От напряжения Кивет погрузился в забытье. Сев на край кровати, Оуэ овладела его сновидениями.
Кивет пересекал бустиридовые заросли, окруженный туземками, собирающими мутно-голубые плоды. На лесной поляне они перетирали сиреневые семена в бесцветную пыль. Он сидел между ними, из горла рвалось пение. Беззаботное счастье раскачивало его над мхом…
Донеслась настойчивая трель теленекта, забытого в гостиной. Поляна распалась, беззаботное счастье уступило тяжелому пробуждению. Кивет двинулся на звук через спальню, залитую ярким светом Дагейтре. Отыскав теленект, он принял вызов.
– Кивет, доброе утро. – С дисплея смотрела Руви. – Вы спали?!
– Я работал до утра, – солгал Кивет.
– Какие успехи?
«Успехи? – подумал Кивет. – Никаких. Закономерностей нет. Язык обновляется, а не меняется!»
– Кивет, вы слышите меня? Вы еще не проснулись…
– Прослеживается некая закономерность. Но я не готов утверждать, что она закономерна.
Руви нахмурилась.
– Кажется, я неправильно поняла вас.
– Я говорю о справедливости обобщения закономерностей в изменениях слов, которые относятся к различным областям употребления.
– Допустим, – кивнула Руви. – К концу недели жду вас у себя. Хочу, чтобы вы поделились со мной своими мыслями. Мне нужно оценить степень вашей вовлеченности.
Кивет отложил теленект. Менее всего он был настроен терять время на бессмысленную встречу. Путешествия по Лингу – настоящие дневные и мнимые ночные – вымотали его. Он включился в бустиру. Среди ярких точек посвященных не составило труда определить блеклую точку Настры.
Настра пыталась разобраться с расходами на обслуживание рейсовых автобусов, но сосредоточиться не получалось. Сотрудники бухгалтерии создавали одуряющий шум. Она растерла виски. Перед внутренним взором возникла пустыня, среди бескрайних песков вырос космодром. Сильные руки развернули ее. Объятия Кивета нельзя было назвать дружескими, хотя он улыбался.
«Прости, Кив, я не хотела вчера вторгаться в твое личное пространство, – проронила Настра. – Ты не сердишься?»
«Я тоже рад тебя видеть, – сказал Кивет. – Или чувствовать? Какое понятие соответствует воображению?»
«Не знаю, Кив. Прости, что не пригласила к себе. Я очень устала…»
Губы Кивета прижались к ее щеке.
«Настра, хватит извиняться. Все устали. У нас есть бустиру. В ней мы свободны от усталости».
Настра покачала головой.
«Но несвободны от работы. Кивет, давай потом? Не обижайся. Спасибо, что наведался».
Связь оборвалась, оставив Кивета наедине с мыслями о неотвратимой встрече с Руви. Ему предстояло показать отсутствующую у него вовлеченность в работу лингвистического отдела.
«Наверняка Руви устроит любое мнение, – подумал Кивет. – Но у меня и на самое простое мнение не хватает знаний. Поэтому нужно выяснить закономерности обновления языка туземцев, пока действует сок бустирида. Тогда я буду спокойной пользоваться ими три года, до возвращения на Землю».
Весь путь в Сагуру бесцветный голос сверлил мозг. Затягиваясь паром из вейпора, Кивет усвоил основные понятия, чтобы правильно выражать мысли. Понятия исчерпывались сухими, не обремененными опытом бустиру вычислениями, достаточными, чтобы составить мнение. Но их не хватало для удовлетворения любопытства.
Удостоверив его личность, констебль впал в оцепенение. Кивет с планшетом зашагал по просеке, не представляя, как собирать данные. Предубежденные против колонистов, туземцы могли отказаться сотрудничать.
Только Оуэ проявляла благосклонность, что не мешало Кивету задаваться вопросом: почему туземка выделила его? В навязанных сновидениях туземцы ставили личную свободу выше привязанности и обязательств.
Над Сагуру висела тишина. Туземцы не спешили покидать дома, чтобы помочь ему. Среди черных потоков бустиру они светились яркими точками, притягательными, но недоступными. Кивет решил воспользоваться случайным знакомством с туземкой, чей каларбу прыгнул на него. Блуждая по одинаковым улицам, он уяснил, что найти ее не удастся.
«Ступай на соборную площадь, – произнес мысленный голос. – Не упорствуй».
Кивет не упорствовал. Вопреки ожиданиям соборная площадь оказалась пуста. Дополнительных указаний не последовало. Разочарованный, он подошел к колодцу. Здесь бустиру теряла однородность – потоки скручивались, словно под землей затаилась черная дыра общественного сознания.
«Почему ты пренебрегаешь предчувствием? – возникла за спиной Оуэ. – Оно для тебя значит что-нибудь?»
«Предчувствием? – удивился Кивет. – Я хотел…»
«С каждым обновлением наши мысли обретают измененное выражение, – перебила Оуэ. – Оно не зависит от нас. И мы не озабочены сохранением слов. Закономерностей нет. Точка».
«То есть вы говорите на разных языках? Те, кто обновился, и те, кто слишком молод для обряда?»
«Мы почти не говорим. Нам хватает бустиру. Но нет, язык у нас один. Мышление обновленного меньшинства влияет на мышление большинства, которое не достаточно… созрело».
– Бустиру! – выдохнул Кивет. – Ты опять сказала «бустиру»! Это слово у вас в обиходе?
«Это слово – часть вашего языка. Ты пользуешься им, поэтому слышишь его, ведь я не говорю».
«Не говоришь, – согласился Кивет. – Но почему язык меняется при обновлении?»
«Из-за бустиру. Она живая. С ее развитием, меняется выражение мыслей».
«Ты помнишь прежние слова?»
«Никто не помнит. Они не нужны нам. – Оуэ улыбнулась. – Они нужны вам».
– Если бустиру живая, значит, разумна. – Кивет сглотнул. – Это существо? Где оно обитает?
«Ты на пороге между мирами, но, обусловливая себе прошлым, смотришь назад».
Разведя руками, Оуэ отвернулась. Кивет позволил ей удалиться. Так было правильно. Сев на горячие черные камни, он поджал ноги. Обрывочные сведения запутали его. Чтобы составить истинное мнение – чем Лингу встретила экипаж «Стабилуса» и колонистов, требовалось достигнуть уровня туземцев: превратиться в одного из них, позволить бустиру растворить сознание. Этого хотела Динета, не обладая достаточными знаниями о бустиру.
«Неужели туземцы служат телесными оболочками для бустиру? – подумал Кивет. – Нет, вряд ли. Однако их зависимость от разумной сущности, которую посвященные принимают за мысленно-чувственный поток данных, не вызывает сомнений, потому что туземцы погибают при разрыве с бустиру… В любом случае, изучать их язык не имеет смысла!»
Вдохновение сотрясло его дрожью. Планшет разместился на коленях. Ссутулившись, Кивет занялся алгоритмом. Решение застарелого вопроса лингвистического отдела складывалось быстро и легко. Он с наслаждением предвкушал завистливую злобу доктора Итны Хомпел.
Доктора Итну Хомпел встревожило известие, что Кивет обнаружил некие закономерности в изменениях языка туземцев. Так быстро и без особой подготовки – косвенная улика его связи с посвященными! Без бустирона-3 он не обнаружил бы никаких закономерностей. Подъехав к Сагуру, она отметила серебристый электромобиль с треснутой левой фарой подозреваемого.
Проявляя осторожность, Итна следила за Киветом и туземкой, спрятавшись в тени дома. Долетел возбужденный голос Кивета. Туземка молча покинула площадь. Итну охватила слабость. Тяжело дыша она прислонилась к стене. Жара Лингу выматывала, высасывая жизненные соки.
«Вот бы очутиться на Земле, – подумала Итна, – среди снегов и пронизывающего морозного ветра, все равно где…»
Едкий пот пропитывал одежду. Итна упорно выжидала. При общении с туземкой Кивет не пользовался переводчиком. Это делало его чрезвычайным опасным преступником, врагом человечества… Теперь он не разгибался над планшетом. Без туземцев ему не выдать свое особенное положение, полученное благодаря бустирону-3.
У Итны кончилось терпение. Ей требовались прямые улики. Она двинулась к нему. Ее сдавленный, натянутый голос разорвал тишину.
– Добрый день, Кивет. Предпочитаете работать на свежем воздухе?