– Нам не нужны финансы, чтобы отстаивать свое право. – четко подчеркивая каждое слово говорит Пьер, и Франк в ту же секунду вскакивает с места.

– Ты считаешь, что мы можем голодать, днями напролет придумывая план протеста? – едким голосом произносит мужчина, медленно подходя к молодому парню. – А эти сигареты? Алкоголь? Все это даром для тебя, да, ребенок?

Он сносит пачки сигарет со стола, и они практически бесшумно падают на пол. Подойдя вплотную к Пьеру, Франк замечает разницу в росте – он выше, значит сильнее. Это проносится в его голове с такой скоростью, что даже не успев подумать, он хватает Пьера за рубашку, прижав его к стене. Все собравшиеся пристально наблюдают за развитием событий, не предпринимая никаких действий.

– Я не собираюсь погибать ради мечты, которая свершившись, пойдет на дно из-за того, что мелкий подонок не умеет вести переговоры! – выкрикивает Франк, сжав руку в кулак. Поднеся его к лицу Пьера, мужчина подмечает спокойствие молодого человека, невыносимо давящее ему на нервы. Парень застывает, смотря прямо в глаза соратнику, ожидая удара и готовясь к боли, но не показывая тревоги, застывшей в его груди, словно стрела. Сердце начинает биться быстрее, и парень, осознавая, что должен не усугублять ситуацию и не отвечать на удары, вцепляется ногтями в ткань своих брюк. Франк опускает руку, от чего все выдыхают, и Николас качает головой, но ярость берет над ним верх, и мужчина наносит удар в стену, лишь на дюйм дальше лица парня, оставляя небольшую трещину в ней. Костяшки его пальцев краснеют, и он отмахивается.

– Ай, черт с тобой. Все равно когда-то все умрем. Налей мне виски. – говорит мужчина одному из друзей, возвращаясь к столу. Опять сжав сигарету между зубов, Франк делает затяжку, характерно откидываясь на спинку стула.

Пьер поправляет белоснежную рубашку, отрывается от стены, изучив пальцами нанесенную ей рану, и возвращается лицом к коллективу.

– Нам нечего терять, друзья. Все мы в одной лодке, которая либо пойдет на дно, либо будет плыть сквозь препятствия и в конце концов останется невредимой. – он пожимает плечами, поворачиваясь к Николасу. Друг кивает, сжав в руке бокал вина и подняв его, смотря на приятеля. Слышится звон стекла будто после произнесенного тоста, и мужчины, собравшиеся в комнате, судорожно глотают содержимое бокалов и стаканов. Оглянув всех, Пьер кивает, выходит из помещения, закрыв дверь, и сталкивается с парнем невысокого роста.

– П-Пауль? – произносит он, не веря глазам. Тот приподнимает краешки рта и обнимает Пьера, хлопая по спине. – Я думал, ты пустил корни в Америке и не собираешься сюда возвращаться.

Парень проводит рукой по своим черным волосам, отстраняясь и поглядывая на приятеля серыми глазами, и смеется. Глаза Пьера жадно осматривают давнего друга, стараясь найти отличие, изменение, но не могут уловить ничего сверхъестественного, что не привычно Паулю. Тот слегка легким движением поднимает руку и сжимает предплечье Пьера, второй взъерошив свои грубые каштановые волосы.

– Неужели ты мог подумать, что услышав про то, что готовится в Париже, я останусь гнить там, даже не увидев наконец твое торжество? – говорит Пауль, поправляя галстук. Пьер усмехается, будучи охваченным ностальгией, не отводя взгляд от друга.

– Сколько тебе уже, младший? Двадцать? – говорит приятель, вытаскивая два стакана из сервиза.

Молодой человек издает смешок, подсчитывая свой возраст в уме. Смотря в пол, он наконец произносит:

– Двадцать шесть.

Пауль округляет глаза, театрально хватаясь за голову, затем качает ею.

– Я совсем уже старик, юнец.

Он непринужденно опускается на ступеньки, и парень забирает стеклянные стаканы из его рук.

– Я что, тоже в тридцать буду так говорить? – вопрошает Пьер, наливая им коньяк. Протянув товарищу стакан, он доливает себе и делает глоток, приземляясь рядом. Оказавшись в тишине, они оба останавливают взгляд на черно-белой фотографии, смотрящей на них со стены. Темные глаза, уткнувшиеся в пустоту, кажутся такими сильными, что Пьер сомневается, не может ли человек, запечатленный на фотокарточке прорваться наружу сквозь потраченное мгновение. Заметив застывшего друга, Пауль ставит стакан на пол, громко вздыхая, опершись на локти и закинув голову назад.

– Знаешь, мне его тоже не хватает, младший. Как вспоминаю – плакать… нет, не плакать, рыдать хочется. Как брат был, ей богу. – он переводит взгляд на Пьера, в свою очередь не отрывающего взгляд от рамки, и, скрипя, возвращается в исходное положение. – Но тебе, конечно, лучше знать.

Вновь взяв стакан, парень выдыхает, делает глоток, затем тяжело встает, облокотившись на тумбочку. Слегка пьяным шагом, он идет по лестнице, невнятно бормоча: «Я пойду, вздремну что ли…».

Пьера одолевает улыбка, и он опускает глаза на пол. Пауля может отключить даже один стакан не самого крепкого рома, поэтому молодой человек не удивлен его внезапному желанию поспать. Поднявшись с места, он кладет алкоголь на мебель и спускается вниз. Оттолкнув дверь, находящуюся справа, ему открывается что-то наподобие домашней библиотеки, но в очень скромном масштабе. Стены, покрашенные в цвет дуба, создают резонанс с помещением, находившимся этажом выше, и в целом комната выглядит намного дороже, чем вся другая часть дома. Усмехнувшись, он проводит рукой по совершенно чистым, непыльным полкам, проходя около них, и резко останавливается около книги Томаса Пейна «Век Разума». Для Пьера этот трактат является криком бунтарства, посвященным религии, стимулом продолжать бороться за то, во что верил он и его соратники. Книга, запрещенная во Франции, по сути является началом его мышления, давно переданная в его руки. Осторожно извлекши ее из кипы других произведений, он опускается на тканевое кресло, удобно расположившись в нем. Закинув ногу на ногу, молодой человек раскрывает произведение на нужной странице.

«Изучай не книгу, именуемую Писанием, которую может создать человеческая рука, а писание, именуемое мирозданием.»

Вглядевшись в эти слова, он осторожно опустил книгу на небольшой округлый стол, расположенный рядом с креслом, и закинул голову назад. Вслушавшись в голоса, парень вновь услышал бурные споры мужчин, и прикрыл глаза, чтобы не слышать. Или по крайней мере, не видеть. Жизнь шла как попало. В один день солнце могло сиять ярко, а в другой покидало, словно вдова, уходящая на работу, оставляя детей. В комнате царила пустота. Тишина, казалось, была ее близкой подругой, что промелькнуло в голове у Пьера. Улыбнувшись самой замысловатой улыбкой, молодой человек прошептал: «В раю иль нет, но я свободе… и мертвецом руку пожму.». Окинув взглядом книжные полки, он остановил глаза на Библии, так одиноко стоящей в самом дальнем и высоком месте. Существует ли рай и ад Пьер не знал, да и особо не вдавался в религиозные размышления, но вновь услышанная музыка Баха, прозвеневшая в его ушах словно церковные колокола, заставила его пропитаться странным непривычным чувством единения с чем-то божественным, высшим. Люди вовсе не святые. И жизнь дана не на то, чтобы стремиться к святости, она дана, чтобы осознать, что почва, на которой стоит человек – не божественные небеса и никогда ими не будет.

Дверь приоткрылась, и в помещение ворвался, будто вор, резкий запах табака. Переведя взгляд на виновника, Пьер вновь откинулся на спину. Николас быстрым шагом подошел к стулу и опустился на него, яростно закинув одну ногу на другую. Молодой человек боковым зрением взглянул на друга, подметив некую суетливость в его действиях. Щеки парня были словно алый закат, смешанный с нежными розовыми облаками, а волосы непривычно растрепаны. Слегка трясущейся рукой он поднес сигарету к губам и сделал очередную затяжку, выдохнув вредный пар ноздрями. Вернувшись в нормальное положение, Пьер удобно устроился, немного повернувшись корпусом к парню.

– Ты в порядке, приятель? – осторожно спрашивает он, стараясь не разжечь пожар, который вот-вот намеревался распространиться внутри Николаса. Тот усиленно несколько раз кивает головой, вновь стягивая щеки, вдыхая дым, от чего молодой человек отталкивается руками от сидения и берет книгу, оставленную на тумбе, возвращая ее на место. Повернувшись к мужчине, он видит, как тот дрожащими руками пытается поправить волосы, что у него получается весьма плохо, и прижимает тыльную сторону ладони к губам, направив взгляд в пол. Недолго думая, Пьер чуть приоткрывает уже закрывшуюся от открытых окон дверь и тянется в ее сторону головой.