Сурхо тяготила служба Дадаша у бека Булана. Он был против, особенно после того, как в каганате начали исповедовать иудаизм[12]. По приезде домой сына между ними вспыхивали долгие споры. Дадаш пытался убедить отца в том, что так надо, якобы он на хорошем счету у бека. Отец стоял на своём: что эта вера не подходит им, что ни он, ни его народ не признают такую веру, которая, как говорят, требует приношения в жертву людей, даже детей.
Сурхо каждый раз напоминал сыну, что, если тот примет эту веру, он отречётся от него, а то и лишит жизни. Дадаш отлично знал, что отец не бросает слов на ветер, это и сдерживало его. Хотя бек всячески убеждал его в необходимости принять иудаизм, как и многие другие в каганате, в том числе и нахи, Дадаш не решался. Более того, он не решался рассказать беку о своих спорах с отцом, его категоричности по отношению к иудаизму и хазарам вообще. Безусловно, он боялся потерять всё, чего добился.
Дадаш понимал, что когда-нибудь до бека (а то и кагана[13]) донесут, почему он не принимает иудейскую веру, которая становилась чуть ли не государственной. Потому как это решение самого правителя Хазарии Джебу-кагана. Его сын Шад тоже выполнил волю своего отца. Тем не менее обязывать население, а также объявлять иудаизм официальной верой, ни каган, ни бек пока не решались.
Хазарский каганат как самостоятельное государство только зарождался. Конфедерация горских народов была частью сосуществования Хазарского государства на Кавказе, в том числе и нахского народа, особенно из числа равнинных. Вместе с тем горная часть нахов имела свою самобытность и конфедеративную государственную единицу Аланию[14] со столицей Магас. Кроме нахского народа, как основного, в состав Алании входили хIири[15], адыги и множество малых народов. Каган вёл с нахами мирную политику, так как они составляли большинство населения не только Алании, но и всего Северного Кавказа. Значительная их часть была в составе его армии, в том числе и среди командного состава. Более того, сам бек Булан был из равнинных нахов.
Горцы из числа нахского народа были язычниками. Основными божествами были: бог солнца и неба Дела, бог грома и молнии Села, покровитель скотоводства Галь-Ерды, охоты – Елта, богиня плодородия Тушоли, бог загробного мира Эштр.
Тем не менее, помимо иудаизма, одни начали исповедовать христианство, а некоторые стали говорить о мусульманской вере[16], для многих новой.
Вот и Дадаша что-то сдерживало от принятия иудейской веры. Не только потому, что отец был против, но и потому, что постулаты новой для них веры никак не вписывались в адаты[17] его народа. Многие из его близких товарищей из разных уголков Кавказа, в том числе и нахи, уже исповедовали иудаизм. В основном это было связано с тем, чтобы угодить кагану, показать преданность, верность.
– Ну что я тебе могу сказать, Олхазар, – Сурхо встал, как и подобает, когда кто-то подходит и здоровается. – Садись рядом на скамейку. Я вот почему-то люблю сидеть на этом пеньке.
Олхазар подошёл, обнялся с соседом и другом.
– Конечно, время неспокойное сейчас, – продолжил Сурхо. – Редко какой старец у нас доживает до глубокой старости. От многочисленных ран, полученных в сражениях, они рано уходят из этой жизни. Так умерли и твой отец, и мой. Больно смотреть на наших одиноких женщин, как они мучаются со своими семьями. Попробуй-ка поднять одной целую семью. Это геройский поступок для любой женщины.
– Да, ты прав, – ответил Олхазар, понурив голову и о чём-то задумавшись.
– Я вот что думаю. Ты – мой самый близкий друг. Сколько уже вместе и как соседи, и как друзья. В каких только сложных переделках мы не побывали! Мои братья и родственники, как и твои, иногда ревнуют нас друг к другу. Да это и хорошо. Пусть знают и видят настоящую дружбу и братство. Мы ведь своим примером учим молодёжь. Врагов у нашего народа всегда хватало. Не раз приходилось от них отбиваться. Но таких врагов, как каган и ему подобные, у нас нет, тебе я могу об этом сказать. Хотя мы сейчас и независимы от них, но думаю, что, когда окрепнут, они не оставят нас в покое. Кстати, так же думает и паччахь[18] Сайради[19]. Был в Магасе и встречался с ним. Он сказал, что нам выгодно на нынешних условиях иметь с ними дружбу. И ещё он заметил, что если они будут нарушать условия договора, то с плеч скинуть всегда успеем.
– Что ты такое говоришь?! – удивился Олхазар. – Что за мысли у тебя такие? Если об этом узнают там, – Олхазар направил палец в сторону столицы каганата Семендера, – то несдобровать нашим бойцам, которые у них на службе, особенно твоему сыну Дадашу. Я слышал, он в дружеских отношениях с сыном кагана Шадом. Ты, как глава нашего народа, должен быть осторожным в словах, даже если их произнёс Сайради. Да, он паччахь всей Алании и объединяет многие народы, но у нахов мехкда ты – избранный всеми. До Каспийского моря вся территория наша, и теперь мы в составе Хазарии.
– Олхазар, я, по-твоему, из ума выжил? Я всё понимаю. Очень хорошо понимаю. Поэтому и молчу. На всех сходах, где я бываю, ещё не такое слышу. Мы государство в государстве, хотя теперь по договорённости одно государство. В любом случае я думаю, что сейчас каган что-то предпринимать против нас не будет. Со всеми горскими народами он будет налаживать дружеские отношения, особенно с нами. Нас много, и мы сильны. Он постарается объединить всех под единым началом. Мои люди часто бывают в их столице и докладывают всё, что видят и слышат. Пока мы с ними в мирном сосуществовании. Более того, у многих из нас дети служат в рядах хазар, большинство живёт за счёт торговли. Если вдруг мы нарушим этот хрупкий мир, то, считай, нам всем перекроют любые дороги в свет. Нашему народу будет тяжело выжить. Кстати, ведь Булан тоже из нахов, из тайпа энгеной[20], из равнинных. У него в руках огромная власть.
– Вот я тебе и говорю: кругом наши, власть наша, а значит, и государство наше. Паччахь Сайради тоже ведь из орстхой[21], а мать у него из тайпа дишни[22], – Олхазар на миг замолчал, подумал о чём-то и продолжил: – Я тоже иногда бываю в их столице и всё вижу. Мне так жалко тех людей, которых они пригоняют и продают, как скот. Говорят, в основном это русы[23]. Неужели они не могут себя защитить? Сколько лет уже всё везут и везут. Молодые, красивые, статные. Какие девушки красавицы, смотришь на них и не налюбуешься. Дадаш что говорит? Он же самый приближенный у бека?
Олхазар задел друга за живое. Эта тема для Сурхо была очень тяжёлой. Он знал, что многие за спиной его осуждают, но пока ничего не мог предпринять. Он, конечно, мог бы беспрекословно приказать сыну уйти со службы, и это было бы немедленно исполнено. Как глава целого народа, который жил в составе огромного государства, он должен быть хорошо осведомлённым. Это было очень важно. Так как его народ составлял основное большинство, он имел более весомый авторитет среди таких, как он, из других народностей. Более того, он хорошо знал, что, как и его сын, многие соплеменники были воинами и получали жалованье от кагана и бека. Конечно, были и такие, которые наживались грабежами. Сурхо это всячески осуждал, хотя в общественных местах приходилось иногда молчать.
– Да, Олхазар, это повторяется из года в год. Ты спрашиваешь про Дадаша, а что он? Иногда удивляет меня своими мыслями. Считает, что не за горами то время, когда нахи будут править каганатом, и что это будет наше государство. С трудом в это верится, но он в этом абсолютно убеждён.
