– Но ведь мама сказала тебе что-то?
Едва не давлюсь водой, но мне удаётся сохранить спокойный вид. Допиваю и сдержанно отвечаю:
– Она показала мне картинку. Видение того, как мы сидим здесь с вами и разжигаем костёр.
– И что, всё? – вмешивается Гас нетерпеливо.
– Не совсем, но остальное я пока обсуждать не собираюсь, – вру я.
– Но что ты собираешься делать? И в чём заключается наша помощь?
– Время покажет, – откладываю бутылку с водой и поднимаюсь на ноги. – Я пойду прогуляюсь.
Близнецы провожают меня мрачным взглядом. Ладно, на этот раз ничего не заподозрили – и то хорошо. Отхожу подальше от костра и прячусь за сосной.
Надеюсь, если я схожу здесь в туалет, то не описаюсь в реальности? Что же, терпеть не могу – придётся решать Милене ещё одну проблему. Расстёгиваю ширинку тёмных джин – ну, в общем, без подробностей.
– О, чёрт! – восклицает голос. – Прости! Я отвернулся.
Я подпрыгиваю, слыша шорох и видя силуэт человека сбоку. Быстро вскакиваю на ноги, поспешно натягиваю джинсы.
– Кто это? – прищуриваюсь я. Жёлтая Футболка. – Гас?
– А ты угадай, – всё ещё смущённым голосом говорит один из близнецов.
– Покажи левую сторону своей шеи, и я угадаю.
Но, кажется, я уже догадываюсь, кто это. Нил не вызывал бы таких странных эмоций. Реальных эмоций.
– Это Гас, – вздыхает тот. – Ещё раз прости. Я ничего не увидел. Темно.
Сдерживаю смех.
– Что мне твоё прости? Теперь ты должен сходить в туалет при мне, чтобы всё было справедливо.
– Серьёзно? – Его голос становится ещё смущённее и растеряннее. – Ну, ладно.
Я слышу, как он расстёгивает ширинку, поворачиваясь к сосне, и взрываюсь хохотом.
– Подожди-подожди! – двигаясь к нему и не прекращая смеяться, останавливаю за плечи. – Я пошутила.
Он оборачивается, не убирая мои руки, и хмыкает:
– Смешно. А если бы ты не успела меня остановить?
Он вдруг кладёт свои руки мне на талию – это ведь нормально, да? Обычное движение, да и к тому же мы стоим так близко. Его запах такой насыщенный, такой настоящий. Краснею, теряюсь, едва могу проговорить:
– Было бы, – сглатываю ком в горле, – ещё смешнее.
Нет, так не делают в обычной жизни – не кладут просто так руки на талию, не смотрят так пронзительно. Я убираю свои ладони, зависшие на его плечах, и слегка отстраняюсь. Он тут же убирает руки, но я чувствую тепло, оставшееся на талии.
На пару секунд повисает неловкая тишина. Гас осторожно смотрит на меня исподлобья и поспешно говорит:
– Я шёл за тобой. Хотел извиниться.
– Заранее извиниться за то, что подсмотришь? – выдавливаю улыбку.
Он неловко усмехается и мотает головой.
– Нет, за тот розыгрыш. Сначала я не понял, но потом осознал, что ты выглядела очень испуганной.
– Я просто не ожидала этого, – уклончиво отвечаю и закладываю за ухо прядь чёрных волос.
Гас внимательно следит за этим движением, затем, поняв, что я поймала его взгляд, отворачивается.
– Чего именно ты испугалась? – не поднимая глаз, интересуется он.
– Это было глупо. Я не хочу об этом говорить.
– Мне кажется, я знаю, – поднимает глаза. – Может, ты подумала, что Нил сделал что-то со мной. Наверное, я выглядел действительно подозрительно.
– Я сама точно не знаю, чего испугалась. Но да – ты выглядел очень подозрительно, – замолкаю, долго не продолжая. – Я подумала, что с тобой могло случиться то же, что и с Жизель.
– И что к этому причастен Нил? – Я киваю, и Гас усмехается: – Насчёт этого не волнуйся. Нил ни за что бы не причинил вред маме и мне. Особенно теперь, когда только мы друг у друга и остались.
– Вы очень дружны, – соглашаюсь я.
– Серьёзно? – улыбается тот. – Я думал, со стороны мы выглядим не очень-то дружными.
– Почему?
– Ну, не знаю. Со стороны всегда всё выглядит не так, как есть на самом деле.
Киваю, и мы какое-то время молчим. Внезапно для нас обоих я первая нарушаю тишину и говорю:
– Наверное, я вам немного завидую. У меня есть сестра, – замолкаю. Господи, как тяжело рассказывать личные вещи.
Гас мягко касается моей руки, будто прочитав мои мысли.
– Ну же, продолжай. Старшая? Или младшая?
– Старшая, – неловко отвожу взгляд, но руку не убираю. – Ей уже около двадцати четырёх – я даже точно не знаю. Когда-то мы были очень близкими, а потом она уехала и пиши пропало.
– Просто уехала?
– Не знаю. Мне было лет одиннадцать, а ей как раз исполнилось восемнадцать. Должно быть, уехала путешествовать – она это любила. Но мама говорит, что ей просто было невыносимо жить с нами.
– С ними, – поправляет Гас, и я вскидываю на него глаза.
Он улыбается, и я тоже позволяю себе такую роскошь. Внезапно замечаю, что вокруг всё становится светлее. Оборачиваюсь – действительно, уже встаёт солнце.
– Рассвет. Так быстро, – вырывается у меня.
– Это ненормально? – грустно спрашивает Гас.
– Нет, – честно отвечаю.
Тот лишь кивает и смотрит на появляющееся на горизонте солнце. На лицо его падают лучи, тёмно-карие глаза блестят. И он всё ещё не отпускает мою руку.
– Я могу задать вопрос? – не сводя глаз с солнца, интересуется.
– Это уже вопрос, но да.
– Что это за место, по-твоему?
Хороший вопрос.
– Честно? Плод больного воображения, – отвечаю я.
Тёмные глаза впиваются в меня. Губы сжаты практически в одну линию – он так напряжён.
– Если так, то, – медленно начинает он, – логично подумать, что этого места нет в, как ты выражаешься, реальном мире. А, значит, ни меня, ни Нила, ни мамы… не существует.
Не могу выдержать его пронзительный взгляд и отворачиваюсь. Наступает тишина.
– Ого, – невесело усмехается Гас. – Даже тебе нечего ответить.
– Это ничего не значит, – возражаю я. – У меня не всегда есть ответы на…
– Это значит очень многое, – хмуро перебивает Гас и отпускает мою ладонь.
Поворачивается спиной и снова хмыкает.
– Видимо, я прав, – сокрушённо произносит. – В это трудно поверить.
– В это не нужно верить, – строго говорю я и силой поворачиваю его к себе. – Гас, прекрати. Нам ещё ничего неизвестно.
Он смотрит на меня потемневшими глазами. Даже солнце не может осветить их.
– Нет, Каролина, я чувствую это. Чувствую, что вот ты – стоишь передо мной, вся такая холодная, сдержанная, но логичная. Логичная, ты понимаешь? Ты настоящая, потому что в тебе есть смысл. А в этом месте смысла нет. И я чувствую, чёрт, я чувствую это. Ты настолько пропитана реальностью, у меня аж глаза режет, когда я смотрю на тебя. Ты не оставляешь вопросов, в тебе всё чёткое, продуманное. Без тупых углов. И посмотри на меня. Посмотри на тот дом, в котором мы жили, и на ту ужасную поляну. А ведь всё было хорошо, да, абсолютно нормально. Было, пока я не решил прогуляться. Шёл, шёл и вернулся к тому же месту. Тупой угол. Ошибка. Погрешность.
Он замолкает и отворачивается.
– Я боюсь, что с мамой случилась такая погрешность. Боюсь, что она просто исчезла.
– Гас, – мягко говорю, – ведь если её здесь нет, это не значит, что она окончательно исчезла, верно? Если ты её не видишь, это не значит, что её не существует. – Поколебавшись, я протягиваю руку и осторожно касаюсь ожога на его шее. – И эти ожоги не могли появиться просто так. В них что-то есть. В них есть часть её.
Он перехватывает мою ладонь, и я вздрагиваю.
– Ты права, – лихорадочно произносит. – Как всегда.
Резко тянет за перехваченную руку – падаю прямо в его объятия. Обхватывает талию, прижимает к себе. И целует – мягко, но настойчиво касается своими губами моих. Воздуха мне явно не хватает, весь забирает он и его запах горячего шоколада, обволакивающий меня полностью.
Ладонью касается щеки; губы в последний раз изучают мои, а затем он испуганно отстраняется, боясь реакции. Невольно тянусь к нему, и он усмехается прямо мне в губы – лёгкое щекотание, заставляющее кожу покрыться мурашками.
Он целует меня ещё раз, а затем приходит моя очередь останавливаться – время эмоций вышло, наступает время разума.