– Заберите. А то простудитесь еще.

Смотря то на предмет верхней одежды, то на Пьера, она поднимает одну бровь, после чего молодой человек выдыхает с улыбкой на лице и опускает руку девушки со сжатым в ее тонких пальцах пиджаком.

– Вернете в следующий раз. Я желаю вам спокойной ночи. – произносит он, и Роза сдержанно кивает, пятясь назад. Обернувшись, она вновь идет в сторону центра, чтобы зайти домой и провалиться в сон, который унесет ее в невозможный сказочный мир, богатый фантазиями и желаниями, несбыточный, но словно настоящий. Казалось бы, стоит протянуть руку, и мир сновидения утянет в себя, взяв в заложники. И тогда человек станет пленником собственного разума.

Пьер остается один среди своих бесконечных мыслей, стараясь игнорировать их. Иногда свои мысли – это все, чего нужно бояться. Они внушают чувства, решают действия, вносят смуту в маленький хрупкий мир, созданный ими же. Мысли спасают и губят, лечат и ранят, борются с сердцем, иногда разбивая его вдребезги, чтобы его больше не было слышно, а иногда поддаются ему, отдавая все свое превосходство. Мысли решают судьбу, и так было всегда. Поэтому мысли являются как и врагом, так и союзником.

Направившись к окраине, он оглядывает бесшумный город, кажущийся ему омертвленным в такое время суток. Свет постепенно исчезает, оставляя за собой лишь только тьму, а количество людей, находящихся вне дома, сокращается. Улицы пустеют, но человеческие сердца наполняются, немыслимым образом просыпаясь по ночам и не давая людям спать. Они сеют раздор, разбиваясь в мелкие осколки, а к утру вновь излечиваются, и этот бурный бесконечный круг вечен. Людям несвойственно спокойствие, иначе драма не преследовала бы их, наступая на пятки, они верят. Верят в то, что каждый поступок и человек имеет значение, каждое слово не забывается, и каждая мысль имеет право на высказывание. Но, к сожалению, в их ясные, облачные умы никогда не приходила мысль, что жизнь не так легка, и не каждая мелочь так весома. Неужели людям непонятна такая простая истина, что нужно лишь жить?

Молодой человек размеренным шагом подходит к знакомому зданию, чей облик он помнит возможно лишь в кромешной темноте. Привычный фасад дома, украшенный абсолютно однотонной пожелтевшей белой краской, навевал мужчине детские воспоминания, заставляющие его краем глаза оглядеть миниатюрный сад прямо перед зданием. Гортензии, отличающиеся своим броским цветом, словно все еще посаженные его отцом, горели пламенем прошлого, поэтому молодой человек повернулся обратно к деревянному входу, пройдя по небольшим ступенькам. Тусклый черный фонарь светит янтарным светом, обнажая кирпичную стену у входа. Поднеся руку к двери, парень, не сжимая ее в кулак, лишь расслабленно, костяшками пальцев простучал ровно три раза. Услышав низкие голоса по ту сторону двери, он позволил себе ухмыльнуться, после чего оперся на стену боком, скрестив руки. Подняв глаза на мгновение, Пьер подметил звезды, неожиданно показавшиеся на небе, которые редко появлялись в последнее время по причине плохой погоды, за облаками их просто совершенно не было видно. Услышав, как кто-то подошел вплотную к деревянной двери, он встал ровно, неосознанно поправив рубашку. Прислушавшись к звукам в доме, молодой человек невольно свел брови вместе.

– Имя и фамилия. – прозвучал грубый голос за дверью. Пьер мгновенно узнал его, поэтому засунул руки в карманы и подошел ближе, улыбнувшись.

– Пьер Менетре. – сказал он, специально сделав голос намного ниже, передразнивая человека внутри, и входная дверь вмиг открылась, ослепив парня ярким светом. В проеме стоял никто иной, как молодой человек в черном смокинге. Выглядя слишком официально, он позабавил Пьера, отразившись на его лице несдерживаемой улыбкой. Светлые русые волосы с самого дня знакомства вызывали у парня двоякие ощущения – с одной стороны, его знакомый выглядел весьма органично, но с другой выделялся среди большинства. Голубые глаза, словно морские волны, которые Пьер видел в Италии, весьма отвечали стереотипу, который представлялся при его виде. Поменявшись в лице, знакомый растянул губы в улыбке, привычно расстегнув пуговицу на пиджаке темного костюма.

– Пьер, дружище, сколько ты стоял под дождем? – грубый голос сменяется весьма мелодичным, даже певческим молодым голосом, в котором слышится некая добрая усмешка.

Издав смешок, молодой человек проводит рукой по волосам. Ощутив влажность, он вскидывает брови в знак удивления, ведь он считал, что они высохли. Взглянув на друга, парень неохотно отвечает.

– Кажется, я слегка потерял счет времени. И ключи. – говорит Пьер, останавливая взгляд на часах. Вернувшись к приятелю, он издает еле слышный смешок. – С чего такая официальность, Николас? Надеюсь, это не войдет в привычку.

Хлопнув друга по плечу, Пьер направляется к лестнице из березы, ведущей на второй этаж. Столкнувшись глазами с молодой кухаркой, он подмигивает ей, получая характерный смех в ответ. С хорошим расположением духа, он поднимается наверх, заходя в немаленькую комнату. Вокруг круглого стола, на котором расположена большая карта Парижа, сидит большое количество людей, а по всей комнате раскиданы опустошенные пачки сигарет. Взглянув на мужчин, молодой человек замечает папиросы, зажатые между указательным и средним пальцами. Едкий дым и запах сигарет, казалось бы, заглушает тот особенный аромат, который обычно царит в этой комнате – аромат свободы, роз или других цветов. Стены, оформленные уже поблекшей белой краской, выглядят непривычно пустыми, видимо, в целях осторожности – дискуссии, возникающие в этом месте, могли перерастать в словесные угрозы, а споры в неконтролируемые драки, поэтому на местах зеркал и картин царила пустота. Камин работает безукоризненно, согревая комнату до такой степени, что даже Пьеру, простоявшему под дождем, сейчас стало жарко до безумия.

Приблизившись к столу, он отчетливее слышит разговор мужчин, сидящих за столом.

– …понятно, как ясный день! Александре Гарсия отказался участвовать в протесте! Это провал! – выкрикивает молодой человек средних лет, жестикулируя мозолистыми руками и, словно в бешенстве, двигая темными бровями. Его слегка кудрявые, близкие к цвету древесины волосы, сейчас были в абсолютном хаосе. Его личность очень хорошо известна Пьеру – с виду внушительный, аккуратный человек внутри являлся ураганом, которого нельзя остановить. Разве что только стеклянной чашкой – оттуда и еле видимый, но заметный при близком рассмотрении шрам у виска.

– Лично я считаю, в утверждении Франка есть здравый смысл. Гарсия владеет половиной Парижа, теперь у нас не будет финансовой поддержки в полном смысле этого слова… – тараторит несколько массивный мужчина, переводя взгляд с одного присутствующего на другого.

Пьер с грохотом упирается ладонями в стол, медленно и внимательно рассматривая всех собравшихся, от чего мужчина средних лет, которого он прервал, вздрагивает. Николас, подоспевший к этому времени в помещение, напрягается всем телом, скрестив руки, осторожно наблюдая за дискуссией соратников. Пьер довольно оглядывает комнату, после чего наклоняется еще ниже.

– Времени на бессмысленное «сожаление о потерянном» нет, мы давно планировали это. Те из вас, кто по какой-то причине теперь не готов сражаться, выйдите из этого дома немедленно. Или же я заставлю вас это сделать. – сквозь зубы цедит Пьер. Услышав молчание в ответ, он, не скрывая довольство, отталкивается от стола и встает, начиная ходить вокруг него. – Вы все знаете, для чего мы это делаем. Совсем скоро настанет момент истины, и мы наконец прорвемся.

– Но Пьер, ты же слышал, Александре Гарсиа вышел из игры. Откуда нам теперь брать деньги? – произносит Николас, от чего Пьер поворачивается в его сторону. Подойдя к другу, он опускается на стол, протягивая руку одному из присутствующих. Мужчина дает сигарету, которую парень мгновенно сжимает между зубов. Француз в смокинге наклоняется, чтобы ее зажгли, что получает незамедлительно, и делает затяжку. Выдохнув, он замечает острый взгляд Пьера, и кивком головы предлагает ему источник удовольствия, на что получает отрицательный ответ. Сделав еще одну затяжку, он показывает рукой, что друг может продолжить.