– Вжи-жи-жи. Жи-жи-жи-жи…
– Думаешь, я что-то поняла? – хмыкнула Дафна. Она подошла к матери и обняла её. А Мирра вся сжалась, и будто на мгновение сама стала маленькой-маленькой семилетней девочкой.
– Моя мама Рождество больше всех праздников любила – сказала Мирра, – Запасётся самой лучшей мукой и пряностями. И давай печь самый вкусный хлеб. Вот, помню, замешивает тесто и молится. Благодарит святых за щедрую землю и воду. Просит о здоровье и благополучии. А хлеб у неё знаешь, какой румяный получался, будто из печи она само солнце вынимала, – вот Мирра закрыла лицо ладонями и прошептала, – Я так давно не видела маму.
– Так может быть, отправиться к ней? – оживилась Дафна.
– Жива ли она? Жив ли отец? Ах, нет. Нельзя! Нельзя возвращаться туда, где тебя не ждут.
– Не ждут? Папа и мама и не ждут? – захлопала глазами Дафна. И подскочила на месте, словно резиновый мяч, – Так не бывает! Ждут! Очень даже ждут.
– Доченька, и откуда ты всё знаешь? Скажи ещё, что в стену прыгнула и море тебя к дедушке с бабушкой принесло?
– Думаю, так оно и было, – вздохнула Дафна.
– Да ну? И какие они, твои дедушка и бабушка? Ворчат, бранятся, а дед всё курит и курит?
– Они хорошие… Ну, ворчат. А дед всё курит и курит. И о тебе вспоминает, – ответила Дафна.
– А ну, прекрати! Прекрати сочинять, – отмахнулась Мирра, – Ещё одна такая история и я сойду с ума. Нет, нет, в таком настроении нельзя печь рождественский хлеб. Дафна! Давай договоримся! Отныне ты не выдумываешь разные истории про наше, то есть про моё прошлое? Достаточно того, что в нашем доме завелись говорящие звери и ты каким-то чудным образом разбогатела… Меня всё это пугает. Хватит, хватит чудить.
– Договорились, но кое-что я ещё скажу!
– Давай, – согласилась Мирра.
– Каждое Рождество возле их дома собирается толпа девчонок и мальчишек. Они поют песни и хвастают друг перед другом игрушечным корабликами. А старики всё ждут, ждут, что когда-нибудь в этой толпе появится и их дочь, и скажет «я вернулась».
– Это всё?
– Это всё.
– Тогда ложись спать, а с хлебом я сама разберусь, – сказала Мирра.
– А я думала, хлеб – дело семейное. Надеюсь, ёлку мы наряжать вместе будем? – насупилась Дафна.
– Вместе. Завтра утром её привезут.
– Кто привезёт? – встрепенулась Дафна.
– Я на ярмарке у одного бородатого мужичка присмотрела пушистую-пушистую, большущую. Он сказал, что и на дом доставит.
Дафна перепугалась, но виду не подала. Только про себя подумала: «если тот «добрый мужичок» и приедет, то лучше им с Флюгером ускакать подальше от дома». Да только как? Нога-то у коня болела пуще прежнего.
– Я на рассвете Флюгера попроведую. Ты ёлку без меня получай, а я пока покормлю его, пока напою… – затянула Дафна.
– Хорошо, хорошо. Ёлку получить – много ума не надо. Спокойно ночи, доченька.
Не успело солнце протрубить о рассвете, как Дафна, убежала к Флюгеру. Когда точно прибудет ёлка, она не знала. Но решила убраться из дома, как можно раньше. А Флюгер уже проснулся и с радостью встретил свою хозяйку.
– Спал, как жеребёнок, – потягиваясь, объявил он, – Сны видел волшебные! Никогда бы не подумал, что песни вот этих твоих русалок, лучше цыганской скрипки баюкают! Только вот с утра чувство меня странное посетило, тревожное…
– Кажется, к нам пожалует Гельдъегер с ёлкой, – прошептала Дафна, – Но ты не бойся, не дрожи. Мы из сарая не выйдем. Я заперлась изнутри. Так что ему сюда не попасть.
– То-то у меня копыта зудели! – сказал конь, – Ускакать бы далеко-далеко…
– Это я уже слышала, – усмехнулась Дафна.
– Ветер, знаешь ли, дует южный. Это редкость в ваших краях, – признался Флюгер, – И он велит следовать за ним. Я и рад бы, да нога меня подводит… О! Ты слышишь?
– Что слышу? – подскочила Дафна.
– Повозка к дому подъехала. Кони пыхтят, – навострил уши Флюгер, – Ты была права, там Гельдъегер.
– Давай притаимся… – зашептала Дафна.
– Давай, – согласился Флюгер. И тут же, как чихнёт. Даже сам испугался.
– Ты чего? – всполошилась девочка.
– Пылинка в нос попала… А-а-апчхи! Вот и снова. А-апчхи!
Дафна чувствовала, что торговец ёлками уже где-то близко. Вот-вот и он пройдёт мимо сарая. А если ему взбредёт в голову распахнуть дверь? А если он увидит своего коня?
– Немедленно перестань чихать! – велела девочка, – Слышишь, шаги?
Шаги принадлежали Мирре. Она пригласила бородача в дом. И тот, взгромоздив себе на спину мохнатую ёлку, поплёлся следом за хозяйкой. Прильнув ухом к хлипкой двери, Дафна услышала:
– Это самая большая ёлка, – хвастал Гельдъегер, – Чтобы игрушки на верхушку повесить, придётся на стул вставать, или на лестницу. Есть у вас лестница?
– Найдётся… В сарае, кажется. Ещё от старых хозяев осталась, – сказала Мирра, – О! Сейчас и погляжу.
– Вам помочь? – осведомился бородач.
– Не стоит, я и сама…
«А-а-пчхи» – раздалось из сарая. И следом ещё три таких же «а-а-пчхи».
– Будьте здоровы, – хмыкнул Гельдъегер, – Кто у вас там? Куры, небось, расчихались?
– Нет, кур у нас нет, – улыбнулась Мирра, и потянула дверь на себя. Но та была заперта.
– Заклинило? – спросил бородач.
– Не знаю, попробуйте вы, – и Мирра уступила место Гельдъегеру.
Тот дёрнул дверь, да так, что она жалобно скрипнув, сорвалась с петель. И впустила в сарай волну свежего утреннего ветра. Мирра от неожиданности «ойкнула». Гельдъегер виновато пожал плечами.
– Не рассчитал силы, – сказал он. И тут же с любопытством шагнул в сарай, – Да, кур у вас нет. Здесь вообще никого нет. А! Вот и лестница.
– Совсем никого? – удивилась Мирра, и тоже вошла внутрь.
– Совсем. Вот, лестница! Она, пожалуй, и чихала. Ну, что? Тащить её в дом?
– Будьте любезны, – кивнула Мирра.
– А дверь, дверь я вам сейчас на место поставлю… Она у вас, простите, на честном слове держалась. Или, как говорят на со…
– Поняла! Спасибо, спасибо. Вы, пока разбирайтесь, а я вам чаю заварю. Чай будете?
– Нет, нет. Ярмарка уже ждёт! Торговать-то всего-ничего осталось. А после Рождества ёлки никому не нужны, – сказал Гельдъегер. Поставил на место дверь, взял в одну руку лестницу, другой обнял красавицу-ёлку и кряхтя от натуги, поплёлся в дом.
По сараю гуляла призрачная тишина. Сено, растревоженное ворвавшимся ветром, лениво возвращалось на свои налёженные места. И вдруг «фоус-фоус-лампс!» и откуда не возьмись, в сарае вновь появились Дафна и Флюгер. Вернее не появились, а проявились там же, где они были. Как на старой фотоплёнке. Она замерла у дверей, он прятал морду в сено.
– Что это было? – дрожащим голосом спросила Дафна, – Кажется, он нас не заметил… А вот я заметила что-то очень странное.
– Будто тебя ударили по голове мятным леденцом, а потом прокатили сразу на всех каруселях Городского сада?
– Да, вроде того! – часто заморгала Дафна.
– Кажется, мы сделались невидимыми… И ты проявилась первой. Я следом, – попытался объяснить Флюгер.
– Как это произошло?
– Я не уверен, но как только Гельдъегер сломал дверь, я испугался и случайно ударил копытом о раковину, она зазвенела и вся налилась морским цветом, ну а дальше – «мятный леденец и карусели…»
– Выходит, она не просто волшебная. А невероятно волшебная, сильнейшая. Боже мой! Сколько всего она умеет… Но мне необходимо вернуть её обратно морю.
– Её хозяин – море?
– Думаю, так. А её хранитель – некий…мифический дельфиний царь. Я хотела расспросить о нём Теоса Кима, но мне так и не удалось вновь увидеть его…
– Расспрашивать царя о царе? Да это невежество! – воскликнул конь, но тут же затих, вспомнив, что Гельдъегер ещё рядом.
– Царя о царе? – переспросила Дафна.
– Теос Кима – он и есть царь дельфинов! Или существует ещё какой-то царь? – смутился Флюгер.
– Кто, кто, кто Теос Кима? Царь дельфинов? – пробормотала Дафна и припав к Флюгеру, вытаращила глаза, – Кто тебе это сказал?