Чутье его не подвело: не он один прислушивался к приближению полиции. Именно в той стороне, где обозначилось неясное движение, кто-то наблюдал за происходящим.

Старенький «Фольцваген» не стал показывать нрав, торопливо затарахтел мотором. Дребезжа кузовом, фургон вильнул задом и завернул за рекламный щит.

Почти одновременно на другой стороне реки показались два полицейских «Ситроена». В унисон друг другу затормозили, словно соревнуясь в эффектности. Из-за открытой двери офицер махнул рукой второму авто, красноречиво рубанув воздух.

Напарник пролетел пустующий мост, остановился на его конце. Он, как сторожевой пинчер, приподнявшись на передних лапах-колесах, затаенно вынюхивал воздух.

Тем временем, потрепанный фургон петлял между домами, затерявшись в лабиринте переулков мегаполиса.

Тихо двигаясь по мосту, машина плавно затормозила. Молодая женщина в форме офицера жандармерии вышла на мостовую, подняла с покрытия небольшой предмет. Тонкие пальцы держали стреляную гильзу, она щла внимательно осматривая под ногами. Пинчер на колесах не отставал, удерживая дистанцию, медленно двигался следом. Металлические цилиндрики, несущие смерть, были аккуратно сложены в пластиковый пакет.

Берега реки были похожи на молчаливые крепостные стены, с редкими окнами у воды, убранными в кованые решетки.

Две пары глаз наблюдали, из за прутьев, как жандарм села в автомобиль. Приглушенный щелчок дверей полицейского авто слился с лязгом хлопнувшей решетки.

Прокуренный хохоток прервался окриком: «Гийом!»

Звук поспешной возни отразился эхом от сводчатых потолков грота, выложенного забытыми каменщиками, стукнула несмазанная уключина.

Течение и едва заметные волны лизали поросшие тиной стены набережной. Клочья запоздалого тумана пронеслись над Сеной…

Новый день пришел.

За дверью парадного.

«Булочник или кондитер? »

Открывает небольшой магазин в семь часов. Город спит, а человек в старомодном берете готовится встретить тех, кто заполнит улицу в утренней суете.

«Бакалейщик!»

Бережными движениями протирает жалюзи от капель ночного дождика, неторопливо поднимает их.

Светлая куртка бакалейщика пятном двигалась по одной из сторон небольшой площади.

Шторы колыхнулись в окне верхнего этажа. Огонек зажигалки и струйка дыма обозначали место, откуда наблюдали. Неизвестный задумчиво и отстраненно наблюдал за просыпающейся улицей в приоткрытое окно, не отрывая взгляда.

«Какое время года было тогда, весна или осень? Место было другим, но ощущения похожи».

…Молодая женщина мыла окна в доме напротив. Получалось быстро и легко, наверное, она напевала при этом, оглядывалась в комнату. Ранним утром зевак на улице не было, она закинула фалды халата, заправив их за поясок, перехватывающий талию, проворно протирала верхнюю часть рамы, стоя босиком на подоконнике. У нее были стройные ноги с изящными ступнями. Она приседала, сжимая колени или разводя их, не обращая внимания на разошедшиеся полы халата, мелькая узкими полосками белья.

«Человек занят повседневным. Как все нормальные люди, она спала ночью. Так занята процессом, что не боится простудиться… ей важно, чтоб были чистыми окна, или впечатление того, кто в комнате.

А здесь? Двое суток без сна! Если ел, то забыл, что было в тарелке! Сон хуже забытья, не идет вторые сутки. Толку от всего? Деньги на счету растаяли, зиял zero! Новозеландский хедж-фонд на другом конце света сдвинул кросс-курс, и его депозит стал прозрачен, как окна утренней непоседы из дома напротив.

Сколько минуло с той поры? Сколько было погонь, бешеной скачки за ускользающей прибылью…»

Дым стал горчить, попал в глаза, он ткнул сигарету в пепельницу, отстранился от окна и своих мыслей.

Жена спала безмятежно, распущенные волосы были рассыпаны по подушке. Он всегда завидовал ее способности быстро засыпать.

Внутренняя тревога волной накатывала и не отпускала. Не помогал отвлечься, а только раздражал телевизор с его неиссякаемым потоком нелепых сенсаций, музыки, фигур на экране.

Оставалось мерцание экрана компьютера, окутанного сетями интернета, как космической пылью, сотканной из череды новостей и вереницы событий.

Потребность получения и дальнейшая обработка потока информации, когда мысли в сознании текут по реке сводок и результатам сделок. Выброс адреналина с открытием позиции, предвкушение от осознания правильности выбора или всплеск негатива от неудачи, подавляемые усилием воли.

Окружающий мир сужался, звуки пропадали, исчезая по сторонам. Они шелестели за невидимыми, плотными стенками коридора, который образовывал вход в иное пространство. За экраном монитора оно раздвигалось, пройдя сквозь сеть графических изображений, перепрыгивая через столбцы японских «подсвечников» и ломаных кривых линий, оказывалось в любой точке земного шара.

Находясь в сумерках квартиры, он переносился через волны двух океанов, где на восходе солнца, первые теплые лучи коснутся крыш Новой Зеландии. Двигаясь в потоке, отразиться от зеркальных стен высотных зданий Сиднея и Мельбурна. Покружив, удерживаясь в вихре новостей и сводок, развернуться и на подъеме перемахнут черноту Мариинской впадины.

Взмоют пред подножием Фудзиямы, вдохнув аромат цветущей сакуры, развернуться и рванут пелену скороговорки информационных агентств, увернутся от частокола иероглифов токийских сайтов и форумов.

Миновав прибой береговой линии, с ветром перекинутся через буруны Охотского моря, чтобы кинуть взгляд на картину горестного порта Ванино. За ним – простор, сверкающий горными хребтами Великого Севера с деревянным крестом над могилой запоздалого викинга Витуса Беринга.

Понесутся над электропроводами Транссиба. Вдоль гребенки шпал, почти задевая верхушки сосен, тянущихся к небу с вершин бесконечных сопок, задыхаясь от видов, ощущений, необъятности расстояний, перемахнут через простор Сибири с редкими городами и нитками немногочисленных дорог. Великое пространство останется туманом у земли, все выше несется информационный поток, не знающий ни границ с таможнями, ни правил, состоящих из запретов.

Насупленный Урал встретит древним безразличием. Чусовая блеснет гладью воды, стая птиц просвистит крыльями над ней.

Дым доменных печей сталелитейных заводов Приуралья сменится ширью Волги. Степная кобылица, пришедшая на водопой к омуту притока, шумно фыркнет, запрядет ушами и скосит глаза на утренний небосвод.

Надо спешить! Поток летит…

На польском рубеже окуляры бинокля блеснут отражением, пан пограничник поприветствует утро, идущее на Европу.

Поток ширится, строго направленные стрелы немецких автобанов сменяет картинка водных каналов Венеции с гондолами возле безлюдных причалов.

Слегка крутанув у пика Эйфелевой башни, оставив внизу Нотр-Дам де Пари, он устремляется в сторону туманного Альбиона, к другому берегу Ла-Манша. Перемешиваясь с каплями дождя, упадет из нависших туч на крыши Лондона – города-колыбели торгов, рожденных на колониальных притязаниях островной захватчицы…

***

Тишину раннего утра и размеренного полумрака комнаты нарушил звук тронувшегося лифта. Консьерж делал утренний обход. Не торопясь,занял место в вестибюле.

Из-за приоткрытого окна доносились новые звуки, квартал еще не проснулся, но неясное движение, исподволь меняло улицу.

Шум паркующихся машин говорил, что день пришел, уснуть не удастся, пространство утренней улицы заполнится суетой. Через полчаса на площади откроется базар с раскладными прилавками. Можно сходить к палаткам и посмотреть, как домохозяйки щепетильно выбирают морковь. Они, французы, чокнутые и замечательные! Им подавай на разные блюда разную морковь! Щепитильны в рецептах. Почитатели кулинарных тонкостей! Забавно смотреть, как они перебирают пучки свежей зелени и обязательно их нюхают, как в сказке «Карлик Нос».