– Дафна! Дафна! И куда же ты запропастилась? – внезапно раздался голос Мирры.

– Проснулась… – прошептала Дафна, глядя на зевающих Сальвадора и Заразу, – Слушайте внимательно! Я скоро побегу в школу. Вернусь поздно, не теряйте. Следите за мамой. Ах, да! Зараза, отныне ты – друг нашего дома. Идём, угощу тебя вареньем.

Зараза возгордилась, и размечтавшись о сладеньком персиковом лакомстве, распушила крылышки. Сальвадор тоже требовал благодарности. И пришлось им делить одну ложку варенья на двоих.

– Мамочка, как тебе спалось? – спросила Дафна всё такую же бледную Мирру.

– Знобило… Да всё кошмары снились. Будто стоишь ты одна на берегу Лана, а вода в нём неспокойная такая. А рядом с тобой не то русалка, не то водяной. Существо, в общем, мне неизвестное. Говорит с тобой на языке древнем, таком, что и слов не разобрать… – ответила Мирра. По спине у Дафны пробежали мурашки. Но она улыбнулась и попыталась успокоить мать:

– Мамочка, от болезни ещё не такая ерунда приснится. Вот я – здесь. И никаких русалок ночью не видела.

– Ну и хорошо. Надо бы веточку нашу еловую как-нибудь нарядить, – предложила Мирра, – Есть у нас немного старых игрушек. Тех, что я сюда с собой привезла. Ты из школы придёшь, вот вместе и нарядим!

Дафна послушно кивнула, и одевшись в два свитера да свою жёлтую куртку, пошла в школу. Честно высидела три урока, но после полудня всё-таки поругалась с ершистой Кларой Кёнинг. Потому, что та снова назвала её «сумасшедшим цыплёнком», а Мирру – «художницей от слова «худо»». И ладно хоть до драки не дошло. Дафна лишь грозно зыркнула на обидчицу и выбежала из школы.

Декабрьский воздух к полудню наполнился пряными ароматами леденцов, белых булочек, облитых карамельным сиропом, и горяченькой брусничной настойкой. Ветер так весело играл этим запахами, что Дафне непременно захотелось разыскать их. Так она оказалась на рождественской ярмарке, куда съехались торговцы из самых дальних немецких городков и деревень. Все они желали удивить народ Марбурга своими товарами: ёлочными игрушками, шапками и муфтами из шерсти чёрных коз, длинноносыми сапожками, рождественскими свечами, кувшинами и бокалами из разноцветного стекла, расшитыми шёлком платками и имбирными пряниками. Здесь был и тот самый рыжебородый господин, торговец ёлками. Он как раз для большего эффекта припудривал свои пышные деревья ароматным искусственным снежком с мелкими блёстками!

И Дафна решила, что здесь, в окружении чудесных запахов и праздничных красот, она и пробудет до самого вечера. А два свитера и мамина куртка не дадут ей быстро замёрзнуть.

Мирра же напротив, не знала, чем заняться. Она шатко слонялась по дому. От стены к стене. От кухни до кладовой. Кашель не отпускал. Мирра выпила пять кружек чая с одним кубиком сахара. Села на пол у голой стены и заплакала. Сальвадор дремал у камина, там же, в своей укромной трещине, храпела и Зараза. Поленья в камине давно погасли. В доме стало ещё холодней. Внезапно Мирра услышала пронзительные тоненькие голоса. Они доносились с улицы и с каждой секундой становились всё громче. Это были дети Беккеров. Они клянчили у отца и матери рождественские подарки.

– Мам, ну идём же на ярмарку! Там, говорят, паровозы продают! Из дерева, но как настоящие, – кричал конопатый Иоганн.

– Пап, а я слышала, будто там есть белые меховые сапожки с бубенцами! Я теперь о них только и мечтаю! – перекрикивала его высоченная не по годам Хельга.

Мирра затворила окно плотной занавеской и вспомнив слова своей дочери, прошептала:

– Мамочка… а я вот о море мечтаю. О таком большом, солёном, вечном, – Мирра закрыла глаза и представила свой старый дом, бирюзовые волны, море, смеющееся золотыми брызгами, – Сальвадор! – крикнула она, – Как там мои краски? Не все ещё засохли? Не все ты изгрыз?

Сальвадор обиженно глянул на хозяйку и закрыв уши хвостом, перевернулся на другой бок и засопел.

– Ясно… – протянула Мирра, – Значит, ты со мной не пойдешь?

Сальвадор и не пошевелился.

– Ну, спи, спи, – хмыкнула Мирра, а сама отправилась в кладовую. И как же она удивилась, когда увидела свои баночки, доверху наполненные свежими красками. Они и пахли, как новые.

– Волшебство, не иначе, – промолвила она, взяла их в охапку и вернулась в зал, – Только вот рисовать-то мне не на чем… Сальвадор! Вот снова к тебе обращаюсь. Ты зачем всю бумагу испортил? Хотя… сдалась она мне, эта бумага! – сказала Мирра. И с интересом оглядела белую стену возле камина. Сначала художница прищурила правый глаз, затем левый. И снова правый. Отошла подальше, присела на корточки, легла на пол. И тут подпрыгнула, как ужаленная шершнем лань. Подбежала к белой стене и прижавшись к ней, спросила:

– Послужишь мне бумагой?

Тут от удивления проснулся и Сальвадор. И даже Зараза высунула свой нос из укрытия. Оба вопросительно уставились на Мирру. А та окунула кисть в сочную краску, и окропила безликую стену небесно-синими брызгами.

– Пиу! – захлопал в ладошки Сальвадор.

– Вжух! – согласилась Зараза.

III

Дафна кружила вокруг прилавков с едой и жадно поглядывала на ароматные пирамиды имбирных пряников, облитых розовой яичной глазурью. Она давно не ела ничего подобного. И любое, даже самое незамысловатое лакомство на ярмарке, заставляло её исподтишка облизываться. Да и только. Денег на сладости у неё не было. А вскоре Дафна ещё и замёрзла. И прежде любопытное путешествие от прилавка к прилавку превратилось в истинное мучение. Но сумерки не торопились опускаться на город. И тут Дафна решила подойти к единственному знакомому ей здесь человеку – рыжебородому торговцу ёлками. А тот всё подливал себе горячего чаю, да подливал. Столько, что и морозец и время были ему безразличны.

– Здрасьте! – робко сказала она, помахав господину рукой, – Как идёт торговля?

– Приветствую, – улыбнулся тот, – Бледная какая! Замёрзла? Ну-ка, держи пряник. Десяток прикупил у торговки из Берлина. Думал – съем! Но на девятом понял, что лопну. Да и зубы от глазури уже скрипят, – расхохотался он.

Дафна с радостью приняла угощение. Ей хотелось мигом сорвать с пряника шелестящую бумагу и откусить глазированный бочок, но она остановилась.

– Чего не ешь? Вкусно же, – заверил господин.

– Маме отнесу, – ответила Дафна, – Мы его напополам поделим.

– Ну, ну… Хорошая мысль, – одобрил рыжебородый и добавил, – А торговля идёт. У меня хорошо! У остальных так себе! Не слишком-то ладно.

– Это почему? – спросила Дафна, принюхиваясь к своему прянику.

– Ну, сама посуди: у меня ёлки, да ещё и самые пушистые и душистые на ярмарке! Ёлки всем нужны. А вот: игрушки – побрякушки, посуда всякая… Ну кого этим удивишь? Что, у марбургцев посуды нет? Надоели покупателям обычные подарки, им что-то интересненькое подавай! Хоть бы уж верблюда кто привёл, или слона. Глядишь, и купили б люди верблюда-то! Пусть не удобный он, да плюётся, но всё-равно – уж лучше тарелок!

– Где ж его взять-то, верблюда? – расхохоталась Дафна, – Если только на ковре-самолете за ним и слетать…

– Так слетай! Нужны тебе деньги? Верблюда продашь – деньги получишь! Есть у тебя ковёр-самолёт-то? – спросил господин.

– Нет, ковра нет. И самолёта тоже, – вздохнула Дафна, – Но за совет – спасибо.

– Да чего там! Если б совет на хлеб можно было намазать… А так! Ну, всё-равно – «пожалуйста», – пропел господин и вернулся к своим ёлкам, дав понять, что некогда ему на всякую болтовню время тратить. Да и покупатель к нему новенький нахлынул.

Дафна покружила ещё по ярмарке, поглазела и отправилась домой. Не было у неё больше сил тянуть время. По пути она подсчитала свои шаги. Их от ярмарки до берега Лана вышло ровно – 1.985. По привычке остановившись у реки, она внимательно посмотрела по сторонам. Вокруг никого не было. Тогда Дафна, подкралась к воде и шёпотом спросила:

– Пепе, можно мне уже домой? Я замёрзла.

Река молчала. Вода лениво глотала, падающие снежинки и довольно побулькивала.