Причесавшись, Армэль вышел из комнаты, направляясь в сторону кабинета отца. Он прекрасно знал, что тот, как всегда, заседает там до поздна.
Подойдя к двери кабинета, Армэль постучал три раза, но никто не ответил. Пожав плечами, мальчик толкнул дверь. Та тихо открылась, открывая взору ребёнка то, чего он видеть в подобном возрасте не должен.
Мальчик оторопел от шока. Глаза заблестели от надвигающихся слёз. Но он не плакал, наблюдая как его отец… Он… Ребёнок даже не знал как дать описание происходящему на его глазах процессу совокупления.
Их горничная, кажется Мария, лежала на столе, издавая охи и вздохи, моля о чём-то отца. Её платье держалось лишь на поясе. Грудь была оголена открывая взору обнажённую верхнюю часть тела. Нижняя не отличалась приличностью, так как там платье тоже было задрано. Мужчина куда-то и чем-то толкался в женщину, вызывая те самые напугавшие ребёнка звуки, и воспроизводя их сам. У отца мальчика были лишь приспущены штаны, не более. Но это не уменьшало развратности картины. Руки мужчины непристойно ласкали грудь, а бёдра двигались быстро и со странным хлюпанием…
Спустя несколько мгновений женщина вскричала имя отца, расслабляясь на столе и часто дыша, так же как и мужчина.
Только потом они заметили стоящего в проходе Армэля. Он остолбеневше наблюдал за всем, будучи не в силах сдвинуться с места или что-либо сказать. Рот приоткрылся в нем крике, но голос подвёл своего хозяина, не желая издавать раненого звука.
Когда же шок начал отступать, всё тело мальчика задрожало. Слёзы, словно ожидая команды, наконец хлынули из глаз. Мужчина рванул к сыну, судорожно поправляя брюки, но тот отпрянул, круто разворачиваясь и срываясь на бег.
Он бежал не в комнату. На улицу. Хотелось исчезнуть. Отмотать время назад. Но исчезательного шкафа или машины времени у него не было. Армэль не мог смирится с тем, что его отец предал маму.
– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – залепетал, словно мантру, мальчик, выбегая за территорию особняка.
В этот момент он ненавидел всех. Себя за то, что сбежал. Отца за то, что предал мать. Деда, подавшего пример верного мужа.
Все шаблоны мальчика летели крахом. Всё спускалось в тартарары с грохотом и звоном. Сердце хотело верить, что всё это сон, но сознание хватало за шкирку, тыкая носом в реальность.
С этими, разрывающими душу, сердце и мозг, мыслями Армэль добежал до дома деда Ефима. Не утруждаясь в стуке, он вбежал внутрь, ослеплённый слезами.
Встретила его давящая и невероятно жуткая тишина. Под ложечкой тревожно засосало. Слёзы изсохли.
Словно кукла, Армэль подошёл к двери в спальню. Рука не желала подниматься, но усилием воли он заставил её ухватиться за ручку. Потянув ту на себя, ребёнок распахнул дверь…
Далее всё было как в прострации. Казалось, Армэль наблюдал всё со стороны, что всё это происходит не с ним. С кем-то другим. Чей-то крик, после вой…
Только потом мальчик понимает, что кричит он сам, а вой – его собственные рыдания. Он прижимал голову бесчувственного и уже, к несчастью, не дышащего Ефима, раскачиваясь из стороны в сторону и шепча что-то невразумительное. Дрожащей рукой, мальчик водил по упокоенному лицу, размазывая собственные слёзы и моля того раскрыть глаза, проснуться. Но Ефим на мольбы не отвечал, бездуховно лёжа на полу. Его глаза были прикрыты, словно он вовсе не отдал дух, а просто спит…
На дрожащих ногах и рыдая, Армэль встал, опираясь о стену. Силы разом покинули его, не давая сделать и шага. Но надежда ещё теплилась в груди и он шёл к телефону. Опираясь на стену, падая и рыдая, но шёл.
Добравшись до телефона, он взял трубку. Все уроки, как пользоваться этим древним агрегатом, в миг испарились, потому пришлось напрячь мозг. С трудом, дрожащими руками и промазывая пальцем, но он набрал скорую. Так же с трудом, дрожащим, заплаканными и истеричным голосом мальчишка вызвал бригаду скорой помощи.
Сил положить трубку не осталось. Она выпала из руки, свисая с тумбы и раскачиваясь на пружине. Ноги так же подвели его, не желая боле держать своего носителя.
Следующие события он и вовсе помнит сквозь какую-то дымку. Мир рухнул в одночасье без пометки для восстановления. Звук сирен, яркий красно-синий свет, синие пятна в форме. Все краски смешались, образуя жуткую смесь.
Кто-то что-то говорил, спрашивал, но в ушах лишь звон, от чего слов не разобрать. Кто-то хватает, куда-то везёт, ставит какой-то укол. Было уже всё равно…
Было уже всё равно… Эта мысль повторялась в голове, словно любимая песня на повторе, отдаваясь эхом во всём теле и затягивая в тёмную пустоту… Но это была вовсе не песня и отнюдь не любимая… Армэль поддался, проваливаясь в эту бездонную глуш, будучи окутанным своим оттенком чёрного…
*******
Спустя секунды пребывания в кромешной тьме, которая облепила всё тело, к мальчику пробился лучик света. Этот свет не нёс какие-то положительные эмоции. Он был пустым, ничего не дающим, но призывающим открыть глаза.
Слушаясь немой команды, веки Армэля приоткрылись. Взгляд наткнулся на белый потолок, а оглядевшись вокруг, он осознал что находиться в больнице. К руке была прикреплена трубка, соединяющая с покетом житкости. Короче говоря, простая капельница.
В воздухе стоял запах медикаментов, а звук пищащих приборов стучал по ушам, но Армэль смиренно ждал. Спустя же минуту, которая вытянулась в час по ощущениям, терпение кончилось и он выдернул торчащий провод, спрыгивая на пол. Ноги подвели, подгибаясь, но рука вовремя схватилась за край кровати. Так, опираясь обо всё, что можно было по пути, мальчик добрался до выхода…
Но не успел Армэль выйти, как его слух уловил голоса за дверью. Говорило двое.
Мальчик узнал лишь один голос, который пренадлежал его отцу. Они говорили о нём. Скучные термины и советы лились из уст второго голоса.
Ничего интересного не звучало и Армэль уже собирался обнаружить себя, но тут речь зашла о другом. Сердце учащённо забилось и сжалось в груди, причиняя боль.
– Что насчёт того деда… – начал холодно незнакомый голос -…мы долго бились, но спасти его не удалось. Он умер на месте от сердечного приступа. Вы являетесь его родственником?
Воцарила тишина. Отцовский голос молчал. Сердце в груди мальчика сорвалось и все части тела разом онемели. Лёгкие забыли как дышать. Часы на стене тикали неимоверно громко, оборудование пищало, а запах медикаментов усилился. В животе замутило и перевернуло, нервы начали сдавать. Секунды длились сравни часу. Армэль неотрываясь смотрел на часы напротив, прижимаясь ухом теснее к двери, силясь слиться с холодной пластмассой. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так. В висках стучало. Мальчик напрягал слух, чтобы не пропустить ни звука.
– Нет. – Наконец нарушил давящую тишину резкий баритон отца, от чего Армэль вздрогнул, зажимая рот ладошкой. – Он нам никем не является.
– Хммм… – Призадумался второй голос, в то время как мальчик ногтями вцепился себе в лицо, зажимая рот и сдерживая непрошенные вопли. – Ну что ж… Тогда этим займутся соответствующие органы, если не удастся найти родственников. Жаль…
Дальше речь врача прервал какой-то крик. Кто-то кричал срывая горло. Спустя мгновение до Армэля дошло, что кричал он сам. Тело двигалось само выбегая за дверь,а голос кричал «нет!». Всё тело словно налилось невероятной силой, пульсирующей в каждой клетке. Мужчины расширенными глазами смотрели на него.
Сорвавшись с места, Армэль побежал. Побежал вперёд, мельком заглядывая во все палаты.
Он не хотел верить в то, что дед Ефим ушёл от него. Мальчику казалось это невозможным. Сердце глухо стучало, лёгкие трешали по швам, а ноги скользили по полу. Кто-то что-то кричал, пытался схавить, но ребёнок бился как дикий зверь и бежал дальше. Во время борьбы что-то билось с глухим стуком, а кому-то и вовсе переподало по чувствительным точкам.
