Я дернула плечами и получила свободу.

— Странно ты заботился о микстуре прошлой ночью, — прошипела я, пытаясь сберечь силы, чтобы остаться на ногах без помощи сеньора аптекаря.

Но он схватил меня за предплечье и притянул к себе, чтобы наши лбы встретились.

— А я не хотел отдавать тебя ему. Ты мне понравилась. Но утром понял, что не имею права быть эгоистом. Что ни ты, ни я, никто другой и пальца Альберто не стоим… Думаешь, мне тебя не жалко? Жалко, Вики, жалко, — Пабло все сильнее и сильнее сжимал мне руку. Но я не вырывалась, терпела боль. — Но еще больше мне жалко тех несчастных, которых ты лишила его помощи. Год, целый год мы пытаемся выжить без него… Это очень тяжело. Ты не представляешь, как нам не хватает порой чуда…

— Кто мы?

— Мы, — усмехнулся Пабло и отпрянул от меня, схватил за пальцы и потащил по ступенькам вниз, прочь от еврейского квартала. — Я знаю, что ты не виновата, что это было его решение. Я просто не могу заставить себя злиться на него… Боже, как он мог поставить тебя выше смысла своего существования! Зачем? Я искал ответы и не находил… В тебе нет ничего, что могло привлечь такого, — Пабло запнулся на минуту и произнес по слогам: — Человека, как Альберто. Я следил за тобой целый год. Твое существование бессмысленно, ты пустышка, за таких не умирают…

Он остановился и встряхнул меня за плечи.

— Наш секс был последней проверкой. Я уж думал — может, у него крышу сорвало… Ну ведь бывает такое у мужиков… Но нет, ничего особенного. Ты обыкновенная сучка, каких много… Даже не так: ты сучка в квадрате. Я все ломал голову, как уложить тебя в постель, а оказалось элементарно… И ради тебя мы теряем Альберта… Это ужасно!

Он резко отпустил меня — точно прикасаться ко мне стало ему противно. От неожиданности я пошатнулась, но он сжалился — поймал мое тело. Или побоялся разбить склянку с эликсиром жизни. Оправдываться? В чем? В том, что Альберт по какой-то только ему понятной причине решил поставить на мне точку. Я виновата? Нет. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы вырвать Альберта из лап смерти, даже если придется совершить равноценный обмен: я готова отдать всю себя до последней капли.

Мы шли довольно медленно, но на мост я вышла полностью мокрой и в здании туристической информации меня начало знобить не на шутку. Пабло что-то сказал Марисе, и та вынесла мне шерстяное пончо. Я поблагодарила, стуча зубами, и, пошатнувшись, схватила со стенда проспект, который, конечно же, не удержал меня.

— Ты в порядке? — спросила Мариса, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться с пола, на котором я растянулась почти что в полный рост.

Я встала и обнаружила, что Пабло в здании нет.

— Он пошел тебе за едой.

Я сидела на стуле, полностью привалившись к спинке: ужас! Альберт почти ничего не выпил из меня, а меня вело, как после выпитого из горла шампанского. Проспект оставался у меня в руках — сначала мне показалось, что он на каталонском, а потом до меня дошло, что это французский: он рассказывал о достопримечательностях восточных Пиреней по ту сторону границы. Я тупо пялилась на картинки, пока не вернулся Пабло: он протянул мне в бумажном пакетике посыпанную сахаром лепешку и, когда я прожевала первый кусочек, подал бумажный стакан с красным вином.

— Ей сейчас помогла бы святая вода из визиготского саркофага, — проговорила Мариса медленно по-английски, кося глазами в мою сторону.

— Смешно, — фыркнул Пабло, забирая у меня стакан с вином, чтобы мне легче было отвернуть липкую бумагу и откусить еще чуть-чуть лепешки.

— А я не смеюсь, — это последнее, что Мариса сказала по-английски.

Дальше пошла жестикуляция и пулеметный испанский. Пабло перебивал, но она настаивала на чем-то своем и в запале даже пару раз ударила его в грудь, потом вырвала у меня карту и стала тыкать в нее пальцем, называя какие-то цифры, а потом я услышала имя Альберта и даже вскочила со стула. Они оба воззрились на меня, мгновенно замолчав. Я не села на место, я уже достаточно крепко стояла на ногах. Пабло протянул мне стакан, и я, скомкав бумажный пакетик, допила оставшееся вино, которое после голого сахара казалось еще кислее.

— Мне надо вымыть руки, — сказала я и, отказавшись от помощи Марисы, сама пошла в туалет, вход в который находился на улице.

Бледная, как смерть, но все еще живая и с чистыми руками, я вышла под солнце к Пабло.

— Ты давно не была во Франции? — спросил он меня и тут же ответил: — Через час будешь. Мы едем в гости к визиготам. Их саркофаг действительно пока необъяснимое наукой чудо, а именно чудо может спасти сейчас Альберто и больше ничего.

Я спросила, куда все же мы едем, но не получила ответа. Пабло привел меня к машине, которую я не могла не узнать — номер на ней был румынский.

В машине я уснула и понятия не имела, как долго мы ехали. Солнце клонилось к закату, но все еще слишком ярко просачивалось сквозь сочную зелень деревьев, обступивших ручей, оказавшийся рекой Тек — ледяная вода коснулась моего лба, и я вздрогнула всем телом. Отвернув голову от склонившегося надо мной Пабло, я видела высокий пологий склон, который не имела понятия, как преодолела: я точно сама захлопнула дверцу машины, а вот дальше был полный провал.

— Может, тебе искупаться? Ты вся мокрая…

Я перекинула голову на другое плечо: вода прозрачная, камни переливаются всеми цветами радуги: здесь от силы по колено. Можно…

Пабло приподнял меня с земли. На мне уже не было кофты, а снять майку и шорты не заняло у него даже минуты. Он снова смотрел на меня взглядом художника, совершенно лишенным похоти.

— Камни скользкие, я буду держать тебя за руку. Вот там, между тех двух валунов, кажется, поглубже.

Сам он только разулся и осторожно ступил в воду, которая вдруг перестала быть для меня прохладной. Один шаг, второй, и я склонилась над водой, ища опору в выступающих камнях. Углубление оказалось не глубже ванны, и вода не покрыла мне грудь, даже когда я полностью вытянулась на камнях. Пабло присел на один из валунов и принялся поливать меня водой из ладони.

— Через час аббатство закроется, и тогда мы перелезем через стену.

— Как я полезу куда-то в таком состоянии?

— А какой у нас выбор?

На губах Пабло играла улыбка.

— Ты ведь шутишь?

— Шучу, — он кивнул. — Мы зайдем одними из последних. Пока смотритель будет проверять, все ли ушли из церкви, мы… — теперь Пабло даже рассмеялся. — Я не знаю, что мы сделаем… Я попытаюсь вскрыть замок на решетке. Между прутьев, конечно, не протиснуться, но можно перелезть через верх. Если я тебя подсажу, ты справишься сама.

— С чем?

— С краником. Он вделан в саркофаг, через него сливают воду… Святую воду…

Меня передернуло, и Пабло сказал вылезать. Волосы намокли, и мне пришлось раскидать их по плечам, прикрыв грудь, а ладони Пабло прикрыли мне плечи. Он стоял у меня за спиной и дышал прямо мне в ухо.

— Здесь такая тишина.

Он был прав: шум воды не нарушался никакими иными шумами цивилизации, хотя трасса находилась отсюда на довольно близком расстоянии. Горы, зелень и ничего больше. Ни одного человека не пришло сюда за целый час.

— Даже забываешь, что живешь в мире с жуткой болью.

Его руки скользнули вниз и задержались на лопатках.

— Он говорил, что у тебя болит спина. Это правда?

Я кивнула, и его руки двинулись дальше, но, к счастью, замерли на талии.

— Прости мне мои слова, — Пабло вжался носом в шейные позвонки, и мне пришлось нагнуться вперед, но шага вперед я не сделала, боясь оступиться на скользких острых камнях. — Я просто боюсь потерять Альберто. И я безумно боюсь потерять тебя… Хотя тебя я еще даже не нашел.

Его руки переместились мне под грудь, и я задохнулась, испугавшись, что он сломает мне ребра.

— Я знаю заклинание, но хочу обойтись без него.

Он ткнулся губами мне в плечо, жадно собирая с него дрожащие капли воды. Я смотрела вперед и не двигалась.