– Я хочу видеть тебя, выйди! – потребовал Вадим. – Хочу знать, кто говорит со мной о Боге.
– Что за пафос, Вадим, да еще и в такой ситуации? Прекрати, это не идет тебе. Пафос вообще никому не идет.
– Покажись!
– Ну хорошо, хорошо…
Неустойчивой походкой из мрака алтаря вышло существо с туловищем человека и головой сома. Переливаясь слизью, она торчала пастью вверх, но не ровно, а под углом, как Пизанская башня. Два длинных шланга-уса спускались по узким плечам до пояса. Вместо кистей рук у чудовища были клешни. Остановившись, оно расширилось красно-черными, как у фламинго, крыльями, и Вадим, отпрянув, упал.
– Ну что, увидел? Можно идти? Здесь сквозит, а я не хочу заболеть, – сказал Ангел.
– Что ты за зверь? – выкрикнул Вадим. – Сатана?
– Нет, но напомню, что дьявол – тоже ангел. Слушай, а кого ты ожидал увидеть? Благолепного юношу в белых одеждах? Ты вообще помнишь, как серафимы описаны в Библии?
– Ты уродлив!
– Уродлив? – обиделся Ангел. – Тогда ты точно не готов встретиться с Богом. Ведь что ты скажешь, увидев его, когда у тебя такие вкусы? Да и чего ты так испугался? Ты же вроде с ангелами уже имел дело, или все эти твои «служения исцеления» с изгнанием бесов – надувательство?
– Уйди! Оставь меня! – завопил Вадим.
– Ладно, думаю, достаточно для первого знакомства, – согласился Ангел и тут же исчез, как при монтаже, когда в одном кадре есть фигура, а уже в другом – пустое помещение. Через миг растворилась и церковь. Вадим очутился у реки, рассеченной луной. Часть берега захватил особняк, оберегаемый высоким забором.
Фонари не горели, наталкивая на мысль, что в доме никого нет. Звонок не сработал, и Вадим заколотил в ворота. Во дворе послышались шаги.
– Кого там черти принесли? – недовольно спросили за металлической преградой.
– Я заблудился, – ответил Вадим. – Мне нужна помощь.
– Поздновато для прогулки, не находите?
– Говорю же, я заблудился.
– Ладно, сейчас. Но учтите, я вооружен.
Дверь открыл невысокий плотный мужчина в серебряном халате. Короткие руки и ноги, растущие, казалось, прямо из живота, производили впечатление недоразвитости. Впрочем, голова в этом мясном образовании была знатная – она сидела на шее-тумбе, разросшись щеками. В одной руке толстяк сжимал нож, в другой – фонарь. Свет слепил глаза, и Вадим поморщился.
– Милости просим, – оценив дорогую одежду Вадима, пригласил хозяин услужливо-ироничным тоном и, кланяясь, отошел в сторону.
Они прошли в дом. В беззащитном перед луной зале светился «цветок» – фонарик сунули ручкой в стакан и поместили посреди стола. Хозяин усадил Вадима на диван рядом с девочкой-подростком. Она не стеснялась короткого платья и пьяно улыбалась, прислонив вытянутый бокал к оголенному плечу. Толстяк плюхнулся в кресло, пробормотал что-то про романтическую атмосферу и потянулся к стоящей на полу бутылке. Нашелся и стакан, который он тут же наполнил и передал Вадиму. Сам же без стеснения пил прямо из бутылки.
– Рассказывайте, – обратился он к гостю. – Что с вами случилось?
Вадим замялся, подбирая слова.
– Ему, наверное, тоже память отшибло, – хихикнула девочка и сделала глоток.
– Так что, Наташа права? – заметив изумление на лице гостя, спросил толстяк.
– Права. Я очнулся на берегу…
– Что-то помните? – перебил хозяин.
– Имя. Вадим – так меня зовут. И…
– И? Ну же, продолжайте.
– Помню, что я – пастор.
– Кто-кто? – весело переспросила Наташа.
– Пастор. В церкви.
– Батюшка, что ли? – хихикнула она.
– Нет. Не совсем…
– У нас та же проблема с мозгами, – вздохнул хозяин и приложился к бутылке. – Еще нет света и позвонить нельзя. Но мне все же удалось о себе кое-что узнать. Меня зовут Борис Леонидович Сонин, и я…
– Алкоголик, – закончила за него Наташа и засмеялась.
Хозяина это тоже развеселило, и он подмигнул девочке.
– Но со мной все не так просто, как кажется, – толстяк достал из кармана скомканную листовку и протянул ее Вадиму. «Голосуй за своего! За Бориса Сонина!» – призывала листовка. Кроме надписи на ней было и изображение: подвернув рукава белоснежной рубашки и забросив на плечо пиджак, Сонин улыбался, стоя на фоне церкви. Все недостатки его физиономии, включая бородавку на щеке, были убраны. Под изображением размещалась подпись: «Народный губернатор».
– Так вы политик! – воскликнул Вадим.
– Еще я женат, – Сонин показал кольцо на безымянном пальце. – К слову, жена – так себе, хотелось бы и получше. Кроме того, у меня две дочки: одной – около четырнадцати, другой – не больше десяти. Это если судить по глупым фото в телефоне…
– По… почему глупым? – спросила Наташа пьяным голосом.
– Вся семья в теплых свитерах, – пояснил Сонин, – сидит на удобном диване у камина и показательно улыбается – разве это не глупое фото? Передрали у американцев манеры, знаете ли…
– Мило же, – протянула Наташа.
– Противно, – скривился Сонин. – Но это меньшее из зол. А насущная проблема состоит в том, что у нас потекли мозги… Хотя к черту память! Жизнь и так в самом разгаре. У нас есть выпивка. И с нами Наташа. Ура!
Он чокнулся с девочкой.
– А что вы не пьете, святой отец? – спросил Сонин.
– У нас не принято такое обращение, – сделал замечание Вадим. – А от выпивки я, если позволите, откажусь.
– Извините, не знал. Ну что ж, о себе я рассказал, а вот Наташе повезло меньше – о ней мы так ничего и не узнали, кроме того, что она юна, красива и находится в гостях у очаровательного мужчины. И неважно, как ее зовут, ведь ей, как мне кажется, вполне подходит именно это имя – Наташа.
– Мне тоже особо нечего рассказать, – признался Вадим. – Помню сон: я был в заброшенной церкви вместе с чудовищем, которое назвало себя ангелом-хранителем…
– Мо… может, мы все под наркотиками? – предположила Наташа.
Сонин изобразил смущение, а потом сказал, смеясь:
– Я только алкоголь держу.
– Ты уве… уверен? Вон ему, – девочка указала кивком на Вадима, – ангелы являются. У меня тоже были…галлю… галлю…
– Галлюцинации, ты хотела сказать?
Наташа кивнула, но дальше разговор продолжать не стала – побежденная алкоголем, она свернулась в комочек и уснула. Платье задралось, обнажив бедра. Вадим поспешно отвел взгляд.
– Слушайте, а ведь юная леди дело говорит, – тихо сказал Сонин. – Вдруг мы действительно под наркотиками? А-а-а-а, к чертям все проблемы, – он влил в себя очередную порцию алкоголя. – Еще чуток поговорим и пойдем спать. А завтра все прояснится. Ведь если нельзя решить проблему, нужно расслабиться и ждать, пока все само наладится.
– Наверно, вы правы, – ответил Вадим. – Другого выхода я тоже не вижу.
– Мы оторваны от мира, как будто попали на необитаемый остров, – заметил Сонин. – Я б уже с ума сошел, если б не пойло.
– А может, мы и так уже сошли с ума?
Сонин сымитировал испуг, да так искусно, что лишь неожиданная улыбка, последующая за этим, выдала его.
– Ну и шутки у вас! – воскликнул Сонин.
– Не до шуток мне.
– Слушайте, а вы уверены, что являетесь пастором? – политик прищурился.
– Я ни в чем не уверен.
– А как вы думаете: может, это нас Бог наказывает?
– Если бы я знал! – простонал Вадим. – Но я даже не уверен, существует ли он.
– Ничего себе! Неожиданно честно. А я вот как мозгую: Бога мы создаем по своему образу и подобию, и даже если бы он существовал, каждый все равно бы видел его по-своему. У дураков, знаете ли, и Бог – дурак. Ведь каждый верующий, умен он или глуп, видит Бога через призму себя. Улавливаете, да?
Вадим кивнул.
– Ладно, Бог с ним, с Богом, но церковь – это стопроцентный бизнес и власть, и дураки ей только выгодны. Правда, особой власти у нее уже нет…
– Да? – перебил Вадим. – И у кого же она? У губернаторов и президентов?
– Не смешите меня. Есть финансовые круги, которые стоят и над губернаторами, и над президентами, и над попами. В их руках СМИ – этот самый «зомбоящик», который задурит мозги похлеще любой религии. Вот где реальная власть. Да и что за верующие нынче пошли? Свечку поставить и яйца освятить – это, знаете ли, несерьезно…