Мартин улыбнулся одними глазами, чуть развел руки в стороны и сказал:

– Иди ко мне. Не бойся, все цело, только вид помятый.

Яна подошла близко-близко и тихонечко обняла его за спину.

– Поехали домой? – спросила она.

– Сейчас такси вызовем и поедем.

– Зачем такси? Я отвезу, – сказала Яна. – У меня права всегда с собой, а вино я не пила. Просто в руке держала. А «танк» я еще не водила. Разрешишь?

– Конечно. Поехали.

Мартин посмотрел на брата. Тот помотал головой.

– Нет, у меня еще дела в клубе. Вы не забудьте – завтра к родителям. Марина сама приедет. Выезд в двенадцать. Так что, успеешь отоспаться. Пока.

Марат встал, пожал руку брату, кивнул Яне и вышел.

– Помочь тебе одеться? – спросила Янка.

– Не надо ничего. Я просто куртку накину. Поехали.

– Мартин, я должна тебе признаться.

Яна покраснела и опустила глаза. Потом все же подняла голову и решительно посмотрела на него. У Мартина перехватило дыхание. На долю секунды он испугался, что она отвергнет его сейчас из-за того, что видела на ринге, или выберет… другого.

– Полчаса назад я видела девушку, заходившую в твою комнату. Она уже посещала тебя ранее.

Он хотел что-то сказать, но Янка закрыла ладошкой его разбитые губы.

– Ее вывели. Дело в другом: у меня появилось сомнение в тебе, и за это мне стыдно. Если бы вовремя не появился Марат, не знаю, где бы я была. Прости меня.

Мартин вздохнул и просто кивнул. Слова были излишни. Она понимали друг друга по глазам…

Если у кого-то вечер заканчивался, то у Насти он только начинался. Ее пригласила на день рождения бывшая староста их группы, и почти все, кто остался жить и работать в родном городе, пришли. Большая компания – кто в одиночестве, кто парами. Расположились в самом большом зале, где Настя отмечала свой праздник меньше месяца назад.

Конечно, своим нарядом она произвела фурор. Столько восторженных и голодных взглядов она не ощущала на себе никогда.

Настя изо всех старалась смеяться шуткам, щедро отсыпаемым ей кавалерами. Только юмор становился все более плоским в прямо пропорциональной зависимости от количества выпитого. И хотелось как-то уже домой. Все-таки пятница – это рабочий день. Но Настя была готова признаться самой себе, что вовсе не из-за усталости она хочет уйти, а потому что здесь скучно…

Снова зазвучала медленная композиция. Настя забиралась все глубже за столик, когда кто-то дотронулся до нее. Она дернула руку к себе – словно электричеством долбануло. Повернулась к наглецу, пытаясь рассмотреть его в свете мигающих лампочек.

– Можно пригласить тебя потанцевать? – голос Федора подействовал, как дудочка заклинателя змей на кобру.

Настя подала ему руку, которая утонула в широкой ладони Феди. Он вывел ее на танцпол, где уже топтались и кружились другие пары. Обе руки положил ей на спину – одну чуть ниже поясницы, вторую между лопатками ближе к шее. Настя смотрела ему в глаза, не отрываясь.

Федор прижал ее к себе чуть ближе, чуть сильнее, чем это было бы допустимо для людей, которые только вышли потанцевать. Медленное покачивание тел, взгляд друг на друга, не отводя глаз… – и электрический скат внутри молчит, и дуга не бьет током.

На своих высоких каблуках Настя была всего лишь на полголовы ниже Федора, поэтому ее поднятое к нему лицо было очень близко.., губы в еле заметном блеске.., аромат духов…

Федор чувствовал, что напряжение в брюках становится все заметнее, и уж Настя-то все поняла. Но он не хотел выпускать ее из рук.

– Ты такая красивая, Настя, – почти в губы прошептал он.

– Спасибо. Я знаю, – так же тихо ответила она.

Они продолжали кружиться в медленном танце, не видя и не слыша ничего.

– Ты долго еще будешь здесь? – спросил Федор.

– Уже собиралась уходить.

– Тебя проводить?

– Проводи.

Как только закончилась музыка, Настя пошла к своему столику, что-то сказала девчонкам и вернулась к Федору. Они, не говоря друг другу ни слова, вышли из зала. Подружки, проводившие их взглядом, «заценили» мужика на пять баллов, только вынесли вердикт, что он староват для Насти.

А неразговорчивая парочка вышла из клуба и направилась на стоянку, к прогревающейся машине. Настя чуть вздрагивала, все-таки тонкий кожаный плащ, поверх ее вечернего открытого платья, мало согревал. Да и туфли не для начала апреля.

– Замерзла?

– Чуть-чуть.

Федор сделал к ней пару шагов, на ходу расстегивая куртку, и накрыл ее с двух сторон, прижимая к себе.

– Обними меня под курткой, согрей руки.

Она просунула руки ему на спину, чувствуя, как вздрагивают мышцы.

«Господи! Будь, что будет! Но я хочу потрогать его тело…»

И она опустила руки до края его джемпера и медленно заползла под него. От блаженства прикосновения к его коже она закрыла глаза и тихо застонала. Провела подушечками пальцев по его пояснице и снова вверх по ложбинке позвоночника. Федор втянул воздух и замер под ее ласками. Потом выдохнул и взял ее лицо в свои ладони.

– Что ты делаешь, маленькая красивая стрекоза?

– Федь… А как ты меня… тогда назвал? Ну, ты же как-то меня назвал, хотя бы для себя?

– Глупая мошка.

– О!.. Как романтично. А больше я не глупая мошка?

– Не начинай. Сама все знаешь. Тогда – мошка, сейчас – красивая стрекоза с переливающимися крылышками.

– Угу.

– Я тоже виноват. И ты хороша.

– Ооо… Я очень хороша…

Федор засмеялся.

– Согрелась?

– Да. Не хочу тебе отпускать.

– Не отпускай…

Он целовал ее, нежно касаясь губами, словно она – божество. А он боялся осквернить ее собой…

– Отвези меня домой, пожалуйста, – ее шепот заставлял его подчиняться.

Федор помог ей сесть в машину. Потом снял с себя куртку и укрыл ее своим теплом. Настя благодарно улыбнулась.

Доехали они быстро, или им так казалось. Потому что очень хотелось… чего? Ведь вряд ли возможно то, на чем замерли и взлетели на воздух их не начавшиеся «отношения».

– Провожу до квартиры?

– Проводи.

Пешком… до… квартиры… Господи, обнимаясь и целуясь на каждой ступеньке. Руки находили такие места блаженства, о которых невозможно было догадаться… например, коленка или запястье…

Федор не мог себе объяснить, почему не касается ее шикарной груди, не лезет под юбку, не сжимает горло…

Он словно боялся повредить ей те самые переливающиеся в солнечных лучах прозрачные крылышки. Сейчас она не выглядела разбитной девахой, кидающейся на мужика, и позволяющей делать с ней, что угодно. Она принимала его ласки, как что-то необыкновенное, так долго ожидаемое и в то же время необходимое. Только тихонько вздыхала, когда он касался ее.

– Кто бы мне сказал, что я, как школьник, буду целоваться в подъезде, на каждой ступеньке. Ладно, ты – девчонка совсем, но мне-то тридцать четыре! Что ты со мной сделала?

– Ничего. Это ты меня током бил.

– А я думал, что ты…

– Федя…

– Что? Настя, что?

– Ключ возьми. Дверь открой.

Он и не заметил, как они оказались перед ее квартирой.

Уже в коридоре он вопросительно посмотрел ей в глаза, боясь спугнуть то ощущение красоты, чистоты и бесконечной нежности, которое плескалось у него в груди. Настя едва заметно качнула головой из стороны в сторону – нет, не время еще.

Федор выдохнул. Это хорошо. Он не готов был снова потерять маленький светящийся огонек.

– Можно я останусь у тебя? В другой комнате, хоть на кухне? Не хочу уходить.

– Можно.

Яна думала, что Мартину совсем плохо, и он еле-еле сможет передвигаться. Оказывается, нет, он вполне нормально шел по коридору к административному выходу. Куртка была наброшена на плечи. Они вышли на улицу, и Яна, получившая ключи от «танка», смела пиликнула сигнализацией.

– Мартин, должна тебя предупредить… Мама не любит со мной ездить. А я очень люблю ее возить!

– Ты очень издалека решила начать? Хочешь сказать, что ты гонщик, и поэтому мама боится с тобой ездить? Так?