Карая, встав, забрала у мужа кувшин и вышла из комнаты.

– Ты говорил, уважаемый Тао, что каждый ган сам определяет, каким дисциплинам обучать. И еще ты сказал, что у всех ганов это разные дисциплины.

– Да, я еще добавил, что все они ошибаются.

– В этом мой первый вопрос – в чем их заблуждения?

– Все просто, Пато. Они думают, что выбирают сами, забыв, что они связаны написанными на бумаге правилами. А эти правила ограничивают их в выборе. Дисциплин то всего три: сила, стойкость, послушание. Их выбор состоит только в том, что из этого ставить на первый год, что на второй и что на третий. Вот и весь выбор. Вернее, полное его отсутствие. Без всего этого (сила, стойкость, послушание) человек не добьется успеха ни в чем, не говоря уже о ремесле гана. Все это постигается само собой за то время, пока ученик находится рядом с мастером. Я ставку делаю только на одну дисциплину, но обязательную. Ответишь мне, какую?

– Думаю, что да, отвечу, – чуть запнулся Пато. – Отвечу так, как думаю сам.

Мысли вдруг разбежались в разные стороны и попрятались где-то глубоко на задворках сознания. Встряхнув головой, он выровнял дыхание и, сосредоточившись, заставил сердце биться ровней. Успокоился, и мысли вновь потянулись друг к другу, образуя единую цепь.

– В моем разумении ган – это не просто воин. Это человек, который жертвует собой всецело. Можно возразить мне и сказать, что воины умирают за свое племя так же, как и ганы. Не совсем так. Хороший, мудрый полководец не пожертвует собой в бою, если знает, что в следующем благодаря своим умениям он сможет победить в войне. Он может отступить. Ган не имеет такой возможности. Он либо победит, либо его нет. Там, где сражается ган, нет места расчетам и выгоде. Там нет места ненависти и злобе. Там нет места гордыне и тому, что ее рождает – гордости. Становясь на путь гана, человек должен отказаться от многих человеческих черт. Быть выше всего этого. И главное – быть выше гордости.

Тао, внимательно выслушав все то, что выдал Пато, поднялся с места и направился в соседнюю комнату. Через некоторое время он вернулся, неся в руках свой пояс.

– Прочти, что здесь написано, – он протянул ученику неотъемлемую часть каждого гана.

Каждый охотник имел свой неповторимый пояс, который он с любовью подгонял под себя и свое излюбленное оружие. И у каждого из них был свой отличительный знак, под которым обычно был написан девиз. Пояс Тао был изготовлен из толстой бычьей кожи, способной защитить его живот. Узор-оберег, вышитый Караей, защищал его от недугов в пути и от злых духов. На поясе присутствовали неизменных три кольца, таких же, какими одаривались ученики. К одному из колец цеплялось главное оружие гана. У Тао, к примеру, это томагавк с более широким лезвием и клевцом вместо обуха. Можно было бы сказать и наоборот – это был клевец, но оснащенный с другой своей стороны широким лезвием. Смертоносной сути этого оружия не изменит то, как его назовешь. Второе кольцо служило для того, чтобы цеплять к нему оружие вспомогательное. Тут уж выбор настолько велик, что перечислять устанешь. И третье кольцо служило для кошелька, напоминая своим присутствием гану о том, что он всего лишь человек.

На внутренней стороне пояса мастера Тао был изображен гриф-стервятник, а под ним белели два слова: «Выше Гордости».

– Значит, я угадал?

Тао отрицательно покачал головой и в свою очередь задал встречный вопрос:

– А разве ты угадывал? Мне казалось, что ты пришел к такому умозаключению, а не тыкал пальцем в небо. Или я не прав?

– Ты прав.

Стало стыдно за поспешно брошенное слово – угадал. Пато корил себя за это. Ведь, казалось, что все, уже пройдена та незримая черта, отделяющая его – юнца от него зрелого разумного – мужчины. Привычка. Многое из-за таких привычек происходит в жизни не так, как хотелось бы. Изменился человек и жить стал так, как определил для себя. И вдруг, как обухом по макушке, нечто из прошлого хватает его липкой и холодной рукой, останавливает, прерывает его на полпути. Необходимо избавиться от дурных привычек. И в первую очередь от ненужных, необдуманных слов.

Решив все это для себя, Пато вновь обратился к Тао:

– У меня остался всего один вопрос. Даже не вопрос, а просьба.

– Какая же?

– Ты не мог бы придержать у себя те два кольца, которые приготовил для меня?

– Отчего же? – притворно удивился Тао Ган.

Он уже твердо знал, что не ошибся в этом молодом человеке. И Пато говорит и думает именно то, о чем говорит. Не притворяется, не подстраивается. Не пытается угодить Гану, а именно становится таким, каким хотел видеть его учитель.

– Они мне не нужны, – просто ответил тот.

– Я выиграл наш спор, Карая! – крикнул Тао куда-то вглубь дома.

Послышались торопливые шаги, и в комнату впорхнула жена мастера, неся кувшин, полный прекрасного пива.

– Теперь можно и повеселиться.

Как будто в ответ на эти слова распахнулась входная дверь, и в дом вошел вождь Гоан. Оглядев всех присутствующих цепким взглядом, произнес:

– Веселье – это хорошо. А где моя жена? Или мы будем петь песни без нее? Тогда я не согласен.

– Ни пить, ни петь мы без матери не станем, – успокоил Тао отца. – Она сейчас будет.

Два дня прошло с тех пор, как Пато довелось за один день прожить целую жизнь. Жизнь, которая если и не дала четких ответов на все его вопросы, то явно указала, что путь, намеченный им, верен. Казалось, что все теперь пойдет своим чередом. Дни размеренно станут ложиться один на другой, сшиваясь в книгу мудрости и знаний.

Много раз Пато зарекался не строить далеко идущих планов и все-таки поддавался размеренности и покою. За слабость эту не раз и не два был бит судьбою, напоминавшей ему старую мудрость – человек может решиться на поступок, но только духи способны дать ему сил на свершение задуманного.

Вот и теперь он слишком замечтался о том, как поможет отцу в кузне и по хозяйству. Как порадуется мать тому, что сын ее дома и никуда не торопится. Тао сказал, что в поселке они останутся на пару недель точно.

Так сложилось, но за все время, что Пато учеником отходил за мастером Тао, в их землях не появлялось ни одного зверя. Пато и огорчался этому, и где-то был рад. Трусливо рад, если быть честным до конца. Он не мог сказать с полной уверенностью, как себя поведет при первой встрече с этим чудовищем. А на все расспросы Тао Ган отплевывался, иначе и не скажешь, общими фразами: «этого не объяснить», «это надо прочувствовать», «придет время, и сам узнаешь». Храбрости и уверенности такие ответы с собой не приносили…

Пато и его отец тащили через весь двор огромную наковальню. Мало того, что изначально ее пришлось вытаскивать из-под всяческого хлама в виде поломанных тяпок, кос и прочей непригодной утвари, годной лишь на перековку, так эту «здоровидлу» (как называла ее мать) требовалось тащить на себе в кузню. А кузня стояла, мягко говоря, в некотором отдалении от дома. Пот струился по голым торсам Пато и Тало Каса, закатывался в глаза, заставляя щуриться. Стоило лишь на миг приоткрыть рот, как в тот же миг соленая жидкость пробиралась и туда, принуждая мужчин отплевываться.

– Отец, – кряхтя от напряжения и мелко переступая ногами, поинтересовался Пато, – вот ответь мне на один вопрос. Почему мы с тобой тащим эту… слов не подобрать, а наши кони пасутся в это время в тени? Ты только глянь, их даже мухи не тревожат.

Отец шумно выдохнул и указал глазами, где остановиться. Опустив наковальню на землю и отерев, наконец, лицо, он с улыбкой глянул на сына.

– Жалко животинку, надорвется.

– А мы? Нас не жалко?

Тало пожевал губами и уселся на землю там, где стоял.

– А что с нами будет? Только аппетит нагуляем.

Отец и сын все прекрасно понимали, но продолжали разыгрывать друг друга. Слишком мало времени они проводили вместе за последние два года, а о том, что будет, когда Пато станет ганом, и думать не хотелось. Во всяком случае, отцу. Три сына у него. Три прекрасных сына. Каждый хорош по-своему. Старший – тихий и скромный парень. Про таких говорят, что если голоса не подаст, то и не заметишь его. Всегда он в нужном месте и в нужное время. Помощь окажет любую – и просить не надо. Средний сын умен. Коль построить чего, то он тут как тут. И расчеты сам произведет, и первым за инструмент схватится. Выгоды не ищет, но и от награды не откажется. Пато – третий. Последыш. Душа нараспашку. Отрада родителям и братьям. Найдет слово нужное в поддержку, или промолчит там, где это всего более необходимо. Повезло Тало Касу с сыновьями. Одна печаль – выросли уже. Двое ушли из дома отчего, да и третий ненадолго задержится.