Оглянувшись и не заметив погони, он рванул в лесную чащу. А уже через пятнадцать минут бега ( спасибо занятиям с тренером ) Армэль очутился возле дома лесника. Сам хозяин сидел на скамье возле избушки и перебирал ягоды. Завидев мальчугана, тот расплылся в сияющей улыбке. Семилетка подарил такую же в ответ, подбегая к деду.

– Здравствуйте, дед Ефа! А что вы делаете? – Воодушевлённо начал он, оглядывая красные,синие и чёрные ягоды, которые раскладывал дедушка.

– Да, вот токо из лесу, поскудник! Ишь скоко ягодок насобирал! – ответил мужчина, взболомучивая вихры на голове пострелёнка. – А ты что тут делаешь? Не уж то опять с уроков сбежал?

Армэль не ответил. А зачем? Тот и так прекрасно знал ответ.

– Ну и не отвечай! И так знаю, что сбежал! – пробасил мужчина с проницательной улыбкой.

– Я скучал… – пролепетал мальчик, краснея от стыда. – А я тебе кое-что принёс!

– Ох, я горю желанием узнать что же! – со смехом проговорил Ефим, озорно взирая на Армэля.

  Мальчик разулыбался, вытягивая из кормана шоколад. Глаза старика заблестели.

  Его страсть к сладкому раскрылась в первый же день их знакомства и мальчик всегда ею пользовался. Во-первых, ему нравился этот сияющий взгляд и довольное лицо, а во-вторых, задобрить того тоже надо было чем-то. Так Армэль совмещал приятное с полезным. За что и получил прозвище, которое и сказал Ефим.

– Вот поскудник! Знаешь как угодить старому! – проговорил тот, подмигивая ребёнку и шубурша обёрткой.

– Не такой уж ты и старый. – пробурчал себе под нос Армэль, наблюдая как тот разделывается с фальгой.

  Дед его услышал и из его груди вырвалось лишь короткое «Ха»,после чего он вгрызся в шоколад. Армэля мужчина тоже не обделил, отломив ему половину. Мальчик столько не принял, отломив себе пару долек и возвратив остальное.

  Ели они молча, растягивая удовольствие,наблюдая как день медленно и верно уходил к завершению.

  Доев всё в тишине, Ефим поднялся, протягивая руку мальчику. Тому пришлось прищуриться, смотря на него, так как за спиной светил ореол уходящего солнца.

– Ну что, поскудник? Пойдём я тебе кое-что покажу? – проговорил дед Ефим с загадочной улыбкой на губах.

  Мальчик молча вложил свою руку в грубую ладонь мужчины, поднимаясь с земли. Растянув улыбку чуть ли не до самых ушей, дед зашагал в глубь леса. Армэль поспешил за ним…

  Шли они не долго. Спустя минут десять пятнадцать они вышли к обрыву, который давно оброс травой, из-под которой торчали редкие и пышные одуванчики, сияющие в закатном свете. Лёгкий ветер раскачивал их из стороны в сторону, словно убаюкивая.

  Подобное заворожило взор Армэля. Его глаза засияли в восторге. Дед Ефим обернулся, улыбаясь. Реакция ему определённо понравилась. Собственно, чего он и добивался.

  Встав за его спину, дед положил руки тому на плечи, тихонько толкая к обрыву. Дойдя до самого края, они присели на траву, неотрываясь от лицезрения заката.

– Армэль… Мальчик мой… – спокойно, растягивая гласные, сказал Ефим.

– Что дед Ефа! – восторженно выдохнул тот, не отрывая взгляда от закатного перелива.

– Последний раз я был здесь с Катенькой… – прошептал, словно вспоминая, старик.

  Мальчик оторвался от заката, переводя заинтересованный взгляд на мужчину. Эта тема редко поднималась, но иногда Ефим попадал в прострации, рассказывая о них с Катей. Истории всегда были чувственными. Армэлю хотелось плакать или смеятся, зависело это от рассказанного.

  Прижав колени к груди, он обнял их руками, готовясь слушать.

– Она всегда была выдумщицей… – продолжил дед, смотря на закат, словно рассказывая ему, а не мальчику сидящему рядом. – Выдумывала всё новые и новые смешные истории, выражения или даже легенды… Она дышала своими фантазиями. В последний раз когда мы здесь были,это был и её… Её последний день. Это был такой же день, как и сейчас. У нас была традиция, которую она же и придумала… В последний день лета мы приходили сюда. Приходили, чтобы смотреть на закат. А когда же солнце садилось, Катенька срывала первый приглянувшийся ей одуванчик, прикрывала глаза, загадывала заветное желание и дула из-за всех сил. Семена одувана разлетались, уносясь далеко-далеко и донося желание до Него…

  Ефим расказывал медленно, словно снова погружаясь в тот день и переживая всё во второй раз. Глаза его блестели настольгическими слезами. Взор был устремлён куда-то далего, унося за собой сознание.

  Мальчик смотрел на него неотрывно, проникаясь каждым сказанным словом. История была настолько красивой, что сердце сжималось в груди, обливаясь кровью.

– Сегодня я привёл тебя сюда, чтобы возобновить эту традицию… – продолжал тот тем временем. – Сорви любой одуванчик, который тебе приглянётся…

– Хорошо, дед Ефа! – пролепетал завороженный мальчик, оглядываясь вокруг себя.

  Приметив в дали маленький и очень даже милый одуванчик, Армэль поднялся с земли, подбегая к крохе и осторожно обламывая стебелёк.

  Развернувшись к деду, он ненадолго замер, наблюдая. Тот сидел, смотря на рыжый горизонт. В руке он крутил одуванчик, иногда поднося белый пух к носу и зарываясь в него ноздрями. Картина была очень меланхоличной…

  Отойдя от оцепенения, Армэль подбежал к деду, падая на траву рядом. Тот перевёл на него взгляд, расплываясь в лёгкой улыбке. Мальчик ответил ему такой же. Снова переведя взгляд на уже потемневшее небо, они синхронно зажмурили глаза.

«Пускай Ефим/Армэль будет счастлив! »

  Синхронно загадав желания, оба выдохнули на одуванчики из-за всех сил. Ветер тут же подхватил разлетающиеся в разные стороны пушинки, унося в даль. Они долго провожали взглядом свои послания, отдавая им крупинки надежды, подпитывая силами.

  Просидев там после до того момента, пока на небе не засияли звёзды и не восшевствовала Луна, они поднялись и зашагали в полной тишине. В такой же тишине дед Ефим проводил мальчика до ворот.

  Всю дорогу каждый думал о своём, выстраивая какие-то логические цепочки и попросту надеясь. Возле же ворот они обнялись, прошепптав слова прощания и пожелания удачи. Армэль долго провожал взглядом мужчину, пока тот не скрылся из виду насовсем. Когда же тот скрылся, он перелез через забор, добираясь до комнаты тем же маршрутом.

  Войдя в комнату, мальчик подошёл к окну, поднимая взгляд на звёздное небо. Он думал о многом. О Кате, Ефиме, о своей жизни, отце и… И о маме.

  Он много хорошего слышал о ней. Видел фотографии, но этого было мало. Он скучал. Как и всем, ему хотелось материнской любви и ласки. Чтобы кто-то жалел и прижимал к груди, перебирая его спутанные иссиня-чёрные волосы. Чтобы кто-то приносил молоко с печеньем, когда случались кошмары. Но этого не было. Его лишили всего этого ещё при рождении…

  Несмотря на это у него теперь есть Ефим и Вари… Два безумно дорогих человека, без которых он не мог представить своё существование… И любимый врач, который рассказывал про маму… Про то, как она носила его под сердцем…

  Мысли прервал стук в дверь. Переведя на деревянный прямоугольник взгляд, мальчик прокричал краткое «войдите!», снова возвращаясь к лицезрению ночного неба и заостряя взор на Луне. Вошедшей оказалась нянечка, Лилия Аркадьевна.

– Армэльчик, тебя попросил появится Серёжечка ещё три часика назад… – начала женщина нерешительно, употребляя свои любимые уменьшительно-ласкательные. – Мне что-нибудь передать?

– Нет, я сам к нему подойду! – сказал Армэль, разворачиваюсь и растягивая губы в широкой улыбке.

  Эта женщина всегда ему нравилась. Её ласковая речь, медлительность, старательность и добрословность. Всё это создавало из неё ангела, перепутавшего небеса с землёй. Очки в роговой оправе и няряд из ряда добрая-бабушка-библиотекорша дополняли этот образ.

  Кивнув ему, она ушла.

  Проводив Лилию Аркадьевну взглядом, Армэль отошёл от окна. Подойдя к шкафу, он выудил свой повседневный строгий костюм, состоящий из лёгкой шёлковой рубашки цвета слоновой кости и шорт на подтяжках тёмно-синего цвета. Образ завершили пиджак в тон шортам и белоснежные гольфы. На ногах же, как всегда, туфли.