Какое старое прозвище, а ведь так когда-то в школе меня все называли. До того, как я пожаловалась об этом отцу, и он перевёл меня на домашнее обучение. Господи, ну и мысли! И ни о таком вспомнишь, когда будешь страдать от нарастающей паники, просиживая в заброшенном сарае в лесу.

Переворачиваюсь на подушках, разбросанных по полу. Прошло уже несколько часов с моего визита Милене. Она писала пару сообщений, но ни одного о том, что приехал Фракс. И это, наверно, хорошо, но это ожидание ужасно – ведь когда-то он точно «нанесёт визит».

– Предатель, – шепчу я неожиданно для себя самой. Но затем уверенно повторяю: – Предатель.

Затем мотаю головой, ругая себя за внезапные вспышки эмоций, и закрываю глаза. Вспоминаются близнецы, та женщина и весь этот странный сон…

…солнце обжигает. Я открываю глаза, морщась от его лучей.

– Сейчас осень, – говорю вслух. – Солнце, угомонись.

– Тебе тоже привет.

Я поднимаю голову и вижу склонившееся надо мной лицо.

Один из близнецов. «Рубашка».

– Стой так, – произношу. – Ты закрываешь мне солнце. Отлично, спасибо.

Он непонимающе поднимает бровь и ждёт. Я вздыхаю и встаю.

– А где твой брат? – интересуюсь я. – Раз уж ты опять мне снишься, что очень странно, то я бы хотела увидеть вас вдвоём.

Тот хмыкает, и улыбка красиво преображает его лицо. В карих глазах играют огоньки.

– Забавная ты. Нил дома, с мамой.

– А ты почему здесь?

– Чтобы пригласить тебя.

– Куда?

– На праздничный обед.

– В честь чего? – поднимаю бровь я, чувствуя странную торжественность в его голосе.

Он расплывается в улыбке.

– В честь тебя.

За столом я не знаю, куда смотреть.

Осмотрела всю кухню – она достаточно милая, вся в постельных тонах. Съела всё, что можно было, даже учитывая, что не чувствую голода. Да возможно ли вообще чувствовать голод во сне? Ужасный, ужасный и скучный сон! Когда он уже закончится?

– Каролина, у тебя ведь есть хобби? – нарушает тишину та женщина с косынкой на голове.

Она всё время смотрит на меня со своей загадочной улыбкой.

– Нет, – отвечаю я сухо.

Она смеётся. Невыносимо! Её улыбку невозможно стереть ничем, даже самым грубым поведением. И это раздражает.

– А как же гипноз?

Я молчу, кидая в рот оливку. Близнецы с интересом слушают нас, уплетая еду за обе щеки.

– Ты ведь три года ходила на занятия мистера Фракса. Такой талантливый и успешный человек, не правда ли?

Я сжимаю ладонь в кулак под столом.

– Пожалуй, – сдержанно говорю.

Мозг любит делать мои сны ужасными. Верно, мозг?

– Мастер своего дела, – продолжает женщина, сверкая глазами.

– Пожалуй, – повторяю я, желая проснуться.

– Говорят, он может заставить людей делать всё, что захочет, с помощью гипноза.

Я делаю глубокий вдох.

– Я такого не слышала. И я больше не хочу об этом говорить.

– Прости меня, если я затронула неприятную тему, – вскидывает руки женщина. – Давай начнём с другого. Сначала. Моё имя – Жизель. Мои сыновья – Гас и Нил. – Те по-детски машут руками. – Ты посетила нас снова, и это очень хорошо. Твой талант – гипноз, дар – посещение душ.

– Посещение душа? – усмехаюсь я. – Да, я иногда моюсь.

Внезапно улыбка Жизель исчезает. Её лицо становится серьёзным, и меня даже слегка передёргивает. Она медленно качает головой.

– Посещение душ. Чтение людей.

– Ладно, – медленно произношу я. – Хорошо.

– Ты веришь в пророчества, Каролина?

Это уже становится просто смешным. Но хотя бы нескучным.

– Абсолютно нет, – отзываюсь я.

Улыбка женщины возвращается.

– Так странно, что человек, занимающийся гипнозом, не верит в пророчества.

– В этом нет ничего странного, – возражаю я. – Гипноз – наука. А пророчества?..

– Когда-то их использовали вместо науки, не правда ли? – с насмешкой перебивает Жизель.

– Да, – мрачно соглашаюсь я, – когда люди думали, что земля плоская, а их грехи вызывают природные катастрофы.

– Ты права, – кивает Жизель. – Но ничего не появляется на пустом месте. У всего есть корни, согласна?

– Пожалуй, – пожимаю плечами я, снова теряя интерес в этом разговоре и во всём сне.

Близнецы перестают обжираться и даже не скрывают, что внимательно следят за нами.

– Тебе не кажется странным, что ты второй раз видишь нас во сне? – продолжает Жизель.

– Весь этот сон – сплошное недоразумение, – устало вздыхаю я.

– Ладно, – усмехается та. – Снова захожу не с той стороны. Вернёмся к твоему дару чтения людей. Не будешь же ты отрицать, что у тебя он есть?

– Я за собой такого не замечала.

– Не замечала – правильное слово. Ведь он есть, просто ты его не видишь.

– Вы мне не мать, чтобы убеждать в наличии талантов, которых у меня нет.

Она снова смеётся, но не так весело, как раньше.

– Да, с тобой очень сложно, Каролина. Тогда я скажу напрямую. Есть пророчество, и я убеждена, что ты герой, который там описан.

На моём лице не дрогнул ни один мускул.

– Повторяю, – без всяких эмоций произношу я, – вы мне не мать, чтобы убеждать в сверхъестественных талантах, которых у меня нет.

– Ты права, я не твоя мать, – наконец, Жизель выглядит раздражённой и задетой за живое, – но я мать. У меня есть дети, и я за них беспокоюсь.

– Не вижу связи, – мягче произношу я.

Она сразу успокаивается от моего изменившегося тона.

– Я покажу тебе её. Но у нас мало времени. Я сказала тебе про пророчество – это главное, а ты вольна думать, что тебе хочется. Семя посажено. – Она набирает воздуха в лёгкие и просит близнецов убрать со стола. Когда они уходят, она наклоняется ко мне и шепчет: – Ты правильно делаешь, что боишься Фракса. Держись от него подальше.

Я ничего не отвечаю. Эта женщина, этот сон – всё это переходит границы, становится пугающим, напрягающим, слишком реалистичным. Но у кого-то из близнецов падает и громко разбивается тарелка, и я просыпаюсь.

Не думала, что буду скучать по онемевшим пальцам.

Глава 4

К утру я снова ненавижу свои кошмары. После необычного сна с женщиной я сразу повторно заснула: снились руки, когти, мутная вода, попытки утопить меня.

По стандарту – я проснулась от своего же крика, сжимая подушку до боли в пальцах.

На телефоне один пропущенный от Милены – удивительно, что я не проснулась от звука. Чёрт, я ведь сама включила на беззвучный, чтобы вдруг никто не услышал весёлый оглушающий рингтон за километр.

Я перезваниваю ей, но она не отвечает, и во мне медленно просыпается паника. От неё одно сообщение: «Он здесь». И больше ничего.

Господи, зачем я оставила её и родителей там? И что мне теперь делать? Я боюсь снова ей звонить, в голове уже возникают страшные картинки того, как она прячется под кроватью, а рингтон выдаёт её, и он наклоняется и…

– Дура! – останавливаю себя я.

Нужно успокоиться. Нужно просто подумать.

Я выхожу из сарая, предварительно оглядевшись. Никого нет. Без еды и воды я долго не протяну в этом жалком подобии укрытия. Денег у меня нет, так что есть только один вариант.

Постараться стать ящерицей, которая смогла изменить цвет.

Пробираюсь сквозь ветки, царапающих кожу. Отцовская машина возле дома – в это время он уже должен был уехать. Цветы на крыльце расцвели, выглядят такими яркими на фоне белого, но мрачного дома.

Я хочу пойти вперёд, но не могу: ноги не слушаются, страх сковывает тело. Нет, нельзя идти туда, слишком большой риск.

Оборачиваюсь и возвращаюсь. Но замираю, как только замечаю за листьями облезлую краску сарая вдалеке. Там меня ждёт сюрприз – вовсю орудуют полицейские, осматривают, проверяют, заходят, выходят, обходят.

Невозможно. Нет. Руки дрожат, ноги не слушаются. Делаю несколько неуверенных шагов назад, оборачиваюсь, срываюсь на бег – и вдруг врезаюсь во что-то мягкое.