- Континент очень изрезан, - сказала она тихо. - Придется много петлять, напрямую никак не пройти. Из-за этого идти придется достаточно долго... Я думаю.

  - Ты думаешь?

  - В последний раз я была у Башни, когда была ребенком. Это было очень и очень давно.

  Одиночка вздохнула и притихла, больше не мешая Ведьме собираться. Та торопилась, будто смущаясь тому, что за ней следят. Она достала небольшую сумку из-под кровати, сильно встряхнула ее и смешно чихнула от пыли.

  2. Былое

  Одиночка так отвыкла от компании. Последний раз не одна так далеко она ходила... лет двадцать тому назад.

  С Ведьмой она шла уже третий день, а привыкнуть не могла. Сначала она даже не пыталась подстроиться под чужой шаг, в первый день они и вовсе шли почти порознь. Ведьма не возмущалась, но ее взгляд сверлил Одиночку между лопаток. Ту это напрягало, вызывало желание постоянно оборачиваться, но она терпела.

  Сейчас же они шли почти бок о бок, пусть Одиночка чуть впереди. Они не разговаривали, слышались лишь шаги, да сбитое и шумное дыхание Ведьмы. Она, похоже, не привыкла к дальним переходам. Или не привыкла идти так быстро. У Одиночки был широкий шаг, Ведьма слегка прихрамывала. Травма явно была застарелой, давнишней, вряд ли уже причиняла боль. Одиночка не спрашивала, интересно ей не было. Сближаться с Ведьмой она не хотела, хотя и прекрасно знала, что невозможно остаться равнодушной к той, с кем в дороге проводишь дни, даже если только время и пролетает в молчании. Между путешественницами всегда появляется какая-то особенная связь, ее никак не предотвратить. В последний раз Одиночка ощущала такое слишком давно.

  Они редко делали привалы. Ведьма не жаловалась и об этом, хотя было видно, что она страшно устает, она так не привыкла к подобному темпу и к такому количеству ходьбы. Но она молчала, упрямо поджимая губы.

  На четвертую ночь, лежа у костра, Одиночка спросила:

  - Как так вышло, что ты осталась жива?

  Ведьма посмотрела на нее с сомнением, будто боялась рассказывать свою историю. Одиночка понимала: скорее всего, она причиняет боль.

  - Я была далеко от Башни. Мое поселение стояло там, где ты нашла меня. Отряд Инквизиции добрался до нас незадолго до взрыва, - Ведьма надолго замолчала. Одиночка ее не торопила. - Я сбежала.

  Признание далось ей нелегко.

  Одиночка вдруг поняла: ей стыдно за то, что она жива.

  Ведьма потерла глаза, кажется, смахивая слезы.

  - Я пряталась в лесу под корнями дерева несколько дней. А когда решилась вернуться, то никого уже не было.

  Она глубоко вздохнула и закурила. Руки ее тряслись.

  - Только трусы порой выживают, - сказала Одиночка. Ведьма взглянула на нее неожиданно злыми мокрыми глазами.

  - Я не должна была выжить, - сказала она. - Я должна была быть сожжена вместе со всеми!

  - Ты жива, - сказала Одиночка глухо. - Радуйся этому, а не скорби.

  Ведьма посмотрела на нее еще мрачнее, так, будто ее ударили. И еще так, будто она разочаровалась.

  Одиночку это неожиданно задело.

  - По-твоему лучше жить хоть как-то и неважно, какой ценой, чем умереть, сражаясь?

  - Конечно, - Одиночка фыркнула. Вопрос показался ей глупым. - Жизнь - это жизнь, а ты - это все, что у тебя есть.

  Ведьма глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Лицо ее превратилось в безразличную маску.

  - Спорить глупо, - сказала она сдержанно.

  Одиночка пожала плечами.

  Позиция Ведьмы возмущала, но спорить не хотелось.

  Одиночка, выгрызшая себе жизнь и державшаяся за нее, как могла, просто не понимала. Ведьма, сумевшая убежать, сумевшая спрятаться от солдат, совершенно не была этому рада. А ведь ей давно пора было найти себе место в этом новом мире, а не прятаться от него, забившись в лесах и строя из себя несчастную жертву самой себя.