– Я бился и по худшим причинам.

Мой отец входит в дверь, быстрее, чем я ожидал. Жутко смотреть на него. Я представлял себе, что он будет выглядеть иначе, более зловеще, как злодей из мультфильма, но ничего такого нет. Он похож на моего отца, за исключением того, что его лицо показывает беспокойство, волнение и опасение. Несмотря на то, что мужчина влетел в комнату, он нерешительно смотрит на стул, почти боясь сесть в него. Что я могу изменить свое мнение о его присутствии здесь, если он это сделает. Может быть, я так и сделаю.

– Ты можешь присесть, – я жестом указываю на сиденье.

Он внимательно смотрит на меня, прежде чем сесть.

– Я не знал, захочешь ли ты меня видеть, – говорит он, прочищая горло.

– Не знаю, смогу ли я, – признаюсь я, и он опускает голову. – Но чувствую, что должен это сделать, – я испустил длинный вздох.

Мы смотрим друг на друга, его лицо полно вины, печали, разочарования, сожаления и стыда. Теперь я узнаю его гораздо легче, потому что являюсь какой-то версией его.

– Я знаю, что мои слова сейчас ничего не значат, и что у тебя есть гораздо больше проблем, но знай, что нет дня, когда я не сожалел бы о том, что мой поступок сделал с нами. Я скучаю по тебе и молюсь Богу, чтобы все стало лучше. Хочу, чтобы ты узнал свою младшую сестру, даже если ты никогда больше не заговоришь со мной. Твоя мама влюбилась в нее и, я надеюсь, ты тоже сможешь…

У меня отвисает челюсть.

– Что? – растерянно спрашиваю я его. Он немного колеблется. – Что мама? Как... О чем ты вообще говоришь? – мой голос становится резче по мере продолжения фразы.

Отец с трудом сглатывает.

– Лиза, – я съеживаюсь, как только он произносит ее имя. – Она высадила твою сестру и уехала из города. Уилла живет с нами последние два месяца, – бормочет он.

Я смеюсь и закрываю лицо руками. Не могу в это поверить.

– Послушай, я даже не могу начать разбираться с этим прямо сейчас, – я щиплю себя за переносицу. – Мне не нужны твои извинения или объяснения. Мне просто нужно, чтобы ты был моим отцом – таким, каким был до того, как все это случилось.

Он медленно кивает, как будто понимает, что я имею в виду. Он кладет руки на колени, и я рассказываю ему все, что произошло – все, что помню, мою сделку с Кэлом и то, как я боюсь, что Лорен покинет меня. Когда я заканчиваю, между нами воцаряется молчание, он смотрит на свои колени, прежде чем наши глаза встречаются.

– Сделай все необходимое, чтобы удержать ее, сын.

***

Лорен

– Привет, милая, – я поднимаю голову и вижу Рейвен, что заглядывает в дверь.

Не знаю, как долго я не спала. Я провела целый день в этой комнате. Не двигалась с места с той самой ночи «распада на глазах» – так я ее назвала – событие, которое изменило все, должно иметь название. Мне почему-то казалось, что если я останусь здесь и не выйду, если я не скажу ни слова о том, что произошло – это не станет нереальным. Хочу, чтобы случившейся оказалось плохим сном – чем-то, что я могла бы объяснить, потому что признаться себе, что мой муж сделал то, что он сделал в ту ночь – делает все это таким настоящим и душераздирающим. Мало того, что он напал на нескольких человек и разрушил открытие, он уничтожил кое-что ценное для меня.

Хуже всего то, что он заставил меня бояться его. Независимо от того, был ли он Коллином, Крисом или Кэлом, я так напугана, что не могу просто закрыть глаза на это.

– Я принесла тебе кофе, тосты и два вареных яйца, – она обращается со мной как с ребенком, напоминая мне о том, в каком ужасном положении я нахожусь.

Как бы обычно Рейвен себя не вела, она приняла строгое выражение лица, я-сказала-тебе-так, я знаю, что все не так уж плохо.

– Спасибо, – мой голос звучит как наждачная бумага.

Рейвен садится на край кровати и пододвигает ко мне поднос. Я беру кружку и понимаю, что мои руки дрожат, я ставлю ее обратно и закрываю глаза, пытаясь сдержать слезы, что вот-вот должны появиться.

Она молча отодвигает поднос в сторону и скользит рядом со мной, протягивая мне свои распростертые объятия. Я падаю в них и кусаю губу, но она дрожит так сильно, что это не помогает, и вскоре я отпускаю ее, рыдания вырываются из меня быстрее, чем слезы текут из глаз.

– Милая, все будет хорошо, – говорит, поглаживая меня по спине.

Я не могу говорить, даже если бы попыталась, поэтому сосредотачиваюсь на дыхании. Мои слезы кажутся бесконечными – не останавливаются в течение нескольких минут, и я чувствую жалость к Рейвен, которая здесь убирает беспорядок, в котором предпочла быть я. Не могу поверить, что снова нахожусь здесь – посреди того же самого места, где была два года назад, только на этот раз он не ушел, а вместо этого что-то исчезло во мне. Моя вера в то, что он мой защитник, что независимо от борьбы, обвинений, постоянных изменений личности, что он никогда не причинит мне вреда, что я никогда не буду в опасности, исчезла. Это всегда было моей защитой, когда я получала взгляды от людей, которые любили меня, которые думали, что я сумасшедшая, чтобы пройти через это ради любви. Это был мой козырь – он любил меня и, что бы ни случилось, никогда не причинит мне вреда. Теперь все пропало.

– Милая, – тихо говорит она. – Я сегодня разговаривала с его мамой, – у меня все тело леденеет. – Она сказала, что у него в организме определили какое-то лекарство, которое заставило его так себя вести, – объясняет она.

Мне неловко говорить ей, что я уже знаю о лекарстве после моего разговора с Декстером. Я не думала, что его поведение настолько изменится, что он будет настолько маниакальным и бешеным.

– И кем он проснулся? – я горько смеюсь, высвобождаясь из ее объятий.

– Кристофером.

– И дай угадаю... он понятия не имел, что произошло? – я хватаю салфетку с прикроватной тумбочки и вытираю лицо.

Она грустно улыбается мне, и это все, что мне нужно.

– С Кэйлен все в порядке? – я заставляю себя проглотить кофе.

– С ней все хорошо. Я искупала ее, накормила завтраком, и Анджела повела ее в парк. Хиллари занимается делами в галерее сегодня вместо тебя. Она занималась уборкой и общением с прессой, – мое сердце вздрагивает.

О Боже, галерея! Я смотрю на часы – сейчас час ночи. Да, у меня есть бизнес, возможно, неудачный после вчерашней катастрофы.

– Она попросила меня, чтобы ты позвонила ей, когда проснешься, – я знаю, что должна быть благодарна ей за то, что она так много сделала.

Но я не могу не злиться на нее за то, что она не послушала меня – за то, что взяла на себя смелость показать мою работу. Но я не могу винить ее полностью во всем, потому что вчера, в конце концов, что-то должно было произойти, была бы эта часть или нет.

– Хм... Ты собираешься в больницу, чтобы увидеть его?

– Нет, – говорю я тихо и так спокойно, как только позволяет мой все еще слабый голос.

Ее глаза расширяются от удивления. И, честно говоря, я тоже удивлена, хотя и произнесла эти слова вслух.

– Я собираюсь провести сегодняшний день с Кэйлен, а вечером начать работу над тем, что Хиллари не смогла собрать воедино. Сейчас я пойду в душ, потому что очень в этом нуждаюсь, – я иду в ванную, мой разум колеблется между гневом, болью, обидой и смятением. Как сломанные качели – всего лишь одна из достопримечательностей в разрушенном тематическом парке, которая, кажется, является моей жизнью.

Я принимаю душ с самой горячей водой, какую только могу выдержать, а затем переключаю на холодную, чтобы заглушить боль, в которой нахожусь. Я иду к своему шкафу и вытаскиваю то, что попадается под руку, затем возвращаюсь обратно, выбирая лучшие вещи, имеющиеся у меня, в которых не будут выглядеть слишком странно в глазах мамы и дочери. Останавливаю выбор на черном свитере и темных джинсах. Даже делаю макияж. Я стараюсь выглядеть хорошо, но цвет одежды делает меня похожей на человека, идущего на похороны. Может быть, потому что мое сердце чувствует, словно оно умирает.