Он произнес проповедь о том, что на глазах сбывается написанное в Откровении Иоанна Богослова, и грядет битва со Зверем. Мир, по словам проповедника, поглотил Вавилон. Человечество окончательно пало, утратив образ Божий и «потенциалы к спасению», поэтому будет предано огню. Спасутся только избранные.

– Кто я? – обратилась к пророку девушка с фиолетовыми волосами. – Кто я, посланник? Бог спасет меня?

– Ты – дитя Божие, – по-отечески улыбнулся ей проповедник. – Одна из ста сорока четырех тысяч избранных.

– Аллилуйя! – воскликнули в толпе.

– Прими Духа Святого! – прогремел пророк, коснувшись лба девушки. Она упала на траву и задергала руками и ногами, словно пытаясь танцевать лежа.

– Тебе хорошо, дитя? – спросил ее ласково проповедник.

– Я – в раю. Махррака. Ашрралгра. Агшара.

– Примите дар Духа Святого, все примите! – завопил пророк, подняв над головой руки полукругом. – Дар Духа! Кгрракатака!

Верующие повалились на землю, выкрикивая что-то неразборчивое, неподдающееся осмыслению, дикое.

– Беги, – сказал голос Коровьеву. – Попадешься ведь. Этот человек – мощный экстрасенс, поэтому опасен. Беги!

*

Проснувшись рано утром, Виктор увидел Александра, дремавшего в кресле. Тот сквозь сон уловил движение и открыл глаза.

– Как поспали? – спросил Александр, устраивая сумку с философской тетрадью между собой и подлокотником.

– Нормально, хоть и видел странные сны, – ответил Виктор, принимая сидячее положение. – Да и трудно было определить, снится ли это или же происходит наяву.

– И что же вам снилось?

– Не могу точно описать, – Виктор протер глаза. – Пока я видел сны, они были понятными и логичным. Но сейчас все это выглядит как поток бессвязных образов, фраз, событий. Например, мне снилось, что я – пациент психиатрической лечебницы…

– Наверное, это под впечатлением от нашего разговора о массовом безумии. А вообще, сны могут многое рассказать, если подобрать к ним ключ. Что еще вам снилось?

– Не могу вспомнить точно – все почти выветрилось из памяти. Ах вот, вспоминаю один сон: я нахожусь внутри яйца и пытаюсь разбить его, чтобы выбраться. Наконец у меня получается. Но вдруг я обнаруживаю, что на самом деле не в яйце, а в чреве матери. Начинаются роды, и меня выталкивает к свету. Я слышу крик новорожденного – свой крик.

– Ну что ж, с днем рождения вас! – Александр улыбнулся.

Виктор поднялся на ноги и сказал:

– Куда ночь – туда и сон. Так, кажется, говорила… моя мама… А теперь нужно искать мальчика.

Они спешно позавтракали и вышли на улицу. Александр захватил сумку с философской тетрадью. Сначала он думал взять еще и нож, но глядя на лезвие, испытал неприятные чувства – что-то дикарское, кровожадное стало проявляться в нем. Ему представилось, что он может зарезать человека, и в душе мелькнул намек на дикое удовольствие от убийства. Испугавшись себя, Александр отложил нож. Впрочем, у Виктора был молоток, и Александр утешил себя тем, что беззащитными они не останутся.

Виктор остановился и провел глазами по домам: поселок как поселок – ничего необычного. Так может, проблема в его голове? Может, он действительно болен?

– Не могу поверить, что мир перестал быть… нормальным, – сказал Виктор.

– Возможно, еще одно свидетельство ненормальности мира перед нами, – пробормотал Александр. – Там на дороге странный человек, видите?

– Пойдемте к нему.

Приблизившись, они увидели мужчину в плавках. Он бегал глазами по исписанным листам, которые разложил перед собой на асфальте, и улыбался, как филателист, завладевший редкой коллекцией марок.

– «Луна серебрит», – прочел он. – Боже, как хорошо! А это: «руки-крылья». Толково, толково…

– Доброе утро! – обратился к мужчине Виктор. – Чем вы заняты?

– Сагу, я закончил сагу, – ответил тот, не отрывая глаз от рукописи. – Это седьмая книга. Называется «Кровавое небо». Хорошее название, не находите?.. «Стальной взгляд», – продолжил читать автор. – Да-да, это верное описание… А у роковой женщины белозубая улыбка… А тут что? «Он пустил скупую мужскую слезу»… Хорошо, хорошо!

– С вами все в порядке? – осторожно спросил Александр.

– Конечно, со мной все в порядке, – писатель раздраженно глянул на вопрошающего. – Даже чудесно, ведь я закончил роман. Сидел тут триста тридцать три года и триста тридцать три дня. Сидел и писал. А теперь закончил. Дать почитать?

– В другой раз, – ответил Виктор. – Простите, но мы спешим, – он взял Александра под руку.

– Вам не понять. Тогда не мешайте, – мужчина в плавках снова углубился в текст. – «Воцарилась тишина»… «Кошачья грация»…

– Сумасшедший, – прошептал Александр, когда они отошли. Виктор кивнул в ответ.

Четверть часа они шагали в молчании, осматривая поселок. Кроме писателя им никто больше не повстречался. Лес и дома были погружены в тишину, и казалось, будто нет никакого конфликта между естественным и рукотворным, между природой и цивилизацией. Искусственное стало… диким.

Виктор решил отвлечься от неприятных мыслей с помощью разговора.

– А что снилось вам? – спросил он.

– Плохой сон.

– Не хотите рассказывать?

– Почему же? Мне, друг мой, снился заброшенный парк: сломанные скамейки, полуразрушенные беседки, застывшая карусель, коричневые от ржавчины качели, заросший травой асфальт. Люди боялись друг друга и старались держать дистанцию. А потом я увидел детей – мальчика и девочку лет пяти-шести. Сначала они невинно обнимались, но потом стали стягивать друг с друга одежду. Голые, прижавшись телами, дети покатились по дороге… И я проснулся.

– Мерзость.

– Знаете, меня поразило не столько увиденное во сне, сколько сама атмосфера, которую я уловил. Это был душевный холод, как будто между людьми пропала всякая связь, всякое единство, всякое тепло, и холодное, как космос, одиночество овладело душами. До конца не могу избавиться от этого неприятного переживания, друг мой.

– Что ж, ваш заросший парк из сна чем-то похож на этот поселок, – задумчиво произнес Виктор.

– И это меня пугает, – прошептал Александр.

*

– У меня почти нет времени, Вадим. Просыпайся.

Потрескивая клешнями, на стуле у окна сидело чудовище с головой сома, окруженной светом. Но когда глаза Вадима привыкли, свечение пропало.

– Это сон? – шепотом спросил Вадим.

– Сон, явь – разницы нет, – ответил Ангел.

– Что тебе от меня нужно?

– Я же говорил: миры соприкоснулись. И у меня появилась возможность поговорить с тобой. Ведь мне всегда были интересны люди. Люди – это наша религия, ты знал?

– Я тебя не понимаю. Какая еще религия?

– Ваш мир для нас – потусторонний. И мы верим в людей.

– Еще скажи, что у вас и свои неверующие есть.

– Есть, есть, не сомневайся. Напрочь отрицают существование вас. Считают, что вы – выдумка. Я спорил с ними, говорил, что собственными глазами видел тебя, но они считают меня помешанным. У них, как и у вас, современных людей, очень мало фантазии.

– Фантазии?

– Возьми хотя бы лес за окном. Что видит современный человек? Лес – и не более. А древние умели видеть духов, полубогов, единорогов, фей, кентавров. Земля, небо, ветер, ручей, солнце – все было живым. И не было границы между небесным и земным. А потом миры разошлись, и только теперь все возвращается к истокам.

– Ты хочешь, чтобы я поверил в гномов и домовых?

– А почему бы и нет? Домовые, кстати, не любят, когда их игнорируют. Они долго терпели, но больше не будут… Прости, времени не осталось, мне пора. Жаль, что я не успел тебя обо всем расспросить, но мне нужно лететь на епархиальное собрание. Нельзя опаздывать, а то архангел ругать будет. Не натвори тут ничего, пока я собрании, хорошо?

Когда Ангел исчез, Вадим встал с кровати, подошел к освободившемуся стулу и недоверчиво потрогал его. Одевшись, он сразу же направился в спальню Сонина. На стук не ответили. Приоткрыв дверь, Вадим шепотом спросил: