Драко перевёл взгляд на Грейнджер. Она о чём-то переговаривалась с Крамом, делая вид, что происходящее её вовсе не касается, а дурмстранговец поддерживал беседу, будто и не замечал внутреннего напряжения своей спутницы. Будто не видел, что ей хочется отсюда уйти.

— Всё-всё, довольно, нет больше сил лицезреть это, — сказал Флинт, и Нотт бросил ему в лицо свою бабочку, смеясь от нелепости ситуации. — Фу, Салазар!

— Всё, остальное за бесплатно не получите! — выкрикнул слизеринец, приводя одежду в порядок.

Он потянулся к бутылке и крутанул её без помощи магии. Она едва ли сделала пару поворотов и указала на дальний конец левого дивана.

— Грейнджер, правда или действие? — спросил Нотт, пока гриффиндорка долю секунды смотрела на злосчастную бутылку с полнейшим ужасом.

Крам что-то шептал ей на ухо, и она, нахмурившись, покачала головой.

— Действие, — с вызовом произнесла девушка, подняв глаза.

Люди вокруг заулюлюкали, явно не ожидая такого расклада.

— Боже, как она меня достала, — произнесла Пэнси, смотря на рядом сидящую Асторию в поиске поддержки, реакцию которой Драко не видел из-за ограниченного поля зрения.

— Хочу, чтобы Грейнджер поцеловала Крама!

Голос Драко отскочил от стенок её головы, как полый мячик, который всё никак не мог найти себе место. Гермиона перевела взгляд на Малфоя, практически не слыша развесёлых смешков вокруг и свиста. Паркинсон светилась от счастья, восседая на его колене. Едва ли самая удобная поза, особенно, когда не можешь держаться за шею того, на ком сидишь, для дополнительной опоры. Создавалось чувство, что даже если бы Драко осыпал свою штанину битым стеклом, это не остановило бы Паркинсон от того, чтобы прильнуть к нему.

Его лицо выражало смесь злобы, какого-то тёмного веселья и алкоголя. Гермиона буквально могла видеть, как он плескался в серых глазах Малфоя, точно так же, как и в стакане.

— Хорошая девочка и хороший мальчик из плохой школы, — нарочито театрально протянул слизеринец, смотря ей прямо в глаза. — Кажется, у нас идеальная пара.

— Малфой, хватит уже… — низкий голос Виктора заполнил комнату.

— Хватит будет, когда я решу, что с неё хватит, — ответил Драко без тени сомнения в собственных словах.

— Перестань, Грейнджер, ну что такого, просто маленький поцелуй. Все и так знают, что он греет руки у тебя под юбкой, — это был Вейзи или кто-то ещё столь же мерзкий, чьи слова все вокруг посчитали достаточно забавными, чтобы поддержать это глупое высказывание своей реакцией.

— Нет, Виктор, стой, — Гермиона схватила его за плечо, не позволяя ему сделать шаг, который, судя по выражению лица Крама, не закончился бы ничем хорошим. — Это… Они того не стоят. Я хочу уйти отсюда, — её голос дрожал, но она смогла сказать об этом спокойно.

Крам тяжело дышал, явно пытаясь утихомирить ярость, но поддался, когда Гермиона потянула его за руку ещё раз. Дверь выручай комнаты захлопнулась, и ей вновь захотелось прижать лицо к холодному кирпичу, потому что стоило знать, что такие посиделки никогда не заканчиваются чем-то хорошим. Только не в слизеринской шайке.

— Господи, прости, Гермиона, я правда не думал, что у вас всё здесь так…

— Нет-нет, всё в порядке, — она остановила его взмахом руки. — Они все ещё малые дети, особенно, когда пьяны, всё нормально.

— В этом нет ничего нормального! — Гермиона удивлённо вскинула брови, потому девушка впервые слышала, что голос Крама поднялся выше нормы. — Он реально тебя ненавидит.

Не было никакого смысла уточнять, о ком именно шла речь. В голосе Виктора чётко слышалось удивление, смешанное со злостью и непониманием. Это могло бы польстить Гермионе, если бы она так сильно не была сосредоточена на урагане внутри.

— В чём история? — не перевёл тему Виктор, ступая на лестницу, которая медленно

и почти бесшумно двигалась, что бывало редко. — В чём причина его ненависти?

— Он… — Гермиона прочистила горло, — он ненавидит Гарри с Роном. Давно, ещё курса с первого. Следует сказать, что это взаимно и даже логично. Они абсолютные противоположности.

— Да, твои друзья не полные кретины, — гневно добавил ремарку Крам.

— Верно, — улыбнулась гриффиндорка, чувствуя, что каждый мускул, отвечающий за это движение, будто не смазывался маслом целую вечность и заржавел настолько, что улыбка доставляла ей физический дискомфорт, — а я их часть. И всё ухудшается тем, что я магглорожденная. И тем, что мы постоянно сталкиваемся. И… — и тем, что я была достаточной идиоткой, чтоб позволить ему использовать меня. — Это сложно, не стоит в этом разбираться, — наконец вздохнула она, переводя взгляд на Виктора, когда они подошли к портрету. — Это не стоит твоих усилий.

Он сжал губы, сдерживая желание спорить, и отвёл глаза в сторону, разговаривая почти шёпотом. Они не должны были здесь находиться в такое время.

— Мне правда жаль, что я тебя туда потащил, — наконец сказал Виктор, решив, что пререкания не имеют смысла.

— Всё хорошо, — выдохнула Гермиона, не желая, чтобы он себя винил. В конце концов, Малфой нашел бы время, чтобы унизить её и безо всяких вечеринок. — Ты сделал этот вечер очень ярким. Спасибо тебе.

Это заявление тут же стёрло грубость с лица болгарина. Он улыбнулся.

— Для тебя всё, что угодно.

Он потянулся к Гермионе и нежно коснулся губами её щеки. Она отступила, покраснев.

— Доброй ночи, Виктор.

Они разошлись, оба преисполненные чувств. Просто разных. Гермиона закрыла портрет как можно тише и прислонила руку к груди, наконец, расслабляя мышцы лица и переставая улыбаться. На долю секунды она обрадовалась, что оказалась одна. Но потом нечто в ней почувствовало, что притворяться больше не перед кем, и ударило её по внутренним органам со всей силы. Всё произошедшее сегодня навалилось на неё неподъёмной цементной глыбой. Отсутствующий, полный ярости взгляд Малфоя, пара развязных касаний, в которых, впрочем, не было ничего нежного или отдающего. Просто что-то доказывающее ему самому. Просто потому что он мог. Пьяный блеск его глаз и отвратительное поведение.

Гермиона сглотнула. Всё было однозначным. Кроме её шестого чувства. Что-то было не так. С ним явно что-то было не так.

Гермиона провела рукой по лицу и тут же отняла ладонь, вспоминая, что она накрашена. Девушка присмотрелась к коже в тусклом свете настенной лампы на наличие размазанной краски. Всё это было… неправильно. Малфой вёл себя как ребёнок. Как обиженный ребёнок. Вот оно. Создавалось такое чувство, что он обижен. Но у него не было причин обижаться, ни единой. Гермиона закусила губу, чувствуя, как в спину врезаются камушки от накидки, когда она прислонилась к стене. Девушка толкнула портрет, пытаясь как можно более тихо выскользнуть из гостиной.

Ей нужно было с ним поговорить. Это всё выглядело глупо. Его поведение, реакции, маска, которая выглядела так косо приклеенной, что даже она могла заметить огрехи. Ей нужно было сказать ему, что… чтобы он шёл к черту. Гермиона не знала. Просто была уверена, что вряд ли ей удастся уснуть, если она не выскажет ему всё сегодня, пока адреналин ещё бушует в крови, подпитывая гриффиндорскую гордость. Лестница подвезла её обратно, и она слышала, как стучат каблуки, будто только и призывая Филча отнять у неё баллы за нарушение правил.

Грейнджер замерла, услышав хохот, а затем пару замечаний, когда толпа студентов начала выходить из выручай-комнаты. Некоторые всё же остались, судя по голосам, но большинство разбредалось в разные стороны. Какой идиотизм — выходить толпой, создавая столько шума. Гермиона притаилась у неосвещённой стены, когда замелькали спины студентов, но никто из них не был одет в идеально чёрный костюм. Девушка нахмурилась и, когда всё стихло, решила подойти к выручай-комнате поближе. Она не удосужилась подумать, что именно будет ему говорить, но злость по отношению к Малфою была такой сильной, что ей казалось, она может применить Бомбарда на дверь и вытащить его оттуда за волосы.