– Пойди, Суарри, открой, – велела бабушка Муминья.
– То закрой дверь, то открой дверь! Я что «господин открывашка»? В Тартенбраш дё Сапа так поздно только ветер гуляет… И я лично никого не жду… И хвост свой от стула не оторву!
– А может, это твои звёзды пришли? – улыбнулась ежиха, – Суарри, что это с тобой? Откроешь, или нет? – воскликнула она. Но тут же сама с генеральским видом направилась к двери. Стянула с себя фартук, измазанный шокопокком. И уже хотела было отворить, но тут и дедушка Суарри подоспел. В один миг они схватились за дверную ручку, изогнутую слоновьим хоботом. И дедушка Суарри шепнул:
– А вдруг и правда… звёзды – и потянул на себя.
Сорванец-ветер подтолкнул дверь снаружи. Да так, что та распахнулась шире персидских ворот и сбила с ног хозяев дома. Отряхнувшись от снега, ворвавшегося за компанию с ветром, дедушка Суарри и бабушка Муминья наконец-то увидели перед собой белого-белого… месье Каркуля! Такими белыми бывают только чердачные привидения, свежая перина, нетронутый пером лист бумаги. Ну или тот, кто чем-то напуган с ног до головы.
По правде говоря, месье Каркуль был от природы блондином (другие птицы звали его альбиносом). Этаким «пухово-сливочным» вороном! Да, именно – вороном! Единственным светлым птахом на всё своё семейство! И единственным безупречно воспитанным. Он никогда бы не явился в гости без приглашения, да ещё в такой час. В отличие от своих углепёрых собратьев месье Каркуль был слишком вежлив и даже робок. Потому-то бабушка и дедушка Нуарри ждали на своём пороге кого угодно…даже самого Пэра Фуатара 5(упаси звёзды). Но только не Каркуля! И пока они растерянно глядели на ворона, тот смущенно протиснулся в дом, стряхивая снег с окоченевших лап.
– Простите, припростите! – заикаясь, извинился он и на исходе сил бухнулся прямо на пол.
Озадаченный Жужьен подлетел к нежданному гостю и оглядел его с лап до хохолка. Тут же зафыркал, зажужжал, и громко зашелестев крыльями, по-хозяйски принялся сбрасывать с месье Каркуля еловые иголки, странным образом застрявшие в вороньих перьях. И так хорошенько застрявшие, что с ними месье Каркуль больше походил на побелевшего дикобраза, а не на приличного ворона!
– О, месье Каркуль! Bonsoire6, а скорее bonne nuite!7 – взволнованно затараторила бабушка Муминья, – Что с вами стряслось? Вы же весь белый!
– Так он всегда белый! – заявил дедушка Суарри, выметая из дома снег.
– Сегодня, как мотылёк прозрачный! – продолжала Муминья, заботливо усаживая ворона в дубовое кресло-качалку, – О, и как сосулька холодный. И мокрый! Сейчас же заварю вам чай… Сию секунду! Бегу, бегу… Ах, – Муминья схватилась за спину, – Этот ежиный ревматизм…Ох и ой!
– Не стоит беспокоиться, – попытался удержать её ворон, но Муминья скоренько скрылась на кухне.
– Как тут не беспокоиться, друг? Обычно тебя и на ужин не заманишь, а тут вон что, сам в ночь прилетел, – заметил дедушка Суарри, и протянул Каркулю пузатую, точно пиратскую, бутыль с розовой настойкой, – Волшебное зелье! Семилетняя настойка из садовых роз и крыльев перелётного парусника8! Чай так не согреет, уж нет.
– Я так напуган, дорогой Суарри! Так напуган, – признался ворон. И с осторожностью опустил кончик клюва в розовую жидкость, – Ух… – дёрнув правым, а затем и левым глазом сказал он, – Хороша настойка! Ох, кхе-кхе! Но страх, страх в моей душе неугасим!
– А ты ещё хлебни, – посоветовал Суарри.
– Чай, чай, чай! А вот и чай, – подоспела бабушка Муминья, но увидев давних друзей за розовой настойкой, вскрикнула, – Это вы чего творите? Уже пригубили?
– О, всего лишь каплю, – взмахнул крыльями месье Каркуль.
– Каплю! У вас теперь день и ночь перепутаются! Только и будете болтать! – отчаянно хлопнула в ладоши Муминья, – А если ещё и в пляс пуститесь – караул! Настойка с крыльями перелётного парусника – это вам не шуточки…
– А мне, друзья, сегодня как раз так поболтать нужно! Ой, и страху-то я натерпелся! – посетовал ворон.
– Да, говори уже! Что стряслось? – нахмурился Суарри, – А то всю настойку в тебя волью! Не пожадничаю!
– Расскажу – не поверите! За сумасшедшего примете, в дом для «умалишённых птахов» отправите… – зашептал Каркуль.
– Ох, милый месье Каркуль… Мой супруг, знаете ли, каждое Рождество со звёздами разговаривает! Да с деревом своим бестолковым. А вы говорите, будто это вас можно принять за сумасшедшего! – вздохнула Муминья и одним махом выхватила из рук Суарри бутылочку с ароматной розовой настойкой.
– Каркуль, ну, не трясись ты, как лихорадочный! Тьфу… трус! Эх, лучше б и правда, звёзды вместо тебя пожаловали… – фыркнул Саурри Нуарри.
– Не сердись, дружище! Ещё миг-мгновенье, соберусь я с мыслями…. У-у-х! Произошла со мной чудовищная встряска! – открылся Каркуль, – Ёлка (та, что на ярмарке вчера прикупил) взбесилась! Растопырилась и дала жару! А ведь я её выбирал-выбирал, снегом посыпал-посыпал, свечами украшал… И уже собирался игрушками новыми нарядить: хрустальными ягодами, говорящими малютками-бабочками, да мартышками с золотыми барабанами, как тут… Случилось! Вжих, вжух, бара-бам! – застучал ворон крыльями по деревянному креслу. Да и расшатал его, словно волны заблудший корабль. И как бухнется на пол, – Барам, тарам, турум-рум, вжих и тырц-тырц… – завёл он.
– Ну, хорошо, хорошо! Хватит! – бросился к нему дедушка Суарри. Но говорительная настойка уже сделала своё дельце и взбудораженный ворон теперь «охал», кричал и тарахтел без памяти:
– Быдынц-быдынц! Бряяяя! Хрясь-хрясь! – не унимался он.
Тут мохнолапый Жужьен не выдержал. Чтобы остановить месье Каркуля, он подлетел к его самому мягкому месту и как следует припугнул ворона своей толстой шмелиной иглой:
– Вжих! Вжу-жух!
Месье Каркуль от неожиданности подскочил. Да так, что ударился макушкой об потолок, и отпружинив, вновь свалился в кресло. Только перья по углам и разлетелись!
– Фу, фу Жужка! – заругала шмеля Муминья, – А-ну «вжих» под фиалочки! Давай-давай! – рассердилась она, подгоняя любимца к однолапому столику у окна, где в одинаковых лиловых горшочках, нежились бархатные сестрицы-фиалки: белоснежные, голубые, мраморные, с бахромой, и с нежными рюшами. Среди этих бабушкиных цветов Жужьенчик давненько обустроил себе дом. Каждый вечер он влюблялся в новую фиалочку. И засыпал под самым большим её лепестком. Так Жужка любил это тёплое местечко, что никого к нему не подпускал. Он и поливал фиалки самостоятельно, таская в лапках по капле воды. За поливом могла пройти неделя-другая. Затем шмель уставал и без задних лап засыпал в одном из горшочков. А бабушка Муминья заботливо накрывала его крошечным кружевным одеяльцем размером с грецкий орех.
В этот вечер шмель не желал лететь в свой фиалковый домик. «Вдруг месье Каркуль снова взбредет» – подумал он. Но спорить с Муминьей было себе дороже. Ведь та могла лишить его остатков вкуснейшего шокопокка! А Жужьен жуть, как любил это лакомство. А потому пришлось шмелю «поджать жало», свернуть крылья в трубочки и скрыться под невзрачной болотной фиалкой.
– Дикий же у вас шмелюга… – вздохнул ворон, – Ох, и зря я прилетел, простите, припростите – снова запричитал он.
– Говори яснее, и не придется тебя в одно место жалом запугивать, – рассмеялся дедушка Суарри, – Шмели, они такие! Недомолвок не любят. А у тебя всё «бряк», да «тырц».
– Да напала на меня моя же ёлка! –выпалил месье Каркуль, – Исколола иголками. А они-то ух! Мелкие-противные. Да ещё ругалась на каком-то «ёлкогнусном» языке. Прыгала по дому, как голодный тушканчик и била меня ветвями, била! Жёнушке моей тоже досталось, и воронёнок по макушке получил! Вот так… А когда иголки у неё все осыпались, упала ёлка без чувств и иссохла… Мы с воронёнком её быстрее из дома вытащили и в свалочный ров понесли! Жёнушка от страха слегла. Воронёнок за нею присматривать остался. Снежной водицей с сахарком её отпаивает. А я к вам… Ты ведь, друг Суарри, как никто в ёлках разбираешься… Каждую иголку насквозь видишь…Ты же вроде когда-то…
