Это казалось смешным, потому как даже идея сделать такое выглядела безумной. Когда я рассказал об этой своей идее друзьям, мой старый друг Сашка рассмеялся мне в лицо и покрутил пальцем у виска. И остальные тогда его поддержали. Юрка сказал что-то глупое про Фрейда, и все стали кататься от хохота.

Но я тогда к ним не за помощью приходил. Мне нужна была маленькая моральная поддержка с их стороны. Расчёты расчётами, но в этом опасном мероприятии теорию проверить предстояло мне самому. После того, как Ник-Ник не вернулся из командировки и я остался единственным жильцом его коттеджа, всё наследство с этой машиной досталось мне. Просто Авдеев оставил именно мне свои ключи, а сам отправился в Москву за материальной поддержкой своей разработки, и после не вернулся.

Первое время меня поддерживала только надежда, что это какая-то ошибка, Авдеев жив и скоро вернётся. Но дни уходили, а надежда таяла.

Потом были похороны и сомнения утихли. Его привезли сюда только потому, что он был когда-то большим человеком, главным инженером завода, составлявшего славу нашего города. Мэрия оплатила все расходы по погребению и помогла в тяжёлом положении семье.

Может поэтому к его загородному участку никто пока не присматривался. И я мог какое-то время бесправно владеть коттеджем с нашей лабораторией. Владел, чтобы можно было работать дальше. Пока была возможность испытывать изделие в реальном полёте.

Первую неудачную попытку я сделал уже давно, ещё в конце марта, сразу после того, как уехал Авдеев.

В тот день, 25 марта, ничто не предвещало неудачи. Утро выдалось прекрасным и погода обещала надолго оставаться безоблачной.

Но это было только с утра. К вечеру подул сильный ветер и нагнал плотные облака. Погода была вполне благоприятная для раннего старта, но стартовать раньше расчётного было нельзя. Луна в зените будет только ночью. Тогда же ожидался и дождь.

Чтобы не тащить «Кузнечика» в дождь по грязи, я занялся транспортировкой вечером, и через полчаса заряженный аппарат стоял уже на штатном месте старта – Лысой полянке, как называл её Авдеев.

Мы там почти два года занимались запусками и полянка от этого перестала растить даже траву.

На полянке я укрыл Кузнечика ветками берёзы и вернулся в дом чтобы отдохнуть перед ночным приключением. И легко уснул.

Меня разбудил оглушительный хлопок. Совсем рядом ударила молния.

На часах была половина одиннадцатого. Я чуть было не проспал время старта. Накинул на себя куртку, запер Авдеевскую избушку и под ливнем бросился к Лысой полянке.

Тот ночью я готовил свой второй одиночный полёт на «Кузнечике». До этого несколько раз мы поднимались с Ник-Ником вместе, но летали почти всегда низко и недалеко. И, как считал я, пришло время испытать машину с её возможностями на предельной дистанции.

И, если всё выйдет, этот полёт должен был стать главным. Первым и, в своём роде, уникальным, единственным и неповторимым!

«Кузнечик» тяжёлый. Только одни аккумуляторы весят тонну. Плюс к ним комплект авдеевских твердотопливных бустеров, плюс сама герметичная кабина и комплект жизнеобеспечения с тележкой. А также приборы навигации и управления.

Поэтому мы с Авдеевым и сделали электрическую тросово-блочную систему транспортировки на расстояние свыше ста метров от участка. Всё потому, что старт с территории участка у нас был запрещён, ввиду эффекта «аленького цветочка».

Этот эффект в первый раз проявил себя, когда прошлым летом к нам в дом неожиданно заглянула соседка по участку. А тогда мы с Авдеевым в комнате на столе в первый раз испытывали новые тяговые излучатели. О том, что это может быть опасно мы догадывались только теоретически.

Так вот, соседка Оля заглянула и спросила про спички. Ник-Ник пошёл куда-то искать, а она, увидев наш рабочий беспорядок, неожиданно сказала:

– Как вы можете так жить? Грязь, беспорядок… Вам необходимо всё поменять в вашей жизни.

И, получив спички, через несколько минут Ольга принесла цветок в цветочном горшке. И поставила его на окно. Якобы за ним надо ухаживать: поливать и остальное. И это заставит нас следить и за порядком в доме. Цветок будет напоминать о чистоте. Очень странная логика. Можно было подумать, что мы здесь занимались свинством, а она нас спасала.

Но этот «аленький цветочек» стоял у нас на окне очень недолго. Следующим утром фиалка оказалась безжизненно жёлтой и отправилась в мусорную кучу вместе с ненужным уже горшком. Мы с Авдеевым объяснили это тем, что авдеевский тяговый излучатель был закреплён в тисках на столе и направлен был в сторону окна с цветком. Мы объясняли это внезапное пожелтение губительным воздействием мощных электромагнитных полей. И Ник-Ник пошутил тогда про «эффект аленького цветочка». С тех пор у нас и повелось все биологические и иные странности нашего привода объяснять именно этим эффектом. Все растения, подвергшиеся воздействию облучения становились жёлтыми и отмирали. Особенно заметным это было на Лысой полянке, в точке, откуда мы запускали. Там даже трава до корней выгорала и больше не росла.

Здесь на полянке ливень принял угрожающий характер. Лило как из ведра! Я мокрый забрался в кабину и тут же захлопнул за собой крышку люка. Ориентироваться теперь можно было по вспышкам молнии, не зажигая внутри свет. До старта оставалось ещё двадцать минут. Правда, в случае попадания в канал молнии вся электроника могла сгореть, а неуправляемый Кузнечик мог разбиться о землю. Но это было меньшее из зол. По крайней мере, это была бы попытка и ход был за мной.

В 23.00 я затянул герметично крышку, включил электронику, выждал когда запустится программа, легко выдохнул и надавил «старт».

Поехали!

«Кузнечик» вздрогнул. Первое время не слышно было даже шума работающих излучателей. Чуть заметно стали надвигаться облака, подсвеченные редкими вспышками молний. Казалось, вверху вырастает какая-то преграда, о которую мне предстояло основательно приложиться. Но сам момент прохождения я бы ни за что не заметил если бы в это время не полыхнула ослепительная молния и не прорвал тишину оглушающе гулкий и раскатистый удар грома.

Когда я окончательно пришёл в себя, гроза с облаками осталась где-то внизу, а впереди, за лёгкой туманной пеленой разрасталось звёздное небо. И ОНА, ставшая крупной и зовущей.

Чтобы не снесло наружные приборы и не опалило фонарь, автомат сдерживал ускорение почти на нижнем пределе. Уже был опасный опыт полёта с высокой скоростью в плотной атмосфере, тогда сильно нагрелся материал прозрачного фонаря и безвозвратно сдуло закреплённый на втором левом тяговом кронштейне карманный анемометр.

На высоте пятнадцати километров ускорение стало возрастать, автомат посчитал, что пора понемногу набирать ход, сопротивление среды падает. Ещё немного, думал я, и будет космос. И даже перевёл на мониторе движок ускорения на деление вверх. Хватит уже осторожничать!

Но что-то уже пошло не так. Когда я приложил руку к фонарю над своим лицом, почувствовал лёгкую дрожь. До сих пор такого не было. Импульсы всех излучателей синхронизированы так, что амортизаторы полностью поглощают все биения даже на полной тяге. У нас только двадцать процентов от этого, значит различить пальцами вообще ничего нельзя. Смотрю на параметры: высота уже свыше сорока тысяч метров, скорость, похоже, собирается замерзать на отметке 230 метров в секунду. Ползёт, конечно, вверх, но всё медленнее и медленнее.

И вот пришёл момент, когда скорость уже падает. Задержалась на миг в верхней точке 230,7 и повернула вспять. Ну, этого мне допустить нельзя! Перевожу ползунок ускорения вверх почти до предела… По понятиям автовладельца, педаль ушла в пол.

Излучатели ревут, но как-то безжизненно. Да что происходит? Какой-то немыслимый отказ!

Ускорение, гораздо слабее ожидаемого сокрушающего, немного придавило к ложементу. И аппарат при этом стал не просто трястись, он стал раскачиваться, вилять из стороны в сторону. Так мне летать точно не мечталось!