И тут Петька снова увидел свою соседку по палате. Младенец у нее на руках спал, а сама она смотрела на Петьку испепеляющим взглядом.

– Здрасьте! – робко сказал Петька.

Женщина гневно засопела:

– Ты у меня тут кончай кашлять, понял? Иначе опять вылетишь в коридор!

– Но я же болею, потому и кашляю, – робким голосом объяснил Петька.

– А меня не волнует, болеешь ты или нет. Нечего было простужаться.

В этот момент громко закашлялся малыш у нее на руках. Женщина стала с ним сюсюкать и нежно укачивать.

– Ага, – обиженно пробурчал Петька. – Ему, значит, можно, а мне нельзя.

– Чего?! – набросилась на него женщина. – А ну пулей вылетел отсюда, и чтоб больше я тебя не видела!

Тут в палату вошла сестра Ксения со стойкой, на которой болталась капельница. Она, видимо, слышала последние слова Петькиной соседки по палате.

– Вы чего к ребёнку пристали? – она воззрилась на соседку Петьки своими смеющимися глазами.

– Я к нему не пристаю. Просто сказала, чтоб он не кашлял в палате.

– А, – захохотала Ксения. – Я уж думала, что серьезное. Тогда поступим так: ты, Петька, как задумаешь кашлять – предупреждай, а вы выходите в коридор. Прокашляется – входите обратно. Нет, ну какая же я умница, правда? Сумела в два счета разрулить сложнейшую ситуацию! А теперь ложись и давай мне левую руку.

Иголка от капельницы, которую Ксения воткнула ему в вену, была большая и страшная, но Петька даже не поморщился. Он понял, что в этой больнице у него появился ещё один друг. Петька поманил пальцем медсестру Ксению и прошептал ей в ухо:

– Тут у вас, между прочим, лежит Граф Монте-Кристо. Он всем представляется Витькой Комаровым, но вы не верьте. Он самый настоящий граф.

– Поняла, – сказала Ксения. – Теперь буду обращаться с ним подобающе – как с вельможей.

Она снова потрепала Петьку по макушке и вышла, бормоча себе под нос что-то вроде "и когда только эти сорванцы успевают познакомиться!"

– Завтрак! – зазвучал по коридору чей-то бодрый голос.

У Петьки после капельницы кружилась голова, но он все равно решил выйти из палаты и поискать столовую. И нашел – по запаху какао и манной каши. Сквозь огромные окна били снопы солнечных лучей, и после мрачного коридора на душе у мальчугана стало радостно.

Его новый знакомый, Витька Комаров, сидел за столиком в углу и вяло ковырялся ложкой в манной каше. Петька принялся внимательно разглядывать его: при свете солнца граф Монте-Кристо выглядел не так, как прошлой ночью. Он был ужасно худой, белобрысый, с пронзительно голубыми глазами и чуть-чуть горбатый, отчего его голова на тонкой шее выдавалась вперед. Рот был открыт, и в нем виднелись редко посаженные острые зубы. В целом, если отбросить детали, он был похож на маленького крокодильчика.

– Привет, – сказал Петька и сел рядом.

"Крокодильчик" настороженно огляделся по сторонам и тихим голосом, не глядя на Петьку, сказал:

– Нас не должны видеть вместе. Ведь официально мы не знакомы.

– А что такое "официально"? – спросил Петька.

– Потом объясню. Сядь за другой стол.

– Но я уже рассказал о том, что знаю тебя, – не отставал Петька.

– Кому?

– Ксении Викторовне.

– Это не страшно, Ксения – наш человек. Больше никому?

– Ни одной живой душе.

– Вот и не говори.

– Ладно, но почему?

– Они станут следить за нами, и вся операция накроется медным тазом.

– Какая операция?

"Крокодильчик" придвинулся вплотную к Петькиному уху и прошептал:

– План побега.

Петьку аж подбросило на стуле. Он широко заулыбался и срочно бросился пересаживаться за другой столик. Но промахнулся, врезался в соседний, два стакана с какао опрокинулись, раздался девчоночий визг.

– Ты сто тут ласплыгался, как кенгулу! – напустилась на Петьку сидевшая за злополучным столиком зеленоглазая девочка с кудряшками, похожая на куклу.

– Да я, да я, – начал мямлить Петька.

– Какой ты невоспитанный мальчик, – сказала другая девочка, постарше первой. – Облил нас какао и даже не извинился.

Петька, красный, как помидор, подошёл поближе и узрел масштабы вызванных им разрушений. Стол был начисто залит полезным напитком, в этом море какао, как корабли, плавали бутерброды с маслом и сыром. А ещё какао капало прямо на васильковое платье старшей девочке. Петька поднял на нее глаза и замер на месте. Перед ним сидел ангел, иначе и не скажешь. Огромные зелёные глаза, русые волосы, стянутые на затылке в пышный хвост, губки бантиком… в общем, человеческие слова бессильны были описать ту неземную красоту, которую только что облил по неосторожности Петька. Он стоял перед девочками, как теленок, что-то мыча и хлопая глазами.

– Плыгают тут всякие! – не унималась младшая девочка. – А мне сто, тепель с голоду помилать?

– Прости, – пробубнил Петька. – Я тебе свой завтрак отдам.

Ангел в васильковом платье вдруг улыбнулась и сказала:

– Да хватит тебе, Дашка, он же нечаянно. Оступился человек, с кем не бывает! Мы сейчас попросим ещё бутербродов и какао – вон, видишь, их там сколько.

Петька опять залился краской и ринулся к раздаче – за бутербродами для девочек. Но в этот день ему чертовски не везло. Со всего маху, с разворота, он налетел на тот самый столик, за которым сидела… его соседка по палате. Тарелка с манной кашей упала на пол и разлетелась вдребезги, какао пролилось женщине на колени.

– Ах ты, гадёныш! – закричала женщина. – А ну иди сюда.

Но Петька не стал ждать развязки этой драмы. Он во всю прыть сиганул прочь из столовой, отметив напоследок, что девочки от души хохочут над происходящим.

Он метался по коридору в поисках спасения. Но все было закрыто. Тогда в отчаянии он бросился в свою палату, распахнул окно и выскочил на улицу. Нет, он не разбился в лепешку – детское пульмонологическое отделение находилось на первом и единственном этаже.

Медперсонал сбился с ног в поисках юного пациента. А он сидел в кустах сирени и предавался вселенской печали. Слезы капали на коленки, Петька их даже не вытирал. Перед его глазами вставали одна трагичнее другой картины его загубленной на корню юной жизни. Вот он, дождавшись ночи, голодный, под проливным дождем бредёт одинокий и всеми позабытый, бредёт, куда глаза глядят. Сверкают молнии, а он молит небеса, чтобы одна из них ударила в него и прекратила его страдания…

– Вставай, будем кожу сдирать, – раздался сверху голос Ксении.

Петька всхлипнул.

– Ну хорош наводнение устраивать, пошли в палату: укол час назад ещё надо было сделать. Вставай.

– Не пойду я в палату, – опять разрыдался Петька. – Она меня убьет, я у нее тарелку с кашей разбил.

– Кто, соседка твоя?

– Да.

– Не боись, с ней уже врач поговорила. Проблема решена. Пошли.

– Правда?

– Зуб даю.

Петька нехотя вылез из кустов. Ксения взяла его за руку, и они направились в больницу. Когда до его палаты оставалось несколько шагов, мальчик задрожал. Но Ксения у его палаты не остановилась.

– Мы прошли мою палату, – тихо заметил Петька.

– Я знаю, – ответила Ксения. – Не кипишуй.

Через несколько шагов они остановились перед дверью другой палаты.

Ксения постучала.

– Никого нет дома, – раздалось из-за двери. – Приходите завтра.

– Не может быть, – удивилась Ксения. – Ведь с кем-то я сейчас говорю.

– Ладно, – сказали из-за двери. – Вы меня раскусили. Заходите.

Этот диалог, похожий на разговор Кролика и Винни Пуха из мультика, изрядно развеселил Петьку.

В палате на кровати у окна сидел Витька Комаров собственной персоной и грыз яблоко.

– Вот твой новый сокамерник, – сказала Ксения Витьке, показывая на Петьку. – Отдается тебе на перевоспитание. Сделай из него человека, пожалуйста.

– Из этого хулигана уже ничего хорошего не выйдет, – улыбнулся Витька. – Он сегодня на моих глазах столовую разгромил. Но попробовать-то можно.