– Кэрри, я правильно понимаю, что эти существа, которые вы описываете стоят ближе к вам, чем ваши родители?

– Да.

– Если представить, что всех вас вместе с ними и с родителями в одной комнате, то что это была бы за комната?

– Сейчас или тогда, когда мне было три?

– Когда вам было три.

– Думаю, что это была бы гостиная. Мне почему-то представляется большая комната в квартире бабушки и дедушки. Мои родители с другими родственниками, а может и сами сидят одни за высоким столом для взрослых. Я их вижу, но не слышу, о чем они говорят. Они серьезные, думаю, что они говорят о чем-то очень сильно для них неприятном, судя по их лицам. Я сижу за отдельным столом вместе со своими друзьями, и за нашим столом царит любовь, нежность и забота. Эта атмосфера как колпаком закрывает меня от негатива, идущего со стороны родителей. Я только вижу его проявление на их лицах, но попасть внутрь сферы, которую вокруг меня создали мои друзья она не может и соответственно не может причинить мне боль.

Удивительно, но голос моей клиентки за все это время так и не меняется. Все говорит о том, что она по-прежнему находится в некоем трансе и воспринимает, как происходящую реальность, так и свои воспоминания через его призму. Мне доводилось раньше погружать клиентов в медитативные состояния, но это первый случай, когда клиент проделывает с собой это сам. И я всячески стараюсь поддержать эту атмосферу, чтобы усилить терапевтический эффект.

– Скажите, пожалуйста, Кэрри, а на что похожа атмосфера вокруг ваших родителей?

– Она похожа на множество летающих в воздухе иголок. Ею даже нельзя дышать, потому что тогда эти иголки начнут протыкать изнутри легкие, и легкие будут кровоточить. Это когда нет любви и взаимопонимания, нет желания заботиться о себе или окружающих, нет интереса к жизни, есть только печаль, разочарование и безысходность.

– Очень интересно, Кэрри. Это напоминает симптомы туберкулеза.

– Да, доктор, верно. А вы знаете, у меня же с детства положительная реакция на палочку Коха, и даже как-то заставляли проходить длительный курс то ли лечения, то ли профилактики против туберкулеза.

– Скажите, Кэрри, я вижу, что ваши друзья защищали вас от влияния той токсичной атмосферы. А они никогда не пытались повлиять на ваших родителей?

– Насколько я знаю, нет. Мои друзья в контакте со мной. Они пришли сюда со мной и для того, чтобы оказывать мне помощь. Чтобы оказывать помощь кому-то еще, включая моих родителей, им отдельно нужно договариваться о сотрудничестве с ними и его условиях.

– А какие условия сотрудничества у вас?

– Я просто должна оставаться верна нашим общим ценностям.

– И какие это ценности?

– Любовь, сила, дающая жизнь всему во вселенной, наполняющее любое дыхание, всепроникающая и заставляющая время разворачиваться и превращаться в опыт.

– Кэрри, помогают ли ваши друзья кому-то еще, кроме вас?

– Не знаю, не уверена, по крайней мере я от них никогда о похожих на себя людях не слышала. Мне всегда казалось, что я такая одна, но я могу и ошибаться.

– Скажите, пожалуйста, а сейчас вокруг вас тоже существует эта атмосфера, которая защищает вас от негатива?

– Нет, теперь она другая. Она поменялась с возрастом, истончилась, и несколько лет назад практически полностью исчезла, но теперь нарастает снова слой за слоем.

– От чего это зависит?

– От качества мыслей. Чем больше мыслей о любви, тем плотнее становится кокон вокруг меня, тем прочнее становится его структура.

– Вы говорите, что в детстве у вас была положительная реакция на палочку Коха в крови. Похоже на то, что все же часть той негативной атмосферы каким-то образом попала внутрь вашего защитного кокона или нашла другой способ навредить, да?

– Да, у меня чувство, что часть ее все же сумела проникнуть внутрь.

– А если бы мы ее сейчас представили как отдельную от вас личность или сущность, то на что бы она была похоже?

– На женскую фигуру в темно-сером, как будто бы во время траура. Она не плотная, но вроде бы как состоит из густого тумана, внутри которого застряли иголки, мелкие гвоздики, кнопки, лезвия и другие колючие предметы.

– Скажите, пожалуйста, Кэрри, если представить ее рядом, то где бы она находилась по отношению к вам?

– Стояла бы за правым плечом. Она выше меня, у нее длинные худые руки и ноги, и она как будто все время норовит порезать мне язык лезвием.

– Какие чувства вы испытываете по отношению к ней?

– Мне больно от ее присутствия, а с другой стороны, это похоже на то, когда температура подскакивает до опасно высокой отметки. Думать совершенно невозможно, голова тяжелая, но пустая, и это так приятно расслабляет. Сознание плывет как после солнечного удара. Ничего не хочется, и ничто не волнует. Финишная прямая, когда уже совершенно бесполезно волноваться о результатах и достижениях, реальность можно только принять такой, какая она получилась, а бороться бесполезно.

– Звучит так, как будто человек принимает и смиряется со своим поражением. Почему эта фигура все время норовит порезать вам лезвием язык?

– Она как будто хочет таким образом сказать «не высовывайся и тебе не будет больно».

– А как бы вы хотели ей ответить на эту фразу?

– Пусть будет больно, ранка заживет и боль пройдет, но зато я буду собой, а не останусь невидимым никем.

– Вы уже говорили так с той фигурой?

– Нет.

– Почему? – задаю я вопрос.

– Мне как-то не приходило в голову то, что с ней можно разговаривать. – отвечает она, – до того, как вы спросили о ее образе, доктор Роуз, я даже никогда не видела его.

– Как вы чувствуете себя сейчас, Кэрри, после, скажем так, такого официального знакомства с той фигурой?

– Я чувствую, как будто стала сильнее и цельнее, как будто плотность моего собственного Я увеличилась, а ее стала еще туманнее и тоньше, если вы понимаете, о чем я.

– Понимаю и представляю. Значит ли это, что и количество колюще-режущих предметов внутри нее стало меньше?

– Да, стало как их количество, так и их размеры уменьшились.

– А скажите, пожалуйста, Кэрри, как вам кажется, чего этой фигуре не хватает, почему она одета так, как будто во время траура, и почему внутри нее столько колючих предметов? Что можно сделать, чтобы ей стало лучше?

– Я думаю, что ей очень печально, у нее кто-то умер, кого она так и не может отпустить. Ей грустно и тоскливо, одиноко. Ей страшно, что ее отвергнут, и поэтому она прячется у меня за спиной с правой стороны. Ей кажется очень легким причинять боль мне и командовать мной, но всех остальных она очень боится. А еще она боится оставаться одна, поэтому никогда от меня не отходит.

– Вы хотели бы что-нибудь для нее сделать, чтобы ей помочь? И если да, то что могли бы для этого сделать?

– Не знаю, наверное, подарить ей ромашку, и вообще каждый день дарить ей цветы. Они ее радуют и отвлекают от тоскливых мыслей.

– А как она реагирует на то, что вы больше ее не боитесь, не подчиняетесь, и вас теперь не пугает то, что она может причинить вам боль или вред?

– Мне кажется, ее это мало заботит, пока она может получать от меня цветы и внимание.

– Я правильно понимаю, что ей хотелось бы получать от вас цветы и внимание каждый день? И тогда она перестанет пугать вас фразой «не высовывайся, а то получишь»?

– Фразой пугать не перестанет. Это зависит от обстоятельств, когда мне нужно проявлять себя. Но она перестанет меня резать лезвиями и колоть иголками тогда, когда ей нужно мое внимание.

– А при каких обстоятельствах ей нужно ваше внимание, Кэрри?

– Всякий раз, когда ей тоскливо и грустно, когда одиноко, ей нужно мое внимание и забота.

– Кэрри, как вы думаете, вы всегда можете уловить ее настроение, когда ей нужно ваше внимание?

– Не думаю, что всегда. Иногда я слишком занята или не хочу ее слышать, и тогда она звереет.

– Похоже на то, что в таких случаях, когда вы по каким-то причинам игнорируете или предпочитаете не обращать на нее внимание, вам приходится за это расплачиваться. Как считаете, есть ли смысл заключить с ней какой-нибудь договор? Чтобы она, например, если у вас очень много дел могла бы потерпеть, но потом вы обязательно вспомнили бы о ней и уделили внимание. Она могла бы давать о себе знать с помощью какого-нибудь ментального символа или телесного ощущения.