Наконец они пришли в комнату, освещенную свечами, хотя коричневые дубовые панели и подавляли свет. Натертая воском мебель отливала матовым блеском. Низкий шкаф с золотистой медной обивкой занимал большую часть комнаты. Удушье и страх мучили Петрониуса уже по дороге сюда. Посреди комнаты ждала еще одна монахиня, но она стояла спиной к ним.

— Вы знаете сестру Хильтрут? — спросил патер Иоганнес. Петрониус покачал головой:

— Нет, откуда мне знать монахиню?

Вдруг смутное ощущение, что осанка женщины ему знакома, охватило подмастерье.

— Повернитесь, сестра Хильтрут! — потребовал священник, и тут Петрониус увидел лицо, которое не мог не узнать, несмотря на воспаленные, красные глаза.

Губы девушки были плотно сжаты.

— Зита! Что они сделали с тобой?

Сестра Хильтрут покачала головой. Она смотрела на Петрониуса, и в глазах ее читался немой вопрос: «Почему ты не ушел, как я просила тебя?»

Затем монахиня опустила глаза.

— А теперь слушайте внимательно, Петрониус Орис. Меня мало волнует, что у вас есть враги в городе. Это ваши, а не мои. Вы не должны были втягивать сестру Хильтрут в ваши делишки. Я предупреждал вас. Вам следовало держаться в стороне от нее. Она монахиня, и не питайте напрасных надежд.

До этого момента Петрониус молчал и рассматривал Зиту — теперь сестру Хильтрут, — не осознавая до конца, что это значит. Теперь, когда прозвучало слово «монахиня», его оцепенение прошло. Художнику показалось, будто он проваливается в черную яму.

— Монахиня, Зита, но ты же была…

Девушка подняла глаза, и в ее взгляде читалось только презрение! Петрониусу захотелось закричать, затопать ногами, разнести мебель и растоптать ногами эту отвратительную жабу, инквизитора, за то, что он рассказал ему о Зите именно сейчас, когда он понял, что любит ее.

— Да, я горжусь тем, что могу служить Господу Богу… Взмах руки инквизитора, и девушка замолчала и неохотно опустила глаза.

Петрониус едва не зарычал, видя, как покорна Зита инквизитору. Патер Иоганнес повел бровью и застыл как статуя.

— Зита была нашими глазами, наблюдавшими за братством, она работала в трактире и была нашими ушами. А теперь она не у дел. После вашей животной выходки она, как и вы, исключена из братства. А мы оглохли и ослепли.

Патер подошел к Петрониусу ближе и улыбнулся. В его глазах сверкнула искорка наслаждения унижением художника.

— Я даю вам два дня, чтобы вы покинули город. И если я еще раз встречу человека по имени Петрониус Орис, то отправлю его на костер. На сей раз это не пустая угроза.

Один щелчок пальцев, и сестра Конкордия коснулась руки Петрониуса, предлагая ему следовать за ней. Монахиня медленно вышла из комнаты, он молча последовал за ней.

Подмастерье словно умер. Гнев выжег душу, словно кусок дерева. Патер должен заплатить за все. Петрониус и не думал покидать город. Он ломал голову над тем, как помочь Зите, или сестре Хильтрут, как ее теперь звали. Подмастерье чувствовал, что его губы дрожат, а дыхание участилось. У него есть два дня. Хотелось как можно быстрее выбраться из этого здания, закричать, дать волю чувствам.

И в этот миг Петрониус увидел лестницу, по которой поднимался к Зите. Он замедлил шаг и отстал от монахини. Проходя мимо кельи Зиты, Петрониус тихо открыл дверь и прошмыгнул внутрь. Пусть сестра Конкордия удивляется, куда он пропал.

Петрониус осторожно скользнул по лестнице вверх, на крепостную стену. Поднявшись, остановился и стал наблюдать, нет ли за ним слежки. Подмастерье долго стоял без движения, он будто сросся со старой балкой стены. Слух юноши старался уловить шорохи среди вечернего пения птиц, а глаза обыскивали каждый закоулок, каждую дверь.

Петрониус не заметил ничего подозрительного, и все же кровь стучала в висках, когда он одной рукой подтягивался к бойнице, а другой ощупывал перекладину.

Кожаная сумка лежала там, где он оставил ее. Петрониус осторожно подтянул ее к себе и спрыгнул в проход. Он снова прижался к стене, чтобы его не увидели снизу. Схватил сумку и быстро достал из нее картину, которую, сам того не зная, должен был доставить в Оиршот. Развернул ее и разгладил. Было еще достаточно светло, чтобы рассмотреть изображение.

Постепенно к юноше приходило понимание ценности картины. Вот почему патер Берле убил из-за нее человека! Лицо священника было нарисовано так хорошо, что не вызывало никаких сомнений. Он был в черном платье ордена и изображен с рогами, в образе черта. Одного этого достаточно, чтобы отправить мастера Босха на костер. Послание картины было по-настоящему опасным. Одежда священника сразу бросалась в глаза. Другие детали на рисунке до сих пор были непонятны юноше. Но после представления Петрониус смог толковать их, они оказались пророческими. Черт висел на шесте, словно марионетка, у него были и мужские, и женские половые органы, и он толкал с горы человека!

На картине было изображено нападение на дочь бургомистра, но с одним важным отличием. Жертвой был не ангел, а актер, изображавший Христа. Именно его сталкивали вниз.

Петрониус прислонился к холодной стене. Он был рад, что не хранил картину в своей комнате, а спрятал после возвращения здесь. Лицо горело, вереница мыслей пролетала в голове, надвигающаяся тьма звенела в ушах.

Кто сделал рисунок? Конечно, один из учеников Босха. Энрик? Похоже, все-таки Питер. Это он положил рисунок в сумку, так что Петрониус не догадывался о нем. Но откуда он знал о предстоящем событии? Может, подслушал Босха или Якоба ван Алмагина?

Петрониус испугался своих мыслей. Он услышал приближающиеся шаги. Подмастерье, затаив дыхание, напряженно ждал. Петрониус мог видеть всю улицу. Две женщины с кувшинами спешили к колодцу за водой. Юноша тряхнул головой, пытаясь восстановить ход своих мыслей. Картина была предостережением для Босха, и он, Петрониус, виноват в убийстве, потому что не отдал рисунок, а спрятал его. Неужели это хотел сообщить ему Питер?

Неожиданно подмастерье вспомнил, что видел, как Якоб ван Алмагин входил в дверь монастыря. Он связан с убийством! Возможно, Питер узнал об этом и потому был убит. Мысли Петрониуса путались. Первый крик сторожа вернул юношу к действительности. Только сейчас Петрониус заметил, что наступила ночь. Ясно одно. Картина не должна остаться в Хертогенбосе. Он или увезет ее, или уничтожит.

Неожиданно Петрониус услышал звук, отличавшийся от остальных. Кто-то медленно, шаг за шагом, поднимался по лестнице, стараясь не шуметь. Подмастерье никого не видел, ночь слишком быстро окутала город черным покрывалом. Стало ясно, что, несмотря на всю осторожность, Петрониуса выследили. Он быстро схватил картину, повесил на шею сумку, встал и прижался к стене. Не оставалось ничего другого, как только ждать. Поблизости находился лишь один спуск. Его глаза искали и наконец нашли в темноте на фоне домов черный силуэт, медленно и бесшумно приближавшийся к нему. Петрониус старался слиться с черной балкой стены и дождаться, пока человек не поднимется на его уровень.

Незнакомец закутался в черный плащ, на голову набросил капюшон, так что лицо невозможно было рассмотреть. Когда неизвестный оказался рядом, Петрониус неожиданно вышел из укрытия, сильно оттолкнул преследователя, так что тот пошатнулся, и, проскочив мимо, бросился вниз по лестнице. Подмастерье не знал, преследует ли его кто. Но в момент прикосновения почувствовал, что незнакомец — женщина, он дотронулся до ее груди.

Впрочем, сейчас его волновала только одна мысль: если его задержат с картиной, гореть ему на костре. На бегу Петрониус стал разрывать картину на куски. Он сориентировался по солоноватому запаху воды в реке и, оказавшись на берегу, выбросил горсть разорванной бумаги в темную воду. Побежал дальше и швырнул в реку остатки картины. Теперь можно было прислониться к стене и перевести дух. Сердце стучало, лицо горело. Постепенно Петрониус успокаивался, чувствуя, как остывает разгоряченное лицо. Никто, кроме него, не знал и уже не узнает, что было изображено на рисунке Питера. Подмастерье собирался отправиться в обратный путь, когда раздался мягкий голос: