– Что ты здесь делаешь, Уильям? – он нарушает молчание. Отец француженки с ехидной улыбкой поворачивается к младшему брату жены, вскидывая брови.

– Я прекрасно знаю, что тебе известно, где находится Розали. – лирический баритон вступает в такт часам. Закатив глаза Артур опускается на стул, рассматривая мужчину. Тот большими размеченными шагами словно выверяет каждый сантиметр, заглядывая в комнаты. Сидящий же нервно пытается поправить волосы, так предательски взъерошенные из-за поисков ключа. Как только отец кидает взгляд на дальнюю комнату, Артур вскакивает.

– А имеешь ли ты право с ней разговаривать, Уильям? – каждое обращение по имени к нему мужчина отделял, отчетливо и мерзко озвучивая шесть звуков. Остановившись, миллиардер обернулся, подходя к «похитителю» его дочери.

– Ты не можешь говорить со мной в таком тоне, Гроссо. – отрезает Девьер. Мужчина делает шаг назад. Слышится хруст стекла, но последний никак на это не реагирует, уверенно смотря в глаза предателю.

– Нет, я как раз-таки могу. Прошел почти год, а ты все еще ведешь себя, как последний подонок. Ты не сказал никому. Даже Анна не знала, она не имела понятия, что совсем скоро все закончится, о чем ты думал, черт возьми?! Ты считаешь, можешь ворваться теперь в нашу жизнь вот так просто?! – выкрикнул Артур. Роза закрыла рот руками, стараясь сдержать слезы и случайно задела одну из вешалок, после чего ее отец вновь повернул голову в сторону комнаты в конце коридора. Быстрым шагом он подошел к двери, буквально снеся ее, и остановился, увидев состояние кровати. Гроссо, застывший в дверном проеме, выдавал себя громким и частым дыханием, постоянно кидая взгляд на шкаф, будто убеждаясь, что он все еще стоит в комнате.

– Это что такое? Ты не один? – раздалось в пустой комнате. Роза превратилась в статую, даже практически не дыша, и ее дядя оказался весьма близок к этому состоянию тоже. Баритон разлился громким смехом. – Я помешал вам с любовницей?

Артур судорожно сглотнул, не отрывая взгляда от отца француженки. Подняв одну бровь он отрицательно покачал головой, на что Уильям вышел из помещения, пытаясь успокоиться. Гроссо медленно прошел в гостиную, сжав ледяные руки в кулаках.

– Она жила, надеясь на то, что ее мама еще увидит ее выступления. Что еще обнимет, даст совет, поможет, да даже просто посмотрит на нее. Да черт возьми, даже будучи до мозга костей суфражисткой или феминисткой, мне плевать, как это называется, она хотела, чтобы ее мама увидела ее в чертовом свадебном платье. Держала ее ребенка на руках, любила. Чтобы она жила. – молчание сменяется тишиной слов Артура, сказанных так бережно, но настойчиво.

– Ты меня будто обвиняешь в ее смерти. – с насмешкой говорит мужчина, буквально разваливаясь на диване, почувствовав женские духи. Его глаза выдают его боль, которую он мастерски сдерживает своеобразной плотиной. Весь его вид показывает политичность его характера, ведь он до мозга костей любит скрывать свои настоящие эмоции. И несмотря на хорошее знание психологии, Артур не способен разглядеть в нем человека, которому тоже больно, ведь слишком зациклен на своей боли. Девьер останавливает взгляд на Артуре, который смотрит на него, словно на что-то более чудовищное, чем просто враг.

– Да! Да, обвиняю! Если бы ты хоть на мгновение заботился о ней или о Розе, ты бы не кормил их мечтами о светлом будущем, они бы знали, что виделись около того идиотского поезда в последний, мать его, раз в своей жизни! – он кричит настолько громко, что Розе кажется, что эти слова слышит весь жилой дом. Уже не останавливая слезы она прижимает ладонь ко лбу, вслушиваясь в каждое слово. – И я… я бы знал, Уильям. Но ты не постарался даже написать письмо после ее смерти, целый месяц, целый месяц мы не имели понятия, что ее больше нет, да ты даже не позвал меня… нас на чертовы похороны, сукин ты сын!

Крик сменяется на слезы и теперь взрослый мужчина, так беззащитно и робко стоящий, словно провинившийся в чем-то перед родителями, по-настоящему рыдает, будто ребенок.

– Ты! Ты причина, что я не попрощался с ней! – под собственный дикий рев Артур показывает на картину, на которой запечатлена его старшая сестра, застыв в этом положении. Девьер встает с дивана, подходя к нему, и кладет руку на его плечо. Мужчина мгновенно стряхивает ее, оттолкнув отца племянницы. – Убирайся из моего чертового дома вон!

Тот пытается построить зрительный контакт с братом бывшей жены, но, потерпев неудачу, кивает, гордо покидая квартиру. Как только с треском хлопает входная дверь, Артур опускается на пол, прижимая ноги к груди, опершись локтями на колени, и сжимает в ладонях виски. Нажимая на них он пытается прийти в себя, сжав глаза до боли. Услышав тихий быстрый бег на цыпочках, он приоткрывает глаза. Роза опускается на колени рядом с ним, кладя голову ему на плечо. Два разбитых человека, тщетно пытающихся склеить свои же осколки. Пытаясь найти дом, они найдут и рай, и ад, но в конце пути они не будут знать, куда им хочется больше. Увидев весь ад на Земле, кому-то из них захочется расслабиться в настоящем аду, посчитав, что он недостоин рая. А кто-то захочет побыть среди ангелов, только он не знает, что обречет себя на одиночество. Ведь всем ангелам в рай вход воспрещен. Их место в человеческих сердцах, не теряющих надежду.

Глава 6.

Лучи солнца, проникающие в спальню Пьера через полузакрытые шторы беспощадно не позволяли ему заснуть даже ранним утром, после бессонной ночи. Приподняв руку, лежа в одежде в постели, чуть расстегнув пуговицы рубашки, молодой человек пытался словить пылинки, летающие в свете, как рыба плавает в воде. Еще недавно аккуратные простыни превратились в безумный хаос за несколько прошедших часов, несколько подушек бесцельно валялись на полу. Парень смог найти силы покрасневшими глазами взглянуть на часы, но тут же отвел взгляд, резко сев. Сощурившись, он невольно сморщил нос, от чего его синяки под глазами выявились еще больше. Оттолкнувшись от кровати, Пьер подходит к окну, чуть отодвинув ткань в сторону, и, увидев абсолютную пустоту на улице, метнулся к двери и, с негромким скрипом, открыл ее. Во всем доме стояла тишина, но напряжение оставалось все таким же сильным. Молодой человек прошел около комнаты, в которой безмятежно спал Николас, и хмыкнул, озадаченно подняв брови. Безусловно, в его голове уже расцветал план, как вывести старого друга на серьезный разговор, но у него не было и мысли, что происходило в самом деле. Возможно, временные трудности, может, происшествие, но была вероятность, что случается что-то по-настоящему серьезное. В этом случае Пьер не мог допустить того, чтобы друг был сам по себе и не чувствовал поддержки.

Тихо пройдя по лестнице, он опускается на первый этаж, минуя второй, и сталкивается с мужчиной, который чуть не роняет бутылку вина. Словив ее на полпути к полу, он ставит ее на ближайший комод, и бешеным взглядом осматривает молодого парня.

– Неужели Пьер Менетре провел уже вторую ночь дома, а не где-то в баре? Такая мелочь, а так приятно, друг мой. – театрально смахивая слезу, шепчет Франк. Он слегка содрогается, когда Пьер делает шаг вперед, с вызовом смотря ему в глаза.

– Франк, прошу не забывать, что это мой дом. – кивая мужчине, он проходит мимо него. Тот же хмыкает, даже не смотря на молодого человека.

– Развлекайся пока можешь, Менетре. – Пьер нехотя останавливается, вслушиваясь в слова писателя. – Когда наше дело провалится, ты будешь первым, кого возьмут под арест. Так что наслаждайся Парижем, пока не придется вспоминать его во снах, развалившись на кровати за решеткой.

– Я улажу дело с Гарсиа. – стоя к нему спиной, отрезает Пьер.

Мужчина поднимает бутылку с улыбкой на лице, мысленно будто произнося тост, и делает несколько глотков прямо из горла, слегка покачиваясь из стороны в сторону по пути в гостиную.

Пьер выходит из дома, прихватив с собой мягкую твидовую шапку, огромными детскими глазами разглядывая пустой Париж. На его лице появляется тень улыбки, когда он надевает головной убор и сменяет размеренный шаг на бег. Город горит весенними цветами, зелеными деревьями, жарким солнцем. Люди спят, и один лишь Пьер, как ребенок, бежит по обожаемому им Парижу, вдыхая каждый запах, разглядывая каждый цветок. Он ощущает запах новоиспеченного хлеба, и лишь мгновение молодой человек пытается вычислить сладкий запах любимого им французского десерта – макарон. Пройдя мимо искушающих кондитерских, он заглядывает в прекрасный сад, полный лилий. Его руки тянутся к беззащитным растениям, чтобы сорвать, но он весьма быстро приходит в себя, ведь в этом и их смысл – они неприкосновенны, обязаны расти, а не быть сорванными. У него нет цели, нет места, куда бежать, все, что знает парень – яркие ослепляющие лучи забегают в его глаза, и пока они не исчезнут, он будет наслаждаться каждой улочкой и каждой площадью этого города, в котором он вырос. Решив бежать параллельно реке Сене, Пьер кидает шапку в воздух и ловит ее на лету. Раздается смех, подобный детскому, искренне ребяческому. Будто младенец, впервые увидевший мир четко, молодой человек смеется так чисто, что тысячи ангелов не заменят эту кристальную чистоту. Остановив взгляд на открытом ларьке с новоиспеченными булочными изделиями, Пьер подходит к нему.