– И все-таки, это очень странно…

– Что именно?

– Вот, смотри, мы с тобой идем по большому городу.

Здесь должно быть много людей, машин,

всяких автобусов, троллейбусов,

а ничего нет – улицы пустые.

– Во-первых, конкретно в этом городе нет троллейбусов,

во-вторых, ты только что родился, поэтому весь этот мир

еще не появился в твоей жизни.

– А ты?

– Что я?

– Ты же есть.

– Я всегда был.

Даже когда тебя еще не было,

я уже был с тобой.

Крыса вылезла из погреба, принюхалась, зыркнула маленькими красными глазками и неожиданно с оглушительным свистом щелкнула длинным тонким, белым как бельевая веревка хвостом. Звук щелчка, похожий на движение пастушьего кнута, эхом разлетелся по сонной деревне, и в ночной тишине резко перестали петь птицы, а собаки забились в яростной агонии.

На дровнице подпрыгнул старик. Его тоже разбудил звук мышиного хвоста-кнута. С трудом нащупав тулуп, на котором спал, дед спрыгнул на землю, схватил толкушку и бросился по улицам, ожесточенно стуча деревяшкой по дырявой кастрюле, которую держал в левой руке.

– Крысы! Крысы! Идут крысы! Крысы…

Что-то мягкое и серое бросилось под ноги сторожу. Дед охнул и упал. С противным визгом крысы плотным ковром прошлись по упавшему человеку, и клочья от тулупа полетели в разные стороны.

В деревенских домиках захлопали двери, ставни, застучали сапоги… Мужики зычно заорали друг другу через сито плетеных заборов. Женщины загоняли детей обратно в избы, но очевидно без особо усердия.

Вскоре улицы превратились в место битвы с неведомым врагом. Казалось, что вся деревня участвует в какой-то странной, незамысловатой игре – ходить и стучать по земле любым тяжелым предметом: мужики били цепями, старухи рубили топором и даже дети прыгали в больших взрослых сапогах на толстой подошве, подбитой рядом маленьких гвоздиков. И если бы не оглушительный шум, стоящий из визгов, криков, отборочной ругани и тупых ударов, можно было бы подумать, что одна, отдельно взятая деревня сошла с ума.

На самой дальней улице, у самого дальнего дома, рядом с самой темной опушкой леса стоял мальчик с котом на руках. Оба смотрели на то, что происходит в деревне с нескрываемым беспокойством – один серыми узкими глазами, второй большими, круглыми, горящими зеленым светом.

Мальчик погладил кота между ушей: «Маг, они снова пришли, эти крысы. Скоро дойдут до нас, наверное…»

Кот посмотрел на мальчика и снова вернулся к созерцанию событий в деревне. Но вскоре обе вернулись в дом, плотно закрыли за собой дверь и села на старенькую кровать. Ее скрипучая сетка была накрыта пахучей, как сено, зимней одеждой, а из карманов то и дело выпадали разные мелочи. Мальчик сел на тряпье, поджал ноги и, не выпуская кота из рук, стал внимательно смотреть на дверь.

Так прошел час. Несмотря на то, что ему остро хотелось размять лапы, кот не противился заточению на руках хозяина и даже время от времени старался мягко потереться о его худую впалую грудь.

Дверь дернулась и начала медленно, со скрипом открываться. Мальчик напрягся, кот встал на дыбы. Но в избу зашла женщина в толстом ватнике и высоких сапогах, и оба радостно спрыгнули с кровати:

«Мама!», – закричал мальчик. Он обнял женщину, ткнувшись носом в пыльную овчину и уже с упреком добавил: «Почему ты не разрешаешь мне выходить? Там опять крысы?»

Женщина сняла с головы яркий, похожий на летний цветущий луг, платок и, освободившись от сына, втащила в избу объемный куль с сеном.

«Мне спокойнее, когда ты здесь, – ответила она с улыбкой, и продолжила: Будем шить матрац».

Кот сладко потянулся на длинных худых лапах. Он внимательно наблюдал, как женщина и мальчик укладываются спать. А когда лучина была потушена, привычным движением лапы приоткрыл створку окна и выпрыгнул на улицу.

Лес расступился перед котом так просто, как будто его ждал. Ночной путешественник легко перепрыгивал через поваленные деревья, гибко протискивался сквозь прутья кустарников, уверенно лавировал между завалами, не обращая внимание на горящие в темноте глаза, шепотом, шорох и лязг зубов. Когда все это осталось позади, кот выскочил на поляну, где в самом центре стояла избушка с соломенной крышей и небольшими как глаза оконцами. Избушка казалось почти детской, если бы не череп то ли собаки, то ли волка, охранявшего вход в дом. Кот не обращая внимания на страшного соглядатая, взбежал по ступенькам, открыл лапой дверь и уже более степенно прошел дальше. Почти неуловимо он сумел поправить шерсть, избавиться от старых листьев и веток в хвосте, и даже успокоить прерывистое от длительного бега дыхание.

– Ваша честь! – поклонился кот.

– А, Магистр! Добро пожаловать… Ты по-прежнему без ученой степени? – навстречу коту вышла коза в ночной пижаме, сделанной из нежно-зеленого хлопка с плетеными узорами мягких хвойных иголок.

– Все шутите, Ваше величество, я не виноват, что мальчик меня так назвал – начитался каких-то книжек в интернате.

– Вот так отправь ребенка в город учиться, – сокрушенно покачала головой коза, – теперь век ходить ученым котом… Морковки хочешь?

– Я не козел, – усмехнулся кот.

– Ой, не обижай моего покойного супруга. Он котом не был, но тоже мог задрать кого угодно. Так с чем пожаловали, сеньор Магистр?

– Крысы.

– Я крысами не интересуюсь, хоть и одолела волка, по-прежнему являюсь травоядным…

Кот в легком возбуждении прыгнул на стол:

– Ваше величество, мы наслышаны о ваших способностях. Я пришел просить вас о милости даровать мне человеческую речь.

Коза подошла к печке, открыла крышку котла с каким-то варевом и начала медленно его помешивать тонкой деревянной ложкой, от чего ложка меняла цвет от малинового до сине-зеленого.

– Просьба специфическая и достаточно хлопотная, хоть и к ней я подготовилась. Но разговор будет непростой…

Кот согласно кивнул:

– Я готов выслушать ваши условия.

Коза перестала паясничать и грустно покачала головой:

– Мои условия не слушают – ими живут. Я не беру плату за услуги, но сила, которую я тебе дам, отнимет много и, вероятно, это будет самое дорогое для тебя. Ты будешь одинок, беден и бесконечно несчастен. Тот, кого ты сейчас спасаешь, будет произносить твое место солеными от слез и бледными от тоски губами. От тоски…по тебе.

– Я должен уйти от мальчика?

– Н-Да, иначе сила заберет обратно твой дар. Что всегда несколько…хм, болезненно.

– Он мне нужен-то на одну минуту.

– Вы забываетесь, Магистр! Моя работа – не пирожки печь, съел и порядок. Решение принимается только один раз, возврату не подлежит – все замечания и пожелания принимаются в заочном порядке. Поэтому, если не получится справиться с Кайзером сейчас, я бы на твоем месте, мой маленький ученый кот, подумала, может, придержать дар у себя? Второго такого шанса не будет.

– Ваше величество, вы могли бы быть тоже заинтересованы…

– Могла бы, но не вижу здесь интереса. Темновато, наверное…

Коза сощурившись смотрит в темноту леса.

За лесом в избушке мать прощалась с сыном:

– Мне пора, не расстраивайся и ничего не бойся. Помни, лучше один раз сразиться – чем всю жизнь бегать. Я подежурю, вернусь и будем шить матрац. Коту твоему тоже…

Мальчик смеется, обнимает уже одетую женщину и снова утыкается носом в пыль тулупа.

– Магистр ушел куда—то.

– Коты всегда уходят…

– Я бы не хотел.

– Нельзя удерживать кого по-настоящему любишь, иначе он никогда не вернется.

Мальчик вздохнул и отпустил мать.

Оставшись один, он еще раз покричал в окно: “Маги! Маги!”. Темнота осталась такой же неприкосновенной, и мальчик направился к столу.

Дверь начала со скрипом открываться, но он не обратил внимания, полагая, что это возвращается его кот. Но когда обернулся, замер и похолодел.

Посреди избы на задних лапах стояла крыса. Это была огромная, ростом с небольшую охотничью собаку, особь, от того стоя она была мальчику почти по плечо. Глаза ее горели таким красным огнем, что его можно было перепутать с отблеском печки, а длинный белый хвост волочился за крысой от самой двери.