– И решила ее украсть, а потом поняла, что не права, и вернула?

Дядя кивает:

– А спустя два дня она навсегда уехала из Бенсонхёрста. С тех пор ей разрешалось приезжать сюда только на праздники. – Дольфи тушит сигару и кладет ее в нагрудный карман спортивной куртки, как в патронташ. – Так было лучше для всех. Для Паолины жить рядом с Джозефиной было огромным искушением. Роза с Альберто больше ей не доверяли. Твоя бабушка до сих пор считает, что Паолина – pericolosa[19].

Мне так жаль тетю, пережившую в молодости настоящую трагедию. Смогла ли она оправиться после тяжелой потери? Сейчас она выглядит как вполне разумная женщина, которая способна отвечать за свои поступки.

– А ты? Ты тоже считаешь, что она опасна?

Дядя улыбается:

– Не опаснее котенка. Паолина – добрая душа, поверь. – Он кладет ладонь мне на колено. – Знаешь, что я подумал? Если во время путешествия в Италию ты подружишься с Паолиной, то, возможно, сумеешь убедить ее еще разок попросить у Розы прощения. Пока еще не слишком поздно. Мои сестры здорово постарели, и нельзя упускать последний шанс помириться.

Ивот наконец настает день отъезда. Все это время я упорно избегала серьезного разговора с Мэттом под тем благовидным предлогом, что якобы полностью поглощена подготовкой к путешествию. Я, разумеется, понимала, что нам следует объясниться, но все откладывала, откладывала… И вот пожалуйста, дотянула до последнего. Надо хотя бы с ним попрощаться. Пока наше такси едет в аэропорт и Люси занята своими ногтями, я обдумываю, как лучше поступить. Может, послать эсэмэску? Написать, что люблю его и буду скучать. Но в последнее время все так усложнилось. Теперь Мэтт начнет искать скрытый подтекст, может все не так истолковать. Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я вожу его за нос.

И я набираю сообщение:

Ответ, как всегда, приходит мгновенно:

О господи! Я ведь так и не вернула Мэтту толстовку, которую он одолжил мне в тот вечер, когда Дария устраивала у себя собрание Клуба книголюбов.

Я уже собираюсь отключить телефон, когда приходит еще одна эсэмска:

У меня сводит живот. Я делаю глубокий вдох.

Я забрасываю телефон в сумочку и уже хочу ее защелкнуть, как вдруг какой-то предмет на дне бросается мне в глаза. Я замираю. Волоски на руках встают дыбом. Не может быть!

Он холодный и размером с серебряный доллар. По кругу надпись: «Святой Христофор, защити нас». Бронзовый медальон, который когда-то принадлежал нашей маме.

Многие годы этот медальон был для Дарии самой ценной вещью. Отец подарил его старшей дочери на первое причастие.

– Святой Христофор – покровитель путешественников, – сказал тогда папа. – Твоя мама хотела бы, чтобы этот медальон перешел к тебе.

И вот теперь Дария передала его мне. Она, наверное, постеснялась вручить его мне лично и решила тайком подбросить в сумку.

Я с тихим стоном выуживаю талисман из сумки и прижимаю его к груди. Становится так спокойно на душе. Теперь меня оберегают святой Христофор… и память моей мамы… и любовь сестры.

Люси перестает дуть на ногти и, склонив голову набок, смотрит на меня:

– Господи, Эм, что с тобой? Оргазм, что ли, испытала?

Как мы и договаривались, тетя Поппи ждет нас у стойки авиакомпании «Дельта».

В последний раз мы виделись десять лет назад, но я узнаю ее с первого взгляда. Вообще-то, Поппи трудно не заметить – на ней ярко-зеленые слаксы, блейзер в стиле пэчворк и круглые очки в половину лица.

– Ну чем не Элтон Джон, – бурчит себе под нос Люси.

Тетя машет нам сразу обеими руками. Рядом с ней стоят два чемодана на колесиках, оба в фиолетовых, красных и желтых пятнах, как будто кто-то – может быть, и сама Поппи – взял кисти, окунул их в краску и забрызгал идеально белую поверхность.

– Солнце мое! – Тетя трусцой бежит в нашу сторону, у нее блестящий коралловый маникюр в тон губной помаде. – В жизни ты еще прекраснее!

Хотелось бы мне суметь разозлиться на женщину, которая пыталась украсть мою маму, но, когда я делаю шаг навстречу и попадаю в ее объятия, все опасения моментально исчезают. Что бы Поппи ни совершила в прошлом, она дарит мне ощущение, что я любима, и это начинает мне нравиться. И одновременно накатывает чувство вины. Я всю жизнь прожила с бабушкой и вот теперь предаю ее, отправляясь в путешествие с тетей, которую едва знаю.

– Я так счастлива! – Поппи целует меня в обе щеки и поворачивается к Люси. – И ты тоже здесь! – Она собирается обнять Люси, но та стоит руки по швам. – Как я рада тебя видеть, Лучана, – после короткой паузы говорит Поппи и улыбается. – Хотя, возможно, я предпочла бы видеть чуточку меньше.

Люси отшатывается:

– Это еще что значит?

Я отвожу глаза. Мне неловко за мою бедную кузину, которая и впрямь вырядилась не самым лучшим образом. Я просто обомлела, когда она, покачиваясь на высоких каблуках, спустилась со своего крыльца в белом обтягивающем коктейльном платье и черных ботильонах с открытым носком. Кто, кроме нее, мог решить, что одеться так в дорогу – хорошая идея? Но такси стоило кучу денег, а нам надо было успеть в аэропорт. Зачем начинать путешествие с препирательств?

Поппи похлопывает Люси по щеке:

– Это глупое фамильное проклятие превращает нас в дурочек. Дорогая моя девочка, ты только посмотри на себя. Так отчаянно хочется любви, да? Да и твоя кузина не лучше, – тетя показывает на меня, – оделась как старая клуша.

У меня челюсть отваливается.

– Что?

Люси давится от смеха:

– Это точно. Но ты же снимешь его? Проклятие?

Поппи вскидывает голову:

– В свой восьмидесятый день рождения я встречу на ступенях собора в Равелло любовь всей моей жизни.

Теперь уже Люси разевает рот от удивления:

– Это и есть твой план по снятию проклятия?

Лицо Поппи сияет, как у счастливого ребенка. Она кивает. Люси хватает ее за плечи:

– Нет! Нет и нет! Ты же это несерьезно, да? С чего ты взяла, что встретишь любовь в восемьдесят, если я не могу найти ее в двадцать один год?

У меня сердце в пятки уходит. Я пытаюсь смягчить ситуацию:

– Люси хочет сказать, что на данном этапе… на этом этапе твоей жизни… встретить кого-то… это…

– Не хочется тебя расстраивать, Поппи, – перебивает меня Люси, – но трудно найти мужчину, который мечтает о высохших сиськах и сморщенной заднице.

Меня аж передергивает, я молю Бога, чтобы у тети были проблемы со слухом.

Поппи переводит взгляд с Люси на меня:

– Скажи-ка, когда ты перестала верить в чудеса?

Этот вопрос застает меня врасплох. Так и подмывает ответить правду: я перестала верить в чудеса где-то в четвертом классе. Я столько лет молилась и ждала, однако мамы у меня так и не появилось.

– Я здесь только потому, что ты пообещала снять проклятие, – говорит Люси. – Да мама мне уже телефон оборвала. Ждет не дождется, бедняжка, когда я наконец-то от него освобожусь. Пожалуйста, скажи, что у тебя есть план «Б».

Поппи отворачивается и выдвигает ручки своих чемоданов:

– Забудь о проклятии, Лучана. Мы летим в Италию!

Я стараюсь не смотреть на Люси, но чувствую на себе ее взгляды, которые вонзаются в меня, словно кинжалы. Мне хочется подбодрить кузину, сказать, что если даже фамильное проклятие и существует – а ничего такого, понятное дело, нет, – то Поппи его обязательно снимет, что она непременно сдержит обещание. Но я не могу. Похоже, наша двоюродная бабушка может оказаться знатной манипуляторшей, покруче, чем старая леди Грэнтэм из сериала «Аббатство Даунтон».