Литмир - Электронная Библиотека

Потом вроде бы мало-помалу кое-что начало проясняться. Насчёт закона, правда, который Гришка нарушал, я так ничего и не понял. И не пойму, наверное. А вот насчёт наказания… Страшноватая штука, честно говоря: что-то вроде бойкота. Ни тюрем, ни лагерей – ничего… Просто разговаривать с тобой никто не станет. Вернее, как… На служебные темы – пожалуйста, сколько угодно. А начнёшь с кем-нибудь, ну, скажем, о погоде – он идёт и тут же тебя закладывает…

– Погоди… А… с матерью, например?

Гриша вздохнул.

– Видишь ли… Боюсь, что это будет трудно объяснить… Словом, я не знаю, кто мои родители. Это вообще запрещено знать… Иначе нарушается принцип равенства…

– Что… серьёзно?..

Гриша не ответил.

– Да, – сказал я. – Житуха… Ну ладно, давай дальше…

Дальше – проще. Несмотря на все запреты, нашёлся человек, с которым Гришка мог болтать о чём угодно. Она…

– Стоп! – снова перебил я. – Кто «она»?

– Человек…

– О ч-чёрт!.. – только и смог выговорить я. – Так это, значит, она, а не он?

Выяснилось, что она. Ангелок с изъяном – все чёрные, а эта рыжая… Рыжая?

– Гриша, – позвал я. – А что, Люська сильно на неё похожа?

– Нет, – помолчав, отозвался он. – Но сначала показалось, что сильно…

О знакомстве своём Гриша тоже рассказывал путано. Я, например, так понял, что влюбился он в эту Рыжую… А выплыви всё наружу – быть бы и ей в особо опасных… Да тут ещё вот какая штука: в любое время, хоть посреди ночи, пиликнул сигнальчик – и будь любезен на контроль: докладывайся, где был, что делал. Даже думал о чём. О Рыжей Гришка, понятно, молчал – врал как мог, выкручивался по-всякому. А выкручиваться становилось всё труднее и труднее…

Была суббота, парк помаленьку заполнялся народом, и на нашу скамейку уже дважды нацеливались присесть. Но я каждый раз встречал заходящего на посадку таким взглядом, что он вздрагивал и шёл дальше.

А Гриша всё говорил и говорил. К концу рассказа лицо у него осунулось, побледнело, шевелились одни губы.

– А потом я узнал… – уже совсем умирая, закончил он, – что она ко мне…

– Равнодушна? – спросил я.

– Приставлена, – сказал Гриша.

Я медленно повернулся к нему.

– Стучала, что ли? – изумлённо вырвалось у меня.

И не просто стучала. Оказывается, это их обычный ангельский прием. Особо опасные, в какой их оборот ни бери, обязательно что-нибудь да скрывают. Исповедуются, но не до конца. И вот чтобы не упускать их из-под контроля да и чтобы окружающих от них уберечь, приставляют к ним кого-нибудь вроде этой Рыжей. И некоторых таким образом даже перевоспитывают.

Последние слова Гриша договаривал с трудом. Кто-кто, а уж я-то его мог понять.

– Да все они такие, Гришк…

Гриша слепо смотрел поверх деревьев, туда, где ужасающе медленно проворачивалось «чёртово колесо».

– Не знаю… – сказал он. – Кажется, нет…

– Ну ладно, – хмурясь, бросил я. – Дальше давай.

– Дальше… Дальше я решил бежать.

– Так сразу?

– Да, – сказал он. – Сразу. Теперь-то я понимаю, что застал их врасплох. Задумайся я на минуту – и меня бы перехватили… Но так совпало, что я оказался возле исследовательского центра. Ну, это такое… – Гриша беспомощно посмотрел вверх, и я представил увеличенное раз в пять здание заводской лаборатории. – Словом, я вошёл туда…

– И не задержали?

– А некому было задерживать, Минька. Исследования свёрнуты, нигде никого… Да и потом кому бы пришло в голову, что кто-то может шагнуть за знак! Это же всё равно, что из окна шагнуть. Или сквозь стену…

– Ну, ясно, ясно, – проворчал я. – Газон перебежать, короче.

– Да, – сказал Гриша. – Газон.

Он помолчал, потом поднял на меня тёмные усталые глаза.

– Вот, собственно, и всё…

– Как всё? – всполошился я. – А документы? А язык?

– Язык? – безразлично переспросил он. – Да что язык… Там это просто, Минька: надел шлем, нажал кнопку… Главное – решиться…

Из какого же сволочного рая ты вырвался, Гриша, если сидишь вот так, сгорбясь, с остановившимися глазами, и ничего перед собой не видишь: ни людей, ни пыльного летнего парка!

– Ну и что? – постепенно наливаясь злостью, проговорил я. – Ну не повезло! Ну не сработала эта машинка, чёрт её дери! Мне вон всю жизнь не везёт – так что ж теперь, повеситься?!

Я вскочил. И в тот же самый момент пришла мысль. Вот всегда так со мной. Стоит разозлиться – и уже ясно, что делать дальше.

– Слушай, – сказал я. – Ну а, допустим, прилетает за тобой ещё один корабль… Он тоже с этим… с коллектором?

– Насколько я знаю, все корабли с коллекторами.

– Все корабли с коллекторами… И что будет с этим… – я потыкал пальцем в сумку, – …с пистолетом?

– Видимо, заработает.

– Заработает? – И я почувствовал, как по лицу моему расползается глупейшая блаженная улыбка.

– Гриша! – сказал я. – Так какого же мы с тобой чёрта?.. Надо просто проверять эту машинку каждый день. Всё время её проверять! И как только заработает – всё бросать и бегом к майору!.. Ангелы, да? Охотиться за нами, да? Ну, давайте-давайте… Вы – за нами, а мы – за вами!..

Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.

– Брось, Гриша! – убеждал я его. – Чтобы два таких мужика – да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадёшь! Ты, главное, Гриша, не робей! Мы тебя научим на собаку лаять!

* * *

Домой мы вернулись часам к пяти.

– Да! – вспомнил я перед самой калиткой. – Ключ-то забери. И не оставляй больше…

Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал к груди.

– Минька, – сказал он. – Можно, я задам тебе один вопрос?

– Ну, задай.

– Зачем я вам нужен?

Ничего себе вопросец!

– А чёрт его знает, – честно ответил я. – Вроде привыкли уже к тебе…

* * *

Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике – рядышком и чуть ли не за руки взявшись – сидят мать и Люська, обе заплаканные.

Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился – того и гляди затопчут.

– Я так и знала, я так и знала!.. – всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. – Я же чувствовала – что-то случится!..

Интересное дело, вяло подумал я. Мать – чувствовала, Люська – чувствовала… Один я ничего не чувствовал.

– Я его посажу! – всхлипывала Люська. – Я его посажу!..

– Кого? – спросил я.

– Бехтеря, кого же ещё! – ответила за неё мать. Тоже всхлипывая.

– Какой Бехтерь, чего вы плетёте? – сказал я. – Бехтерь к нему и близко не подходил.

Люська уставилась на меня бешеными зелёными глазами.

– Не подходил? А лоб почему разбит?

– Так это не Бехтерь, – объяснил я. – Это я ему рейкой заехал.

– Как? – в один голос сказали мать и Люська.

– Случайно, – буркнул я и пошёл спать, хотя солнце только ещё собиралось садиться. Пусть сами как хотят, так и разбираются.

Добравшись до койки, сел и долго смотрел на шнурки кроссовок – не было сил нагнуться и развязать… Но Люська-то, а? Ишь как вскинулась! Это потому, Люсенька, что у тебя никогда никого не отнимали… Надо же – сама прибежала!..

* * *

Мне снилось вчерашнее сражение в старом сквере. Вернее, даже не само сражение – всего один момент: я сижу в проломе, стискивая штакетину, а они уходят – два ангела и Гриша между ними, – и серый полусвет льётся им навстречу, и это уже не люди, а три плоских колеблющихся силуэта… Я заставляю себя броситься за ними – и не могу. Вот ведь какая штука: наяву не испугался – во сне боюсь…

Я просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок и понимая с облегчением, что Гришу я всё-таки отбил. Потом запускал руку под подушку, доставал пистолет и брал на прицел спичечный коробок. Нажимал на спуск, вздыхал, запихивал мёртвую машинку обратно и снова оказывался в проломе со штакетиной в руках…

13
{"b":"686208","o":1}