Маринетт избегает моего взгляда. Кажется, вся ее уверенность в себе испарилась.

— Но… Это сложно объяснить. Мы много говорили, и я поняла, что не так уж хорошо его знала. Он не такой, как я себе представляла. Не совсем.

Опустив голову, она сжимает кулаки на одеяле, и у меня вдруг возникает плохое предчувствие. Я встревоженно выпрямляюсь на скамейке.

— Неужели он как-то прокомментировал твое состояние? Был недобр?

Только этого не хватало! Ее прекрасный принц разочаровал ее? Ну, подождите — я до него доберусь!

— Напротив, он был очень милым, — торопливо говорит она, покраснев. — Н-но я идеализировала его, не зная, какой он на самом деле, и я вдруг поняла, что не уверена, была ли влюблена, и-или же, если была, то в парня, который не существовал на самом деле. Ты… понимаешь?

Она нерешительно смотрит на меня, и я вздыхаю, сбитый с толку. Вот опять заикающаяся и неуклюжая Маринетт, как в коллеже. Это по-прежнему так мило…

— Э… не уверен, нет.

Она встряхивает головой и прочищает горло, ее щеки порозовели.

— Н-неважно… На самом деле, это моя вина. Я столько всего навоображала насчет него, что не заметила его проблем с… с близкими. Я думала, что знаю и понимаю его лучше всех, и я почувствовала себя… ужасно глупой. И особенно — эгоисткой. Мне стало стыдно. Поэтому я ничего ему не сказала. Это не казалось мне больше… актуальным, учитывая, что я уже не знаю, что думать. Он хороший человек, и я не хочу обременять его своими колебаниями…

— О.

Она вздыхает, опустив плечи.

— Короче. Мне нужно время, чтобы… чтобы подумать.

Она кажется искренне расстроенной и даже смущенной. Ее глаза блестят, словно она вот-вот расплачется. Я перемещаюсь к краю скамейки и кладу свою руку на ее дрожащую ладонь.

— Моя Леди, мне жаль.

Она одаривает меня долгим задумчивым взглядом и постепенно перестает дрожать. Против всякого ожидания другая ее ладонь накрывает мою. Я невольно улыбаюсь, растерянный, но тронутый. И тогда она щипает меня — как раз достаточно сильно, чтобы заставить отстраниться.

Как Ледибаг раньше.

— Нет, Котенок, вовсе тебе не жаль, — произносит она с насмешливой улыбкой и по-прежнему розовыми щеками. — Я даже уверена, что тебя это прекрасно устраивает.

— Ауч! Признаю, моя Леди. Так у меня становится одним соперником меньше.

Я выпячиваю грудь и театрально потираю кожу там, где она ущипнула. Она хихикает, а потом тихо шепчет:

— Мы здесь сейчас. Мы боремся вместе. Это… Это всё, что важно для меня сегодня.

Она смотрит в серое небо, потерявшись в мыслях. Я украдкой наблюдаю за ней, в горле стоит ком. Для меня более чем очевидно — она была влюблена. И по-прежнему влюблена, даже если не знает, что думать. Даже если кажется, что она любой ценой хочет разрешить то, что терзает ее…

Любить безответно. Если бы у меня было решение для ее проблемы… Я сам его еще ищу.

Я озорно усмехаюсь:

— Моя Леди?

— Мм?

— Я получу когда-нибудь право узнать, кто он?

Она вздрагивает, но не теряется. Одаривает меня недобрым, преувеличенно угрожающим взглядом.

— Если для того, чтобы терпеть твои напыщенные замечания, при каждой моей встрече с ним, то ни в коем случае, Котенок.

— О! Ты так хорошо меня знаешь!

Опять звучит ее смех, более искренний и снова заразительный. От этого хрустального звука, еще редкого, а значит особенно драгоценного, у меня на сердце становится немного легче.

Мой телефон вибрирует — новое сообщение. Реальность настигает нас: мой желудок встревоженно переворачивается, Маринетт сжимается. Я без особой надежды смотрю на экран, а потом бормочу с притворной непринужденностью:

— Месье Г. уже недалеко. Я должен встретиться с ним на стоянке через десять минут.

Она согласно бормочет, и ее улыбка окрашивается горечью:

— Правда, уже поздно. Твой самолет вылетает в восемь, да?

— Ммм…

Я встаю и беру рюкзак, а потом костыли.

— Я провожу тебя в палату?

— Нет, не надо. Я останусь здесь еще немного.

— Совсем одна?

— У меня тоже есть телохранитель.

Она показывает на сумочку, в которой спит Плагг.

— Но… Ты точно уверен, что хочешь оставить его в Париже? — с тревожной ноткой спрашивает она. — А вдруг ты тоже забудешь?

Я посылаю ей самую успокаивающую улыбку:

— Я много говорил об этом с Плаггом. Я не «отказывался» официально быть Черным Котом, и даже если я отдалюсь от своего Камня Чудес, до тех пор, пока никто меня не заменит, я остаюсь связанным с моим квами. Следовательно, по его словам, я не рискую забыть.

Разлуку нелегко пережить, но Плагг на самом деле не оставил нам выбора. В день моей первой встречи с Маринетт он был счастлив видеть меня, но даже не попытался последовать за мной, когда мне пришлось вернуться в свою палату. Удивленный, я не решился разлучить его с моей Леди, раздавленной исчезновением Тикки и не способной остаться в одиночестве, чтобы не разрыдаться.

На завтра и на следующий день — тот же сценарий. Но постоянное присутствие моего квами вместо того, чтобы растравить горе Маринетт, похоже, утишало его. День за днем она приходила в себя, как и Плагг понемногу оправлялся от ран и выходил из состояния апатии, возвращая себе обычное поведение — то заботливое, то насмешливое.

— Плагг хотел бы остаться. Но только если ты хочешь. Тебе решать, Маринетт.

Мы много говорили об этом с Плаггом во время нескольких уикэндов, когда он возвращался со мной в гостиницу, оставив Маринетт в безопасности рядом с ее родителями. Наши последние битвы еще сильнее укрепили нашу дружбу, и Плагг всегда останется моим квами, моим лучшим другом и — он знает это — братом, которого у меня никогда не было. Но я не могу отрицать, что отныне что-то связывает его с Маринетт, что-то, родившееся с исчезновением Тикки и создавшее между ними любопытное взаимопонимание. Как моя скорбь по отцу стала эхом той, что переживала Маринетт, потеря Тикки определенно сблизила их с Плаггом, единственным выжившим из их тысячелетнего тандема. В их связи нет ничего официального, и она не настолько осязаема, как мой статус Носителя Тени — если допустить, что в нем еще есть смысл теперь, когда Кольцо, похоже, испорчено так, что нормальная трансформация уже невозможна…

В конце концов, неважно: знание, что они вместе, вызывает у меня больше облегчения, чем горечи. Мне тяжело уехать без Плагга, но оставить мою Леди одну в Париже — выше моих сил.

— Да… Да, конечно, он может остаться, — выдыхает Маринетт. — У него дурной характер, но… в душе он добрый. Спасибо, Адриан.

Она прижимает к себе сумочку. Подумать только, это та же сумочка, которая раньше служила тайником для Тикки… Где она может быть сегодня? Выпала ли ей та же судьба, что остальным квами, и она тоже вернулась в Природу?

— А у тебя всё будет хорошо с Нууру?

Она смотрит на внутренний карман моей куртки, где, как она знает, я храню поврежденный Камень Чудес Мотылька. Две недели с тех пор, как мы его обрели, Нууру почти беспрестанно дремлет в своей броши. Его редкие пробуждения — по моей просьбе, как в самый первый раз — оказались хаотичными, он едва осознает окружающее и даже, кто я такой. Возможно, потому что у Нууру нет Носителя, официально закрепленного трансформацией? Или, возможно, это из-за ран, которые получил мой отец, когда еще был в трансформации. Плагг, который дуется, когда затрагивается эта тема, не пожелал высказаться. Думаю, он по-прежнему видит в Нууру своего брата, но также считает его частично ответственным за эту катастрофу и смерть Тикки.

— Возможно, когда-нибудь Нууру придет в себя, — грустно говорю я. — Плагг говорит, не надо торопить время. Возможно, хорошо, что он не едет со мной в Лондон: он не перестает злиться. Кроме того, он совершенно не желает покидать тебя.

— Я его понимаю. Меня успокаивает его общество. Он помогает мне… лучше справляться с ее отсутствием. Она…

У нее та легкая дрожь в голосе, от которой у меня каждый раз сжимается сердце. Подумать только, ей до сих пор не удается произнести имя Тикки…