Через несколько часов взору открылись заснеженные вершины гор и грозный замок, возвышающийся над пропастью. Словно по волшебству массивная решетка скользнула вверх, подъемный мост опустился, створки ворот разошлись в стороны. Под дробь копыт экипаж въехал в темный зев, и все вернулось на свои места. Во дворе их встретили люди с причудливыми ручными фонарями, напоминающими лунные осколки, оправленные серебром. Гостей проводили в столовую, плотно накормили нехитрым ужином, и проводили каждого в отдельные покои на отдых.

Регион долго ворочался с боку на бок на огромной кровати, снедаемый тревогой и трепеща каждой клеткой от ожидания предстоящей встречи. Гиборд в дороге переутомился, и, хотя от напряжения, холода и тяжких дум заныла старая рана, немедленно уснул.

В девять утра их пригласили к завтраку. Ели мало, без разговоров, только столовое серебро позвякивало в тишине. Минут через тридцать за ними пришел высокий худой человек с жидкими волосами до плеч. Не проронив ни слова, сложился в полупоклоне, напоминая надломленную щетку. Гости поднялись и он, не оглядываясь, повел их за собой.

Император принял гостей в Мраморной Зале, предназначенной для церемоний и торжеств, с величественными колоннами, подпирающими недосягаемые своды потолка, с люстрами, напоминающими волшебные хрустальные облака, с витиеватыми узорами на полу, призванными в часы веселья радовать глаз изяществом красок, а сейчас угнетающими восприятие, похожими на засохшие кровоподтеки. В зале царит оглушительная тишина и полумрак, золотистые прожилки в стенах поблескивают холодно, как звезды и туманности в далеком космосе. У огромного стрельчатого окна стоит Император, маленькая фигурка со скрещенными на груди руками, с отсутствующим видом созерцающая горную панораму и пасмурное небо. Сразу же бросилось в глаза, как сильно он изменился: если ранее напоминал льва – сильного, стремительного, с облаком каштановых волос вокруг лица, хищного и живого, – то ныне более всего напоминает коршуна.

Коршуна, которому обрезали крылья и заперли в клетке.

Услышав шаги, Император обернулся. Регион и Гиборд замерли в отдалении, не в силах превозмочь оторопь. Все, что хотели сказать, улетучилось.

– Рад вас видеть, господа, – сказал Император холодно. – Что привело вас в такую даль?

Ответом послужило безмолвие.

– Что же вы молчите?

– Мы оробели, – сказал генерал, глядя на повелителя, как на ожившего мертвеца; Гиборд едва держится на ногах, дыхание прерывистое, точно у него разболелось сердце. Регион чувствует себя еще хуже.

– Похоже, понадобится немного времени, чтобы прийти в себя… – сказал он.

– Что ж, у вас достаточно времени, – ответил Император и как будто улыбнулся. Впрочем, скорее всего так только показалось, ибо на этом лице вряд ли нашлось бы место улыбке.

В голове Региона возникли тысячи мыслей, каждая из которых претендует на первоочередность. Понадобилось несколько минут, чтобы обрести способность связывать их в слова.

– Ваше Величество, так много хочется сказать, – сказал он, проклиная себя за слабость и тугодумие. – На одном дыхании, обо всем и сразу, а вместе с тем я в отчаянии от того, насколько слова неуклюжи и ничтожны, как с помощью них трудно передать все то, что происходит с Империей, какие ужасы обрушиваются… – Регион запнулся, но продолжил тут же: – Если бы только это было возможно, я бы вынул из собственной груди сердце и вложил в ваши руки, чтобы вы почувствовали все, что чувствует каждый житель Фераур…

Император не шелохнулся, он как будто окаменел.

– Полагаю, многое вам известно, – сказал Гиборд. – Но быть может, вы не знаете подробностей? Мы хотим рассказать обо всем, что происходит в Империи сию минуту и о том, что должно случиться в самом ближайшем времени, если не принять меры.

Возникла пауза, и в то время как гости заламывали за спиной пальцы, Император стоял, не шелохнувшись, даже грудь не вздымалась при дыхании. Когда напряжение достигло пика, и Регион уже готов был нанести себе увечье, сломав один из пальцев, Его Величество ожил.

– Вряд ли я услышу что-то новое, – сказал он глухо. – Но воля ваша, прошу – говорите все, что считаете нужным.

– Вам известно, что Конгломерат распался? – спросил Гиборд с таким видом, точно все его тело сведено судорогой.

– Было бы странно, если бы этого не случилось. Что ж, теперь они всерьез возьмутся друг за друга. Победит сильнейший. Так они думают. На самом деле не победит никто, потому что очень скоро всем станет не до этого.

– Им уже не до этого, – сказал Регион. – События разворачиваются слишком быстро.

– Для тех, кто питал иллюзии, – возразил Император.

– Как бы то ни было, многие отреклись от Конгломерата, – сказал Гиборд. – Многие отрекутся в самом ближайшем будущем. В итоге одни пребывают в смятении, другие хотят разыскать вас, третьи уже ищут. Хотя, должен признаться не обошлось без тех, кто желает разыскать и вернуть вас для… так сказать…

– Ими движет расчет, – сказал Регион.

– И это столь прозрачно, словно они намеренно ничего не скрывают, но напротив – выставляют свои побуждения напоказ. Я даже склонен думать, что за всем этим кроется нечто большее. Нечто, чего я не понимаю. Я человек военный, то есть далекий от политики и придворных интриг, но даже для меня очевидно, что те, кто рассчитывает удержаться у власти и действовать от вашего имени, поняли, наконец, что у них нет ни единого шанса самостоятельно справится с ситуацией, не говоря уже о том, чтобы остановить грядущие беды.

– Прозрение великая вещь… – сказал Император, и в глазах промелькнула горькая усмешка.

– Ваше Величество, Фераур в преддверии полнейшего краха, – сказал Регион. – Но ни у кого нет понимания, что делать дальше, как объединиться, и потому в эту самую минуту миллионы людей молят Всевышнего о том, чтобы вы оказались живы. А те, кто знает, преисполненные благодарности, каются и воздают славу тем, кто оказался верен вам до последней капли крови, оберегая и укрывая вас ценой собственных жизней, в то время как остальные ослепли и оглохли, не выдержав напряжения перемен. Были и те, кто чрезмерно увлекся размышлениями, наблюдениями и колебаниями. Но мы протрезвели! И мы готовы отдать всю свою энергию, средства и время ради одного единственного намерения – пасть пред вами ниц!

Регион сам бухнулся на колени и заговорил, с глазами полными горечи:

– Мы не смеем просить о прощении, но позвольте исправить то, что произошло. Обопритесь о наши плечи, вершите нашими руками благие дела. Позвольте вернуть людям веру в справедливость и здравый смысл!

– Мы сломлены собственным преступлением, – сказал Гиборд, преклоняя колена. Он скривился от боли, но лишь рефлекторно, едва ли замечая ее, ибо то, что болит в груди, причиняет страдания не в пример больше. – Мы пришли просить вас о милости!

– Довольно! – сказал Император, и точно хлыст щелкнул в звенящей тишине. – Поднимитесь, я и без того способен увидеть искренность. И никогда более не делайте так, если вы не обращаетесь к Творцу.

Когда они встали, Император продолжил:

– Время чудовищная и чудная штука! – сказал однажды мой друг, король Дродэрн. – Вот он – лиходей и плут! А через миг – новый человек. Все что было, того уже и нет вовсе. И никогда не будет. Время рождает и уничтожает в один миг. Мгновение стирает все – Великое и Ничтожное!

И добавил нечто еще более удивительное: Во всем, что происходит, инерция играет ключевую роль! Ее наличие, либо отсутствие. Необходимо это учитывать.

Вы есть то, чем являетесь ныне, здесь и сейчас. Простили ли вы себя? Что до меня, то знайте: во мне нет ненависти, а месть – это незавидный удел тех, кто застревает в эпизодах и ломает об них жизнь. Мне ни к чему изводить душу ржавчиной.

Воцарилась тишина.

– Даже не знаю радоваться мне или же предаться отчаянию? – сказал Регион. – Получив то, на что не смел рассчитывать, я не испытываю облегчение. – И он вздохнул так тяжело, будто на плечи ему опустился груз, весом в десятки раз превышающий его собственный.