- Завтра всенепременно ждём в гости, - крикнула Мария Тимофеевна, устраиваясь в экипаже и сажая себе на колени Катю. - Что случилось, Катенька, устала?

  - Не хочу с акулой здороваться, - пробурчала девочка, утыкаясь бабушке в грудь.

  Мария Тимофеевна выразительно вздохнула, давая себе зарок всенепременно поговорить с дочерью по поводу воспитания внучки. Что, право слово, за дурная привычка всех людей с какими-нибудь животными сравнивать! Это же неприлично, в конце концов!

  У Екатерины Яковлевны Штольман не было дара к спиритизму, она, в отличии от матушки и брата, духов не видела и не слышала, лишь чувствовала их присутствие. Зато девочка легко могла любому встреченному на пути человеку подобрать звериный образ, наиболее соответствующий характеру и тайным порывам души. Так дедушка Петя был в воображении Кати опытным и хитрым лисом, его супруга скромной лошадкой, дедушка Витя - благородный соболь, а бабушка Маша - хлопотливая пестунья курочка. Брата малышка считала щеночком, который непременно станет большим и сильным псом, себя игривым котёночком, а папу - драконом. На вопрос Якова, почему вдруг он дракон, Катя серьёзно ответила, что папа большой, сильный, смелый и красивый, а ещё женат на маме-принцессе. А принцессы, как всем известно, достаются либо отважным драконам, либо пустоголовым, с кастрюлей вместо головы, рыцарям. Штольман искренне порадовался тому, что любимая дочка не отнесла его в категорию рыцарей, носить кастрюлю на голове было бы крайне неудобно. Кстати, согласно теории Кати, мама после свадьбы с папой тоже стала драконом, потому что он подарил ей крылья и научил летать. На это утверждение возражений не последовало, более того, к вящей радости Штольмана, Анна горячо его поддержала.

  Гриша, копируя папенькин скептицизм, над талантом сестрицы беззлобно подтрунивал, в глубине души даже немного, самую капельку, ей завидуя. В самом деле, видеть духов не такая уж и великая заслуга, это многие могут, а вот так вот моментально с животным каким сравнить - это да, это уметь надо. А то, что бабушка непременно сердится от такого таланта Катеньки, так это лишь потому, что ей досадно: она-то даже духов не видит. Гриша сочувственно посмотрел на Марию Тимофеевну и подвинулся к ней поближе, обнял, шепнул горячо, успокаивая:

  - Я тебя очень люблю, бабулечка.

  - И я, - моментально влезла Катюша, ревниво оттирая братика плечиком, - я тоже люблю.

  - И мама с папой любят, - добавил Гриша, садясь с другой стороны от Марии Тимофеевны (не отталкивать же сестрёнку, она же, во-первых, девчонка, а настоящие мужчины их не обижают, во-вторых сестра, а в-третьих, маленькая, её защищать надо).

  - Любят, - хмыкнула Мария Тимофеевна, обнимая внуков и не удержалась от шпильки, - что же не приехали-то?

  - Дела служебные, - солидно объяснил Гриша, - тётя Юля сказала, они призрака ловят. Как поймают, так и прибудут.

  Мария Тимофеевна взором голодного дракона воззрилась на Петра Ивановича, который, шалапут эдакий, втянул Анну в это спиритическое безобразие. И в результате сам на свежем воздухе летом наслаждается, а Анна из-за его глупостей вынуждена в душном пыльном каменном городе маяться! Нет, надо было ей за князя Разумовского выходить, сейчас бы на балах блистала! И не было бы ни Гриши, ни Катюшки, не сияли бы счастием глаза дочери, не звенел бы колокольчиком её нежный голос. Да, с Яковом Платоновичем Анна хлебнула немало горя, особенно, когда он пропал невесть куда, но зато каждый миг рядом с ним счастлива безмерно. Красивые и умные детки тому наглядное подтверждение, от нелюбимых-то женщины не рожают. Мысли Марии Тимофеевны невольно перескочили на Наденьку и её супруга. Им-то детишек господь не дал... И Катюша его акулой назвала, хотя всё это детские глупости, надо будет Анне сказать, чтобы как можно скорее прекратила это безобразие. Мария Тимофеевна вспомнила, сколько сил потратила в своё время, чтобы Анечка перестала видеть духов и раздражённо вздохнула. Подумать только, годами Анне внушали, что никаких призраков не существует, а Пётр Иванович приехал и в сутки, даже меньше, всё прахом пустил! Шалапут, как есть шалапут! Мария Тимофеевна сердито взбила волосы у виска, старясь не смотреть на вызвавшего гнев родственника.

  Пётр Иванович хоть раздражение невестки и приметил, да выяснять его причину не стал, тем более, что явление то по сути было привычным. Едва коляска остановилась у дома пригласил Гришу и Катю на речку, пообещав показать крупных, с ладонь, не меньше, стрекоз. Дети восторженно захлопали, но Мария Тимофеевна строго нахмурилась:

  - Сначала переодеться нужно, чаю испить, а уж потом на речку пойдёте. И не одни, само собой.

  Катюшка широко распахнула серо-голубые глаза, опушённые длинными, завивающимися кверху ресницами:

  - Так мы и не одни, с нами дедушка Петя будет.

  С точки зрения Марии Тимофеевны Пётр Иванович не только не был взрослым, но по поступкам своим не дотягивал даже до Катюши, не то, что до Гриши, но ссориться женщине не хотелось, а потому она похлопала девочку по щеке и мягко повторила:

  - После чая и не только с дедушкой Петей, но и Витей.

  Виктор Иванович, который хотел в кабинете поразбирать бумаги, посмотрел на жену укоризненно, но натолкнулся на неприступный, точно стены крепости взор и лишь вздохнул. Спорить с любимой амазонкой было бессмысленно, хоть Мария Тимофеевна и не желала это признать, но упрямство Анна унаследовала именно от неё.

  Гриша и Катя с трудом принуждали себя сидеть за столом. Расплавленное солнечное золото, заливающее столовую, манило на улицу, лёгкий шаловливый ветерок, напоённый цветочными ароматами, шевелил волосы и остужал горящие от нетерпения щёки, ноги сами собой дёргались, словно уже бежали по тропинке к реке. Гриша быстро выпил чашку чая, проглотил, толком не разжёвывая, печенье, приятно щекочущее язык терпкой горечью корицы и аккуратно, точь-в-точь как папа, сложил салфетку и вышел из-за стола, коротко поклонившись:

  - Благодарю за угощение, всё очень вкусно.

  Мария Тимофеевна умиленно улыбнулась, Пётр Иванович пригасил улыбку глотком чая, а Варвара Петровна ласково предложила:

  - Может, ещё чаю налить?

  Гриша отрицательно замотал головой, отчего чёрные кудряшки упали на голубые, как у мамы, глаза:

  - Нет, я пойду собираться.