– Макс…
– Погоди, Мэгз, дальше – лучше. «Мерси Валентайн, восходящая звезда и мисс Длинный Нос, чьи глаза вчера красноречиво наполнились слезами…»
– Я не виновата, что твоих слов там нет, – пожимает плечами Мер, решительно отпихивая круассан. – Если ты не хотел, чтобы кто-то тебя затмил, то мог бы, вообще говоря, и не звать туда всю эту прессу.
– Ты позвал прессу? – Мэгги хмурится и выкладывает на стол очередную порцию яиц. – Бога ради, зачем ты это сделал?!
– Они все равно писали о маме, – оправдывается Макс, – и я подумал, что лучше им услышать об этом от нас.
– Хочешь сказать: от тебя, – поправляет Мерси.
– Это все такая глупость! – встреваю я и с осуждением мотаю головой, потому что мой рот набит тостом. – Откуда только они берут эти дурацкие слухи?! А еще называют себя профессионалистами!
– Нет, По, не называют, потому что такого слова нет. – Макс снова обращается к статье. – Так, что у нас тут еще? «Настоящая красавица Фейт Валентайн, подружка поп-звезды Ноа Энтони, рассказала нам все, не говоря ни слова…»
– Пожалуйста, перестань, – говорит Эффи, потягивая апельсиновый сок. – Это просто токсично.
– И все-таки ты нравишься им больше всех, – смеется Макс. – Кажется, тебе придется поддерживать эту репутацию с носом, Русалочка, если хочешь оставаться в центре внимания. – Он пинает Мерси ногой под столом и быстро отпрыгивает на другой стул, чтобы она не смогла в ответ ущипнуть его. – Давайте посмотрим, что там пишут сегодня о Валентайнах онлайн.
Он берет в руки i-Pad и откашливается.
– Бабушка, без комментариев… Мама, дива из высшего света, сейчас, кажется, проигрывает… Папа выходит на первое место… Дети – бесталанные и никчемные…
– Макс.
– Целый век особого положения… титулованные лентяи, проживающие деньги прошлых поколений…
– Макс!
– Интересно, что эти люди о себе возомнили…
– Хватит, Макс! – кричит ему Мэгги.
Макс сразу садится на место.
– Прости, Мэгз. По крайней мере, папа сказал им (цитирую): «Поцелуйте мой американский зад» – может быть, хоть это немного тебя утешит.
– Не удивляюсь, что он так сказал, – весело замечаю я, слизывая с пальцев черносмородиновый джем. – В смысле, я никогда в жизни не слышала большей чуши. Они всегда делают такие мерзкие выводы! Ха-ха-ха, не журна-листы, а журна-глисты, правда?
Победоносно смотрю на остальных, но все усердно заняты едой.
– Ну ладно, – спокойно продолжает Мэгги, протирая губкой плиту, – боюсь, сегодня вечером меня не будет. Бен приехал на каникулы, так что я взяла отгулы до конца недели.
Макс, Мерси и я сразу начинаем коситься на Фейт.
Бен – сын Мэгги, и он влюблен в Эффи с тех пор, как им обоим было по шесть лет: тогда он всюду ходил за ней по пятам и в знак безграничной преданности приносил ей на съедение гусениц. Мне это всегда казалось очень романтичным, но она никогда их не ела.
– Правда? – Фейт заливается краской и старается не смотреть на нас. – И как ему новая школа на севере? Наверное, вы очень по нему скучаете.
– Да, правда, – кивает Мэгги, вытирая руки кухонным полотенцем. – Но ему нравится жить с отцом в Эдинбурге, и я стараюсь этого не показывать. Знаю, я необъективна, но мне кажется, он становится ужасным сердцеедом. Все девушки в шахматном клубе приготовительного колледжа сходят по нему с ума.
Макс и Мерси хихикают.
– Как вы, должно быть, им гордитесь, – говорит Фейт, бросая на них испепеляющие взгляды.
– Как гордитесь, – хрюкая, соглашается Мерси. – А он все так же помешан на игре в «скрэббл»? Помните, какой запас слов у него был специально для игры: типа «благоухающий», «морока» и тому подобное? Помнишь, Эфф?
Наверное, здесь стоит добавить, что Бен – низкий и костлявый, с вьющимися мышино-серыми волосами на косой пробор. Когда я видела его в последний раз, он отпустил тонкие усики и постоянно поглаживал их, как будто, чтобы привлечь удачу.
– М-м-м, – говорит Фейт, играя ложечкой, – уже не очень помню. Это было так давно.
Мер и Макс начинают рисовать в воздухе усы и играть на воображаемых волынках, пока Мэгги наконец их не одергивает.
– Хотите сами готовить себе сегодня ужин, а, Аббатство Даунтон?
Они тут же успокаиваются, ведь никто из нас не умеет готовить.
– Как я уже хочу наконец стать знаменитой, – говорю я, глядя на заметки в газетах сияющими глазами. – Интересно, какую чушь они будут писать обо мне. Потому что пока, даже если на меня нападут зомби, в газетах появится только мой обглоданный локоть.
– Да ладно, – морщится Мер. – Если зомби когда-нибудь вторгнутся в Англию, ты обязательно влюбишься в самого мерзкого из них, Пудель.
– О Прекрасный Зомби! – кричит Макс, делая вид, что залезает себе в грудь и разбрасывает по столу невидимое содержимое. – Вот мое сердце, оно твое навеки! Делай с ним все что хочешь!
Мер начинает пускать слюни и изображать, что хватает и съедает мое сердце.
– Немного романтики никому не повредит, – строго говорит Мэгги, а мои брат и сестра снова хихикают. – В общем, молодежь, ведите себя прилично. Не хочу, чтобы здесь рыскали газетчики, пока я буду колдовать над суперсекретным рецептом пастушьего пирога.
С этими словами она надевает кардиган и выходит.
– Немного романтики не повредит, – выдавливает Макс, как только за ней закрывается дверь. – Только если в этом не замешана нежить, пожирающая людей.
– Я уверена, малышка, что зомби тоже полюбит тебя, всю, до кончиков ногтей, как люблю тебя я, – говорит Фейт, наклоняясь ко мне и целуя в щеку. – Как все мы.
– Ага, до кончиков ногтей и до кишочков.
– Знаете что? – говорю я, когда после очередного взрыва смеха мои сестры и брат встают наконец из-за стола. – Если б я действительно влюбилась в зомби, уверена, наша великая любовь преодолела бы все препятствия. Это был бы потрясающий блокбастер с шикарной любовной линией, и мои поклонники платили бы миллионы, чтобы его посмотреть, вот так.
– Не волнуйся, сестренка, – отвечает Мер с улыбкой, засовывая в рот остатки круассана. – Не сомневаюсь, однажды ты наконец встретишь парня, у которого будет отсутствовать добрая половина мозга.
Теперь они допивают напитки и проверяют телефоны. Поэтому я вскакиваю с места и начинаю делать то же самое.
– А теперь чем займемся? Давайте вместе посмотрим какой-нибудь фильм. Может быть, «Наше сердце»? Мы его сто лет не смотрели.
Именно на съемках этого фильма встретились мама с папой: эпическая, масштабная любовная история, которая разворачивается в Лондоне во время Второй мировой войны. Я, правда, посмотрела его вчера вечером, но если это сделал один, то не считается.
– Прости, Пудель, – говорит Макс, дожевывая тост и направляясь к лестнице, – но мне нужно выучить роль на целых три строчки. На всякий случай, если Второй посланник сломает ногу.
Я с надеждой смотрю на Эффи.
– Не сегодня. – Она вздрагивает, когда начинает вибрировать ее телефон. – Ноа на несколько недель уезжал в турне по Европе, значит, теперь он должен рассказать мне во всех подробностях обо всем, что он там ел.
Тогда я без особой надежды поворачиваюсь к Мерси.
– Ни за что на свете и ни за какие коврижки, – зевает Мер. – Это скучный фильм, ты прилипала, и я пойду еще посплю. Иди, поиграй со своим Зайчиком, или как там его зовут.
Когда я была маленькой, у меня был воображаемый щенок, и мои сестры и брат до сих пор думают, что напоминать мне о нем круто, хотя я уже много лет с ним не играю, что естественно.
– Его звали Лучик, – с возмущением отвечаю я. – И если вы подождете минутку, может быть, мы…
Нет, они все уже разошлись.
6
РИЧМОНД, СОЛНЕЧНОЕ УТРО ПОНЕДЕЛЬНИКА
Камера пролетает над огромным, массивным особняком из красного кирпича, с пятнадцатью спальнями и бассейном в середине большого сада. Он окружен деревьями и высокой стеной, длинная подъездная аллея, посыпанная гравием, ведет к входной двери, а в глубине сада змеятся веселые ручейки.
ХОУП, пятнадцать лет, смотрит в большое окно; на ней футболка с надписью I LOVE YOU A LATTE и светло-голубые джи…
Пауза.