«В жизни не было у меня длиннее того дня, он вобрал событий больше, чем жизнь отдельного человека».

– Давай, бери табуретку и пошли.

– А куда?

– В кино! Но сначала в столовую, вам там чай с бутербродами оставили.

Покинув модуль и отойдя на пару шагов от освещённого плаца, мы попали в объятья ночи. Луна, спрятанная за плотным покрывалом облаков, только давала понять, где верх или низ, а горы удлинились к небу так, что я впервые осознал свою малозначимость в этом подлунном мире!!!

Дорожка, по которой шагал Шиханов, шуршала мраморным отсевом. Что он видел и как, не знаю, но, вероятно, опыт и наитие вели его к недавнему плацу полчка. Чуть позже и я разобрался в прямолинейности замыслов дивизионного дорогоустроителя, а тогда я шагал по Афганской земле в неизвестном направлении, и только окна далёких палаток подсказывали, что эта земля обитаема. При отсутствии луны в той дивизии всегда было мало света, и только строительство модулей преобразило эту страну спартанцев и римских легионов.

Кино смотрели прямо на плацу. Солдаты стайками садились на табуретки. А машина кинопередвижки, выпустив из себя луч, проецировала фильм прямо на стену клуба. Только дождь мог помешать смотреть привет от цивилизации, но зато курить можно было в полную силу, что все и делали, обсуждая женщин, смеясь над манерами персонажей фильма и освистывая неумелых женишков. Кино – это был настоящий праздник. Оно было по субботам, воскресеньям, а иногда и в среду.

Но до кино был ещё один стресс – столовая, в которую я зашёл попить чай и съесть сырой хлеб с маслом!

Три палатки в ряд и каменный сарайчик – это и была столовая батальона связи. Тоска и холод, затхлый запах гнилых овощей и голод – вот что навеяло мне первое её посещение. Но день кончаться никак не хотел, а до отбоя следовало дожить, хотя сил уже не оставалось.

Вечерняя поверка проходила на взлётке. Нас уже расставили по взводам, перемешав с личным составом роты.

В третий взвод попали я, Смирнов, Чалый, Ваня и Рома. Остальные были рассыпаны кто куда.

Но перед самой проверкой, когда наш строй только формировался, передо мной выскочил тот недавний цыган и с напором потянул за фанеру.

– Ты что ли к бою не ложишься?!

– А что нужно? – Если честно, я уже устал от их соблазна меня положить.

– Ну да! К бою! – сказал он полушёпотом.

Реакции от меня он не получил никакой.

– Ты чё, с-сука! Решил борзеть!?

Моя фанера приняла удар, но давний опыт не дал боли достичь цели. Закрыв плотной стеной этого одинокого бойца, его сослуживцы постарались спрятать саму сцену расправы над неподдающимся вразумлению бойцом.

Удар эффекта не дал, но присутственное место требовало скоротечности события, и он выкинул кулак по направлению к моему подбородку. Уйдя в сторону[25], я резко нанёс ответный удар в грудь соперника. Тот, словно споткнулся на бегу – ослаб и присел, а высокий сержант, стоявший с ним рядом, ухватил его за пояс, чтобы спасти от падения, и оттащил от меня.

– Вдова?! Юр, ты чё?! – Изумлению младшего сержанта не было предела.

Он словно не мог понять, что вот так просто один молодой может ударить своего Деда. Ну и мне было тоже невдомёк, что они так все навалились на меня?!

Теперь то понятно, что им было важно в первый же день сломать нас всех – всех! без остатка, чтобы потом, пережевав наши внутренности, наполнить их калом собственного стыда. А у меня, как назло, опять не получается подчиняться – ну просто никак! Во мне сидят недавно выученные блоки самообороны и приёмы боевого каратэ, которыми нас шпиговали каждый день и не по одному занятию, а порой даже по три – час каждое! А здесь против меня поставили хоть и немного крупней, но в этом вопросе явного дилетанта – он думал, что русского десантника вот так вот запросто, наскоком можно срубить?! Ну уж нет!

Меня трясло от возбуждения, виски пульсировали, и силы требовали исхода, но всеобщее замешательство прервал ротный старшина.

– Так, что за дела?! Третья рота, на вечернюю проверку становись!

Недолгое мельтешение в коридоре и рота стоит, ожидая переклички.

– Младший сержант Кучеренко!

– Я, – ответ без напора и рвения.

– Выйти из строя и провести вечернюю проверку.

– Есть.

Взяв журнал проведения вечерней проверки, Кучеренко начинает повзводно зачитывать фамилию каждого. Правда, иногда вместо фамилии он называет имя и отчество.

– Сергей Анатольевич! – Кучеренко поднимает глаза от списка и трогательно смотрит в сторону Сергея Анатольевича.

– Присутствует, – зевая, проговаривает тот.

– Когда вы только нас покинете? Сергей Анатольевич!

– Ой, и не говорите, товарищ младший сержант Кучеренко, сам уже заебался видеть ваши десантные рожи. Ох, скорей бы уж!

Кучеренко улыбается, все одобрительно вздыхают и ждут следующей фамилии…

Старшина отошёл в сторону и, не обращая на нас внимания, занял себя разговором с другим старшим прапорщиком, который вместо ответа качал головой, как бы со всем соглашаясь.

– Целуйко! – Кучеренко делает паузу на фамилии вновь прибывшего, чтобы каждый из роты запомнил её носителя.

– Куделин!

На мне пауза была особо длинной.

– Я!

– Головка от хуя, – парировал Кучеренко, – ты, я вижу, хочешь быть заёбан по уставу?

– Могу и по уставу! Вы то хоть его знаете?

– А что, ты один такой умный?

– Похоже, что да!

– Ну-ну, попизди, попизди!

– Не понял вашего приказания, товарищ младший сержант не моего взвода! – Меня попёрло.

Мой отпор – это не отвязность собственной души, а реакция на противостояние всей роты в целом. Пауза, всего лишь пауза для мысли могла сломать меня пополам, но напор, который стал оказывать на меня коллектив, порождал противостояние и неприятие его внутренних устоев.

Достойный ответ любому, возомнившему себя полководцем, сработал моментально. Устав – это в первую очередь субординация, набор определённых правил и стандартных команд. Им можно только вымотать, но заебать?! Ну никак!

Они ведь не знали, что я, почти полгода назад, всю роту посадил за чтение устава, и многие из нас воспользовались им как средством спасения от беспредела.

– …Чалый! – Кучеренко не нашёлся, что сказать и продолжил чтение списка.

Отбой был недолгим.

У меня не было выбора – мне определили место на койке снизу, но я, наплевав на это, разместился на верхнем ярусе посредине ряда.

Глаза уже приняли мрак, усталое тело стало нагревать сырость постели, а мозг, отгородившись от реалий, проваливался в яму небытия…

– Куделин, Саня, Саня Куделин!

Кто-то тряс меня за руку и старался разбудить. Сон не отпускал. Провал был настолько глубоким, что я попробовал проснуться там – во сне, но настойчивость была такой, что пришлось уступить и проснуться здесь.

За руку тряс Чалый, его лицо осветил прожектор, который, отразившись от заоконной местности, прошмыгнул в кубрик и дал каждому предмету тень.

– Чё!

– Хуй через плечо! – подал голос с ближней к проходу кровати недавний проситель моей тельняшки и, не переводя духа, начал монолог: – Вы что думаете, я не был Духом и Слоном? Был! Только в отличие от вас я не жил в модуле, а ковырялся в грязи палаточного городка! Вы даже не представляете, что такое жить зимой в палатке, топить соляркой печь, не спать и следить за ней, чтобы не потухла или, чего хуже, чтобы не наделала пожар! Бля, парни, вам просто повезло, что вас вот так вот встречают! Вас сразу в чистый модуль, на кровати, под чистую простынку! Зимой спишь и встать поссать боишься (чего он боялся, я не уточнил). С-сука, дневальный проспит – утром проснёшься под коркой инея, а нет – так в саже. Единый хрен – всё край получается. Вон, вторая рота и сейчас ещё так живёт, спросите их Слонов, как им там! Я вообще, пацаны, не об этом хочу сказать. Вот завтра я уеду, и вся эта грязь останется у меня позади. Пройдут года, но я всегда буду помнить наше армейское братство. Чтобы ни случилось, мужики, не стучите! Ведь стук, это в первую очередь пятно на твою честь. Ну стуканёте вы, ну отсидит ваш дедушка на губе и выйдет. Дембель, я сам теперь знаю – он ведь неизбежен! Но вот, когда придут ваши духи, и вы захотите ими зарулить, у вас не будет на то морального права. Смотрите, мужики, не ссучивайтесь, эта армия не нами придумана и не нам её упрощать!