него ничего не получилось. Наконец, отведя взгляд от моего вспотевшего лба, он разродился цитатой из классика:

– Под грозной броней, ты не ведаешь ран,

Незримый хранитель могущему дан…

На этих словах он словно очнулся и лихорадочно повторяя «Незримый хранитель могущему дан…» бесцеремонно вытащил у меня из-за пазухи подарок японской принцессы. Потом оторопело уставился на второй амулет, о котором я, честно говоря, уже забыл. Странно, но в замке Педро Голубого на него никто даже внимания не обратил. Будто его и не было. А вот Кудесник увидел.

– Короче, так. – наконец сказал он, оставляя мои цацки в покое. – Нет, у меня сейчас времени стишки сочинять. Дел невпроворот. Да и не приплачивают мне за это. А у тебя, мил человек, дел полно там. – и старик махнул рукой за лес. – Первым делом тебе надо к князю нашему – Кузьме БТ-Пятому. Явишься под его ясные очи, передашь от меня привет и расскажешь все что знаешь. Долго там не задерживайся. Доложишь, сразу руби швартовы и полный вперед к своим. Там прямым курсом мчишь к Гусару и отдаешь ему вот эту хреновину. – старик ткнул корявым пальцем в висящий у меня на шее серый цилиндрик. – И поклон от меня не забудь передать…

Закончив свою непродолжительную речь, старик сунул два пальца в рот и лихо, не по-старчески, свистнул.

– Транспорт вызвал, – пояснил он. – не пешкодралом же вам топать. Время не терпит.

– Подожди, подожди, – быстро сказал я, – а судьбу предсказать: что, когда, где и почему? От чего приму смерть, чего в жизни совершу, и когда, наконец, разбогатею?

– А оно тебе надо? – спросил Кудесник. – Уверен, что хочешь знать, когда концы отдашь? А вдруг завтра?

– Но ты же Кудесник. – слабо возразил я. – Должен предсказывать…

– Кому? – воскликнул Кудесник. – Кому в этой глуши предсказывать? Медведям? Мамонтам? Носорогам мохнатым? Или ты думаешь, что здесь постоянно околачиваются разные исторические личности? И кто тебе это в голову вбил?

– Пушкин. – честно признался я.

– Меньше бы слушал Арину, дольше бы прожил. – вынес свой вердикт старик. – Тоже мне – солнце русской поэзии. Барином был, барином и остался. Арап он арап и есть. Одно слово – Эфиоп! Откуда ему знать, кто мы, Кудесники, такие. Что бабка рассказала, в то и повторил…