В театре воцарилась тишина. Все замолкли, в недоумении обсуждая внезапный побег пианистки, ожидая следующего артиста. Шепотом переговариваясь, люди осуждали и сострадали девушке, сбежавшей со сцены, придумывали различные сплетни и слухи, хоть ни одно слово в них не могло являться правдой. Мужчина, все еще стоящий в дверном проеме, лишь опустил глаза и медленным шагом вышел из здания. На сцену поспешил подняться мистер Бернар. Через минуту молчания он прокашливается и с мольбой смотрит на публику.

– Извините, произошло недоразумение. Концерт продолжится с минуты на минуту!

Глава 3.

Пьер, боясь пошевелиться, замер около двери, ведущей в маленькую комнату. Его взгляд направлен на щель, сквозь которую можно увидеть девушку, сжавшуюся в крошечный комок, опустившись на деревянный пол. Сделав шаг в ее сторону, он слегка толкнул дубовую дверь, пройдя в комнату. Прикрыв ее за собой, молодой человек остановился, боясь взглянуть на Розу и столкнуться с ее осуждающим взглядом, но все, что он увидел, все же повернувшись к ней, это руки, старательно прикрывающие глаза. Пьер не понимал, что вынуждает его не оставлять ее одной в комнате наедине со своими размышлениями, но на миг в его голове проскользнула мысль, что, возможно, человечность и эмпатия руководили его действиями, не давая возможности сделать собственный выбор. На миг он позволил себе мысль, что является хорошим человеком. Но откинул ее практически мгновенно.

Слезы, хоть и спрятанные девушкой, капали на пол, громким эхом отзываясь у нее в голове. Пьер опустился рядом с француженкой, стараясь не смотреть на нее, но нарушал собой же созданное правило. В воздухе повисла недосказанность. Рождая за собой тонкие границы, нарушаемые людьми, она царила в их сердцах, словно броня самого высокого качества. И в смертельном бою, прикрываясь бронею, они забывали о правиле двух сторон, придуманном судьбой, разъединяющей души вопреки их желаниям – молчание одного повлечет за собой молчание другого, а значит самая крепкая броня станет им незримым врагом, и они оба проиграют.

Француженка старается усмирить свое дыхание и сердце, забившееся столь быстро, что готово вылететь из груди, вырваться из грудной клетки, словно из тюрьмы, но все тщетно. Перед ее глазами стоит образ блеклого человека, туманное очертание прошлого, а как известно, прошлое никогда не отпускает полностью, постепенно уничтожая человека, который старательно формировался заново на его руинах.

– Она умерла от болезни. – произносит Роза, остановив свой взгляд на холодном деревянном полу. И если бы хоть кто-то знал, скольких сил ей стоило сказать это вслух, он бы почувствовал такую беспомощность, которую невозможно вынести. Но девушка несла на себе это бремя долгое время, закрывая чувства и мысли на замок, как делали все люди со всем настоящим и человечным, что жило в них. – Он даже не сказал мне, что она была больна. Целый год я даже не догадывалась. Не попрощалась.

Из ее рассуждений Пьеру понятно, что она говорит об отце. Подняв глаза на застывшего парня, она вновь закрывает их, стараясь концентрироваться на своих слезах. Держа эти слова в себе, теперь она словно выпустила опасного зверя из своего сердца, готового рычать, рвать все вокруг, но внутри ее бушевал вовсе не зверь, а обычно такое тихое, но сейчас мятежное море волнами билось об ее сердце, вызывая сильную боль. Корабли воспоминаний терпели крушения, мысли тонули, растворяясь в глубине водной стихии, жизнь снаружи продолжалась, но внутри была уничтожена и разбита на мелкие осколки. Словно хрупкая починенная ваза в теплом доме, она была готова развалиться в любую секунду, и пластыри, так старательно и аккуратно приклеенные маленькой девочкой, держались так стойко, но так непрочно. Теперь же, швы, так осторожно наложенные Розой, рвались без всякого труда, не чувствуя никакого сопротивления, ведь девушка, сколько бы сил не держала в себе, готова была сдаться в борьбе с болью.

– Иногда я пытаюсь вспомнить черты ее лица, но… не получается. Она растворилась в моей памяти. Даже там ее больше нет.

Француженка хаотично вспоминала движения, мимику, взгляд, но память, как назло, все видоизменяла. За время, проведенное в боли, девушка успела дать памяти человеческие качества, сложив из них совершенного антагониста. Как у любого человека есть пороки, так и у памяти они были – но различие было лишь в том, что для Розы она не имела ничего, кроме плохого. Несправедливость потери, ненависть к себе создала для девушки невидимую ненависть и к своей памяти тоже. Боясь, она сделала ее своим врагом, не позволив стать союзником. И погубила себя.

– Может, я не была достойна знать о том, что ее скоро не станет? – лишь губами проговаривает француженка, надеясь, что ее не услышит даже она сама, но этот вопрос застывает в ее голове, словно навязчивая идея, и звучит для них обоих так громко, что по коже людей пробегают мурашки.

Пьер останавливает свой взгляд на стене напротив, тоже пытаясь найти ответ на этот вопрос. Будучи окруженными большим количеством людей в театре, они оказываются самыми одинокими, оставленными в маленькой комнате на съедение своими же мыслями, а ответ на вопрос ближе, чем они могли подумать – они касаются друг друга, а значит, касаются того самого невозможного одиночества. Свет тускло попадает в помещение сквозь небольшое окошко, расположенное к верху стены, озаряя лишь только часть икр девушки и черную обувь молодого человека.

Пьер промолчал. Впервые за жизнь ему хотелось промолчать, вместо того, чтобы вступать в привычную ему дискуссию, заканчивающуюся обычно бурным спором. Но жизнь и одиночество в его разуме были словно отцовский дом – запретная тема, открыв которую, тупик настиг бы мгновенно. Внезапно оторвавшись от иного мира, созданного лишь ними, они услышали хор, исполняющий произведение на христианские сюжеты. Взглянув на часть пола, покрытую светом, Роза встала. Подняв глаза на девушку, Пьер усомнился в светлости своего ума, ведь у девушки не было ни намека на то, что мгновение назад она плакала. Поднявшись с места укрытия, молодой человек пересекся с ней взглядом.

– Мне нужно поговорить с мистером Бернаром. Я полагаю, он зол на меня.

Увидев ямочку, мгновенно показавшую себя после этих слов, Роза смущенно подняла краешки рта. Ее глаза словно поблекли, в них не осталось ничего человеческого, лишь пустота, окутывающая холодом.

– Я считаю, мистер Бернар вас поймет. Безусловно, если вы скажете правду. – последнее предложение Пьер добавил намеренно, но осторожно.

– Вы считаете, что правда лучше лжи?

– Я считаю, что правда есть правда, и пока мы с ней не смиримся, будем стремиться к идеологическому миру, выражая это через ложь. – француженка закатывает глаза, вскидывая брови, и шумно выдыхает. Пьер не сдерживает улыбку из-за такой реакции. – Любой реализм и рационализм правильнее, нежели опирающиеся на чувства и субъективное видение человека решения, способные в будущем выйти вам же боком.

– Я рационально считаю, что мистеру Бернару не стоит знать конкретную причину по причине того, что не хочу этого.

Взглянув на Пьера, она видит его кислое выражение лица и мгновенно улыбается. Мужчина пожимает плечами, кладя руки на бедра.

– Весьма убедительно. – Пьер повержено опускает глаза, почти сразу вернув свой взгляд Розе.

– Благодарю.

Француженка подошла к двери, не успев открыть ее, как Пьер сделал это за нее. Кивнув, она выразила благодарность, и поспешила выйти из душной комнаты, душащей своей обнаженностью. Простучав каблуками по коридору, девушка коснулась плеча мужчины, стоящего спиной, от чего он мгновенно обернулся. Его лицо выглядело взволнованным – на сцене все было замечательно, его волнение было связано с девушкой в черном платье, сбежавшей со сцены. Безусловно, он был не только обеспокоен, но и зол, хоть и это чувство было больше схоже на непонимание ситуации. Стараясь быть аккуратным, мистер Бернар дождался, пока Роза наберется смелости взглянуть ему в глаза и объясниться, что произошло не сразу.