***
Драко открыл рот, позволяя напору воды биться о лицо, приводя его в чувство. Он опустил руки вниз, смывая с себя кровь Грейнджер, пока в его теле, мышцах, нейронных связях горело что-то, что не позволяло ему ясно мыслить. Всё ещё. Но это уже не была похоть, застилающая глаза, когда он смотрел, как голая Грейнджер лежит под ним, упрашивая парня не останавливаться, это было что-то другое. Что-то не менее опасное.
Он выключил воду и провёл полотенцем, которое уже лежало в ванной, по плечам, морщась от грубого касания по царапинам. Львёнок. Он усмехнулся, отводя глаза от оставленных ею отметин. Драко нахмурился и поднёс полотенце к лицу. Оно пахло грушами, чем-то сладким, приятным. То полотенце, которое использовала Грейнджер и бросила здесь.
Малфой посмотрел на себя в зеркало. Глаза сверкали, ещё не успев прийти в норму. Парень оттягивал этот момент, не понимая, что должен делать. Точнее, он знал, что должен сделать. Но… но.
Парень высушил волосы магией и натянул штаны, надев ремень. Выйдя из ванной, он замер, чуть ли не на самом деле услышав, как все его колкие реплики раздалбливаются об этот вид. Грейнджер лежала на кровати, свернувшись калачиком, снова в этой футболке, которая закрывала тело девушки, но недостаточно. Теперь никогда не будет достаточно, после того, как ты видел её без одежды. Драко тихо подошёл ближе. Едва видная мокрая дорожка на щеке и распухшие искусанные губы, пятна на шее, следы его хватки на запястьях. Драко убрал не до конца высохшую волнистую прядь с её лица. Он видел разное: закаты на тропиках в апельсиновых оттенках, рассветы, отбрасывающие блики бриллиантов на горных склонах, сияние алмазов под специальным светом палочек, чтобы различить все грани переливов. Теперь Драко мог поклясться: самое красивое, что он мог наблюдать, сейчас слегка дёрнула рукой и облизала ранку на губе во сне. Она была чертовски красивой. Салазар, я в дерьме.
Ком застрял в его горле, когда он понял, что в шаге от того, чтобы лечь с ней рядом. Наплевать на пятна крови на простыне, Драко хотелось притянуть её ближе и сделать так, чтобы она перестала вот так сжиматься, защищаясь. Но он ведь всё сделал, сказал ей. Ударил, как пощёчиной, тем, что это для него совершенно ничто. Это и было ничто. Он что, впервые трахается с кем-то в гостинице, на завтра забывая о произошедшем? Драко всё ещё ненавидел Грейнджер.
Малфой отпрянул от Гермионы, как будто её щека обожгла его. Блять, нет. Нет-нет-нет. Он натянул на себя рубашку, избегая смотреть в её сторону. Вспомнил, кто она такая. Возвращая злость на неё. Ярость, которая по умолчанию вспыхивала при виде девчонки. Сейчас, он, кажется, преуспел, начиная ненавидеть Грейнджер ещё больше. Ненавидеть за то, что она позволила им слететь с катушек. За то, что не оттолкнула его вовремя. За то, что отпустила, разжав руки, и не попросила остаться. Потому что ей Драко не смог бы отказать.
Комментарий к Глава 11
Учитывая то, какие неопределенные мнения вызвала предыдущая глава, эту я публикую с одним закрытым глазом, кликая мышкой и отбегая от экрана😂
Ну что я вам скажу…влюблённость это американские горьки, которые случаются внезапно и потом толкают на необдуманные поступки, что потом могут хорошенько аукнуться.
На самом деле, я даже не знаю кого из них мне больше жаль, учитывая всю ситуацию. Несмотря на то, что если бы я могла на что-то повлиять, персонажи вели бы себя иначе, но они в “Сказке” получились какими-то уж слишком непослушными, а оттого человечными.
Надеюсь, с вами все в порядке. Мойте руки и обнимаю❤
========== Глава 12 ==========
Гермиона проснулась, ощутив, как солнечный луч падает ей на лицо, заставляя щуриться. Она попыталась закрыться одеялом, не желая расставаться с дрёмой, и повернулась на бок, когда почувствовала тупую тянущую боль внизу живота. Тянущую. Боль. Внизу. Живота.
Гермиона подскочила с кровати практически в истерике. Она была одета в школьную блузку, которая за ночь трансфигурировалась обратно. Мерлин, сколько времени? Она спала до половины двенадцатого. В ужасе Гермиона натянула на себя вещи, осматриваясь по сторонам и понимая, что Малфоя и след простыл. Всё, что она помнила последним, так это то, как ждала, что он выйдет из ванной. Морально готовилась к тому, что парень ей скажет. Боже.
У стойки регистрации её ждала та самая Минди, взгляд которой при виде гриффиндорки тут же сменился и стал… ох, у Гермионы не было сил разбираться в этом. Она хотела расплатиться за свой ужин, но Минди заявила, что парень, разделивший с ней номер, покрыл все расходы. Гермиона только кивнула и выбежала на улицу, в желании избавиться от этой пары глаз, которые будто что-то знали. Мороз всё ещё был беспощаден, как и сугробы, но солнце делало погоду приятной. Практически невозможным казалось то, что ещё вчера на улице творился апокалипсис.
Вбежав в Хогвартс, Гермиона быстро повернула на кратчайший путь к гостиной, когда из-за угла вышла Макгонагалл с большими свитками в руках.
— Профессор, извините, я… — попыталась произнести запыхавшаяся девушка, когда Минерва остановилась напротив.
— О, мисс Грейнджер, вы вчера успели добраться до наступления бури? — спросила она. — Я не хотела тревожить вас в поздний час, надеясь, что мистер Бэгмен проявил ответственность и пришёл вовремя.
Гермиона уставилась на профессора, обрабатывая информацию. Она не знала. Годрик, спасибо тебе.
— Эмм, да, конечно… Да, мы отдали ему всё и… вернулись в замок, — кивнула Гермиона, прилепив к лицу улыбку. Девушка изо всех сил надеялась, что голос не звучит виновато. — Я решила прогуляться днём, — махнула она в сторону входных дверей в замок.
— Мистер Малфой вёл себя подобающе, я полагаю? — профессор немного сдвинула очки, и кровь в жилах Гермионы на секунду застыла, но потом она сообразила, что Макгонагалл говорила о его сопровождении. Паранойя делала с ней ужасные вещи.
— Конечно! — воскликнула она слишком громко, и женщина подняла одну бровь, замечая нервозность ученицы. — Он… Мы поладили, — наконец произнесла Гермиона, выдыхая.
— Ну что ж, я благодарю вас ещё раз за содействие, мисс Грейнджер, — сказала декан, по-прежнему странно осматривая её. — Думаю, вам лучше погреться у камина после прогулки.
— Да, наверное, да. Хорошего дня, профессор!
Гермиона едва сдержалась, чтобы не побежать. Когда лестница вывела её в другую часть замка, она всё же сорвалась на бег. Ей пришлось повторить пароль для Полной Дамы дважды из-за одышки, когда та, наконец, впустила девушку внутрь. Гриффиндорка сняла верхнюю одежду, понимая, что та вся сырая из-за бега.
— Гермиона! — услышала она обеспокоенный возглас. Только что приобретённое спокойствие от того, что ей не придётся объясняться перед Минервой, испарилось, сменившись нечеловеческим ужасом. — Гермиона, где ты была? Мерлин, я всю ночь места себе не… Гермиона?
— Джин, секунду! Дай мне секундочку! Я сейчас, — она захлопнула дверь в ванную прямо перед лицом подруги, не поворачиваясь к ней.
Боже правый. Джинни. Она узнает. Джинни узнает. Гермионы не было ночью. Джинни умеет читать её, как открытую книгу. Гермиона открыла кран. Полилась вода, девушка слышала, как бушует напор, пока она панически вдыхала и выдыхала воздух из легких. Ей нужно принять душ, ей нужно… Чёрт.
Её шея была… вещественным доказательством в преступлении. Сняв с себя блузку, Гермиона поняла, что бордовые пятна спускались прямо до груди, хотя она не могла вспомнить конкретный момент, когда Малфой это сделал. Девушка вообще мало что помнила. Только свои ощущения, которые всё ещё курсировали по капиллярам, отказываясь умирать, отказываясь принимать реальность. Их и ещё его взгляд, каждое из движений, очертания тела Малфоя.
Гермиона выдохнула, понимая, что за дверью стоит Джинни. Джинни, ждущая объяснений.
— Господи… — прошептала Грейнджер, снимая с себя одежду.
Её руки быстро намылили тело, смывая с себя остатки крови, спермы и пота. Она чувствовала, что между ног болит всё отчетливее, и, казалось, что вчера боль была не такой резкой, хотя это совершенно нелогично. Будто все слова Малфоя, то, что он делал, притупляли боль, отвлекали от неё. Гермиона прислушалась к запаху и у своих плеч уловила едва заметный аромат вишни и самого Драко, несмотря на то, что уже прошлась по телу гелем для душа. Словно он правда никогда из неё не вымоется, не испарится, останется там, в ране немного ниже груди, где сейчас действует обезболивающее, и она чувствует, будто её там нет.