Тетя что-то шепнула дворецкому и тот направился к лестнице. Я спешно покинула пост наблюдения и вернулась в свою комнату. Через секунду Антуан постучал в дверь и сообщил, что мой чемодан нашелся и ожидает внизу. Для достоверности я выждала две минуты и уже потом спуститься к беседующим, которые расположились на диване у дерева. Мой чемодан смиренно ждал у стеклянного столика.

– Детка, это он? – с надеждой в голосе спросила Бри, как только я появилась в залитой теплым светом гостиной.

– Да, – просияла я от радости, – неужели нашелся?

– Нашелся, – ответила Бри, – и благодарить за это нам нужно мсье Дире.

Мой робкий взгляд в сторону мужчины, о котором я тайно думала весь день, тотчас бы меня рассекретил, поэтому я, чуть помедлив, овладела собой и проронила ровным голосом

– Спасибо, мсье Дире, очень любезно с вашей стороны.

Оливер встал с дивана, невольно перегородив путь к чемодану. Его умные глаза горели синим.

– Прошу, просто Оливер, – ответил он.

Далее случилось то, что могло произойти лишь в кинокомедии с милым недотепой в главной роли. На этот раз образ «Пьера Ришара» достался мне. Я сделал шаг к собеседнику и была готова протянуть свою ладонь, но Оливер вместо рукопожатия, зачем-то потянулся к моим волосам. От неожиданности и внутреннего напряжения, я с испугом дикой лани встрепенулась и, сама того не желая, интуитивно отмахнулась. Оливер резко отпрянул, неуклюже попятился назад, запнулся о чемодан и рухнул навзничь.

– Извините, если напугал, – застонал гость, – просто у вас на голове перышко.

После этих слов Оливер отключился. Бри схватились за сердце. Я же, обескураженная содеянным, буквально не могла пошевелить, страх овладел моим телом. «Неужели я его убила?» – промелькнуло в голове. Оливер лежал не двигаясь. В комнате больше никого не было, Антуан, как назло вышел в сад.

– На помощь, – закричала я, – скорее на помощь!

На мольбу откликнулся Фредерик, который орлом бросился к пострадавшему, правая ладонь которого сочилась кровью.

– Надо остановить кровь, – сказала, пришедшая в себя Брижит, и прижала салфетку к к алому пятну. Падая, Оливер зацепил кофейную чашку, и рукою вдавил ее в пол.

Уже через секунду мистер потрясений открыл глаза.

– Он очнулся, мадам, – радостно объявил Фредерик.

В комнату вернулся Антуан и помог усадить несчастного на диван, а Рене приложила пакетик с замороженным горохом к его макушке. Я все еще приходила в себя, но отчаянно пыталась что-то предпринять.

– Ах, черт, – сокрушалась я, – надо вызвать скорую!

– Нет, нет, все в порядке, – обнадежил, теснящихся вокруг него людей, Оливер, – хирургического вмешательство не потребуется, это всего лишь царапина.

Оливер держался за голову здоровой рукой и неуверенно улыбался.

– Не стоит волноваться, – продолжил он с ничего не значащей улыбкой. – Слишком резко к вам приблизился, я сам напросился. Мисандерстендинг в купе с моей глупостью.

– Полный мисандерстендинг, – протянула Брижит, еле сдерживая нервный смех, – полный, господа!

– Спасибо за возвращение моего чемодана, Оливер, вы даже не представляете, как я вам благодарна!

– Пустяки, – ответил Дире младший и попытался привстать, но Бри удержала его от этой глупости. —Я рад, что был полезен такой замечательной семье.

– Дорогой, вы непременно должны остаться у нас на ночь, – предложила хозяйка особняка, – в таком состоянии слишком опасно садиться за руль. Фред заберет ваш багаж из машины.

Оливер попытался было возразить, но Брижит оборвала его.

– Протесты не принимаются, вы для нас исключительной важности обретение и мы о вас позаботимся. Антуаша проводи гостя в южную комнату. Оливер, Рене окажет вам помощь с ладонью.

Дворецкий подхватил раненого под локоть и повел его через библиотеку в дальний конец дома, где находилась еще одна спальня. Едва они скрылись за угол, как в дверь снова позвонили, на этот раз открыла Рене. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти с оживленным лицом горожанина. На нем был немного примятый пиджак поверх серой рубашки застегнутой на все пуговицы. Темные мешковатые брюки, дешевые ботинки и овальные очки для чтения. Шикарная шевелюра вздымалась к верху, а приветливая улыбка располагала к знакомству.

– А вот и он, – заликовала Брижит, подпрыгнув с дивана.

От гостя вкусно пахло одеколоном, выдержанным виски и чем-то свежим Нью-Йоркским. Они три раза поцеловались и осталась стоять в обнимку.

– Детка, а это Джефф Эвирсон, наш старинный друг, потрясающий писатель и закоренелый холостяк.

– Просто мое сердце отдано той, кто не свободна.

– Не слушай его, – ласково рассмеялась хозяйка дома, – он говорит это каждой замужней женщины.

– Рада знакомсту, мсье Эвирсон.

– Прошу, просто Джефф.

– Это дочка Рона и Анны, моя племянница Элен.

– Рад знакомству и прошу извинить за опоздания, дамы, я немного не в форме. Все ночь работал над рукописью. Замучал семь страницы, которыми благополучно растопил камин по утру. Чушь полная. Меня тревожит, что я все больше и больше оглядываюсь в толпу, ищу глазами одобрение. Понимаете о чем я?

Я неувернно кивнула.

– Думаю, во мне угас запал писательской дерзости. Плюс в Тонтескье слишком спокойно. Пора возвращаться в Нью-Йорк.

– Вы живете на Манхеттене? – спросила я Джеффа, непривычно высоким голосом.

– Да-а, – протянул он, – с недавних пор. Я перестал испытывать стеснение в капитале после выхода моей последней книги, гонорара и процентов с продаж хватило на переезд в верхний Ист-Сайд. Теперь я живу в «районе шёлковых чулок».

– «Район шёлковых чулок», – повторил я, – как интригующее!

– Всех интриги раскроем в гостиной, – сказала Бри и направила нас на диван.

– Ничего особенного, – продолжил Джефф, – просто в конце XIX века промышленные магнаты стали возводить там свои фешенебельные апартаменты. Но честно говоря я и в Ист-Вилладж чувства себя великолепно. Главное не то, что тебя окружает, а что греет изнутри, – Джефф положил ладонь на грудь и закрыл глаза.

– Почему то мне кажется, что вы работаете по утрам? – спросила я, пристально вглядываясь в лицо писателя, его лицо казалось мне знакомым. – Я права?

Джефф оживился, удивленно приподнял брови и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Вижу тема писательства вам близка?

Я смущенно кивнула.

– Понимаю, – протянул он. – Мне лучше работается по утрам. День слишком обманчив. Обычно, я работаю с четырех утра. В городе в это время минимальный уровень шума и царит редкое для мегаполиса умиротворение. Чистый звонкий воздух, струи пара поднимаются из полосатых труб. Идеальнее время и место для созидания, в отличии от Ниццы или Канн имеющих огромную проблему. Догадывается о чем я, юная леди?

– Буду рада прозреть, – опередила меня с ответом Брижит и буквально впилась глазами в гостя.

– Проблема «Cote d`Azur», и таких маленьких деревенек как эта, – воскликнул Джефф, затем замер и после короткой паузы, не изменив серьезности лица, отчеканил по слогам, – ПЕ-ТУ-ХИ.

– Что? – протрубив в два голоса мы буквально взорвались разухабистым смехом. – Петухи?

– Они самые! Окаянные курицы мужского пола, ни свет ни заря кукарекают во всю глотку, не зная устали. И не подумайте, что они мне мешают, наоборот. Я просыпаюсь, выхожу на балкон и наслаждаюсь их пением, любуюсь нерассеивающейся дымкой тумана, сквозь которою неспешно пробивается солнце. Вдобавок, каждое утро, ближе к шести владелица квартиры приносит мне свежую выпечку и потрясающий кофе из Лиссабона, заваренный из двух сортов рабусты и пяти сортов арабики. Милая женщина о чем-то щебечет на португальском, в котором я абсолютно не силен, а когда я прихожу в себя и пытаюсь хоть что-то написать, на часах уже время пробежки и тенниса. Так что как у Толстого, днями шалоптуничаю, ем сладкое и не могу одолеть лень на вашем курорте.

– На то он и курорт, дорогой, чтобы ты мог отдохнуть от кропотливого труда и зарядить свои батареи.