– Хороший город! Париж, о-ля-ля! – русский подал ему хлеб с икрой, кивнул: – Виват, Париж! Прозит!

Клод смотрел, как исчезала водка, не верил своим глазам. Такое видел в фильмах, но считал выдумкой режиссеров.

– Егор, меня звать! Знакомы будем, дядя! – Хмельной славянин похлопал его по плечу. – Пей, что смотреть?

Клод зажмурился. Он и раньше водку пробовал, но не такими дозами! Выпив свой фужер, он невольно скопировал визитера: глубоко и чувственно понюхал протянутый огурец и, смачно крякнув, откусил от бутерброда.

– О, как! Прелесть! Говорю, как доктор о лекарствах! – Жилец кивнул и пристроился на краешек стола. – Что такой невеселый? Пригород неспокоен? – Он махнул рукой в сторону улицы. – Наплюй! Не достанут, но пасаран! Де Голлю думать надо было, как с Алжиром разруливать. Не переживай, дядя Клод! – Он постучал пальцем по бейджу на груди Рюше. – Люмпены развлекутся, пар выпустят. За сгоревшие машины страховщики раскошелятся! Человек пять упрячут за решетку, телевизор будет сыпать репортажами, президент снимет какого то министра!

У Клода закружилась голова. «Икру едят, как американцы колу пьют!» – мелькнула мысль, но он промолчал. Большую часть из того, что говорил русский, он не понимал, пытаясь уловить смысл, кивал головой. Захотелось спросить о займе Царской России. Желание становилось жгучим, однако новый знакомый говорил не останавливаясь.

– Молчишь, грусть? – гость будто спрашивал сам себя. Замялся, хмыкнул, меняя тему разговора. – Город нравится! Вид из окна хороший. «Берег левый, берег правый». Хороший фильм. Про красоту душевную… Окно открывает, а там купола в дымке… – он зажмурился, продолжил: – башня Эйфеля и кусочек полей Елисейских. Оператор подобрал удачный ракурс. Славный город! Не гадал, что сам увижу…

Клод молчал, ему хотелось спать.

– На посошок! – Словно прочитав мысли, гость налил немного, решительно опрокинул содержимое. – Я пойду, устал сегодня. Подожди, подожди, сегодня или вчера? Однозначно – пора, ночи тебе покойной!

– Месье, месье! – со смятением Рюше показал на стол с закуской, на почти не тронутую банку икры и бутылку вина.

– Забирай! Мамашу угости вином, икрой побалуй! Пьете кислое вино с сыром! Гурманы, тоже мне… впрочем, кухня вкусна, не откажешь…

Консьерж остался один. Спохватившись, стал убирать со стола в тумбу. Он найдет, когда отоспаться. Надо думать о немолодой вдове с четвертого этажа, она раньше всех выходила на прогулку с собакой.

«Про Царские акции не спросил! А… напрасно», – лениво подумалось Клоду Рюше. Стараясь не шаркать по полу, он тронулся к парадной двери.

Из дома напротив вышел бакалейщик. Следуя многолетней привычке, они поклонились друг другу, одновременно посмотрели на небо. Месье Жан развел руками в стороны.

Гости «Киплинга».

…Я навеки останусь, видимо,

В этих списках пропавших без вести,

На фронтах той войны невидимой

Одаренности с бесполезностью.

«Киплинг» открылся недавно. Два года прошло, как минуло начало нового тысячилетия. Название напоминало о книге из детства. Огненные закаты в джунглях, бешеные сафари по раскаленной саванне, рев короля зверей из зарослей рядом с палаткой путешественников.

Назвать его забегаловкой не поднимался язык, кафе слишком связано со вкусом кофе, для ресторана он был мал. Интерьер, стилизованный под пивной паб, претендовал на респектабельность. Музыка и сигаретный дым витали в воздухе. Полумрак пространства был подсвечен бра, неяркий свет ламп отражался от густо-зеленой драпировки, с панелями темного дерева, отделяя посетителей от морозного вечера.

Мотивы дикой Африки кончались прямо за окном. Тусклая улица отражалась в окнах «Киплинга», в витрине бывшего мебельного магазина, перепрофилированного в супермаркет. Избитые дороги с горбатыми сугробами по обочинам, типовые панельные дома массива, где еще бродил призрак социализма, составляли привычную картинку зимнего вечера.

У дальней стены сидели двое молодых мужчин. На столе пиво в высоких стаканах, фисташки – нехитрая закуска для короткого застолья. Они не были друзьями, скорее, старыми знакомыми. Учились в одной школе, росли в густозаселенном микрорайоне на окраине города.

Поводом для встречи было обсуждение покупки компьютера и подключение к сети Интернет.

Соседний столик занял одинокий молодой человек. Заказав кофе и томатный сок, принялся перебирать бумаги у себя в папке.Затем, достав ноутбук, стал сверять содержимое файлов с написанным в бумагах.

Разговор двух приятелей отошел от темы их встречи. Стали говорить о повседневном. Официантка принесла по очередному пиву. В беседе появилась раскрепощенность, потянуло на откровенность.

– Егор, говорили, что тебе удалось… э-э-э, –задававший вопрос подобрал слово, – преуспеть? Купил квартиру, переехал?

– Ух ты, преуспеть! А может, просто выжить в погоне за первоначальным капиталом, где от алкоголя – смерть, как наиболее легкий способ расчета?

Влад, так звали одного из собеседников, смотрел через стол, недоверчиво склонив голову. Собрав фисташки в ладонь, медленно высыпал их обратно в тарелочку: «Что так мрачно? У каждого свое».

– Каждому на сковороде пришлось преуспевать, своей, – задумчиво проронил Егор. В глазах зажегся огонек недоброй веселости. – В шальное время захотелось «свечной заводик»! Родственник предложил партнерство, фифти-фифти! Закупить лимонадную линию. Окунулись, что называется, с головой. Займы, доказательства рентабельности. Под расписками стояла моя подпись. Партнер руками разводил, мол, не могу договориться, не хотят… – он споткнулся на полуслове, – не идет народ коммерческий на его идеи. Я махнул рукой – болезнь роста! У сердешного партнера на бензин денег не хватало, с горящей лампочкой ездил. Я недооценил братской любви к денежной массе. У него не было идей, но была страсть, хоть под перо Шекспира! Страсть к наличности – это ли не драматургия?

Занавес упал на голову вместе с кризисом, застал врасплох. Компаньон уступил мне право по расчетам с долгами. Сам сложа руки не сидел, проявил чудеса оборотистости и приобретенной смекалки – переделал документы на собственность. Я от кредиторов тенью скользил, а он приватизировал оборудование, а на «разбор полетов» не шел. Итог: «… а дома баба на сносях, гусей некормленых косяк». Пришлось распродать все! Потом вакуум. Быт, вещи, все стало другого цвета! Больнее всего с привычками расставаться! Вот таким образом я переехал, потом вернулся. – Он невесело хохотнул.

– А родственник? – поинтересовался Влад.

Егор сделал длинный глоток.

– Дистанцировался, как от прокаженного. Гонору прибавлялось: «Какие договоренности? О чем? Обязательства? Расписка есть?» Повторял: «…это ты так думаешь. Хватит! Я заявление напишу, ты угрожаешь!»

– А оборудование? Если был цех, то…

– Стало неликвидом. Рабочие разбежались, тараканы коммуникации жрать стали беспощадно. Добрые люди нашлись, прибрали к рукам. Что теперь рассуждать, на кризис кивнуть или на курс взбесившегося доллара? Они, как проверка на вшивость, отношения наизнанку вывернули.

– Погоди, но были договора, составлялись бумаги, контракты, в конце концов?

– Протоколы о дальнейших намерениях? Это юридическое умиление, но не для нас! Мы не переезжали с родины, где продолжают верить в собственное светлое будущее. Слишком наивны, надеемся, что договор можно составить на салфетке в ночном ресторане, и он будет действовать. Римское право стояло на камне: «Договора должны исполняться!» Для забывчивых – хотя бы подписываться! Следующий этап таких концессий – бизнес-план по типу «свой в доску». Дальше – «кинул-двинул». Иллюзий строить не надо, на голову упадут непременно, вместе с занавесом и декорациями. Не можешь слить компаньона? Тогда получай.

Влад слушал делая маленькие глотки, изредка бросая взгляд в полупустой зал. Вечер был непоздним, гостей было мало. Барменша искоса посматривала на одинокого посетителя за соседним столиком. Его не интересовала музыка, он пытался кому-то набрать по телефону, нервно поглядывал на гардеробную стойку.