<p>
!Важное предупреждение: в тексте присутствует описание гомосексуальных отношений. Если вам не нравится подобное, то лучше закройте текст!</p>
1. Одиночка
Палаточный лагерь стоял у высоких городских стен, которые едва заметно мерцали на солнце. Барьерная магия еще держалась, пусть и истончилась за десятилетия, и неизвестно, сколько она еще будет удерживать ауру. За магические стены горожане не совались. Глупцы, до смерти боявшиеся ауры и измененных, спрятались в своей незапертой золотой клетке и были уверены, что они лучше всего остального мира, раз спят под крышами в теплых кроватях.
Одиночка, высокая женщина лет сорока, закутанная в многослойную одежду, обогнула двух пьянчуг, которые вывалились, сцепившись, из шумного трактира, под раскатистый смех тех, кто остался внутри. Одиночка лишь краем глаза глянула на дерущихся массивных женщин, фыркая, внезапно ощутив себя... в родном месте. Не дома, конечно, дома у нее не было и быть не могло, но были места и моменты, к которым она все же была привязана. Трактир, принадлежащий Стае, был одним из таких. Одиночка почти любила его пьяные крики, запах еды и выпивки, вечную оживленностm. Женщины здесь весилились, отдыхали, впитывая счастье этого островка мира и жизни, а потом выбегали на Пустошь и терялись там: кто на пару дней, кто на годы. А потом они неизменно возвращались, приходили и уходили, уходили и приходили.
Одиночка была из тех, кто пропадал на годы. Но она неизменно возвращалась. Это место манило ее своей особенной атмосферой остатка чего-то нормального и живого в этом мире. Здесь были те, кого она могла назвать хорошими знакомыми, даже в какой-то степени подругами. Здесь она могла поесть нормальной еды, выпить чего-то такого, от чего обычного человека тут же не вывернет, потравить байки, а потом уйти снова, ни перед кем не отчитываясь, всем чужая и далекая.
Она была известной персоной здесь, ее появление неизменно вызывало интерес присутствующих, но никого никогда Одиночка не подпускала к себе близко. Другие женщины уносились на Пустошь в компаниях, шумных и диких. Так было веселее и безопаснее.
Одиночка же всегда была одна. Ей было проще так: заботиться лишь о себе, жить своим темпом, не под кого не подстраиваясь.
Ее оттого так и прозвали.
Одиночка на свою жизнь не жаловалась.
Одиночка мазнула взглядом по вывеске: трактир назывался "Пьяная Стая", что никакого доверия не вызывало. Горожане и остатки Инквизиции боялись измененных, а уж стоило им собраться в одну кучу, так и вовсе обычные люди ожидали еще одного апокалипсиса.
По официальной версии апокалипсис был местью истребляемых ведьм, однако, кто знает, может просто парочка вусмерть пьяных колдуний не так махнула рукой, вместо пинты пива наколдовав этот новый съехавший с оси мир.
Она зашла в трактир и сняла свою широкополую шляпу, тут же услышав, как слегка притихли разговоры. Полной тишины, однако, не наступило, местные женщины еще знали о понятиях приличия. Волна шума спала, но тут же накатила вновь, поднялась до привычных высот, и Одиночка кивнула, здороваясь с присутствующими, а потом прошла вперед.
Женщина, сидевшая за центральным столом, вскинула руку и махнула Одиночке.
- Рада видеть тебя, - сказала она, некрасиво улыбнувшись. Ее лицо, рассеченное точно надвое рваным шрамом, исказилось и стало выглядеть еще неприятнее. Одиночка кивнула и слитным движением села на лавку, оправляя плащ и складывая шляпу возле себя. - Сколько зим...
- Полторы, - бросила Одиночка с усмешкой, оглядывая свою собеседницу.
Ее звали Волчицей, она была главой Стаи, и Одиночка понятия не имела, сколько же ей лет. Волчица, казалось, совсем не менялась, даже шрам этот был и тогда, когда Одиночка только познакомилась с ней уже как больше двадцати лет назад. Сухое жесткое лицо Волчицы, казалось, застыло во времени, навсегда осталось таким. В этом было что-то особенное, тоже что-то родное, что Одиночке нравилось в этой женщине.
- Хочешь есть? Пить? Я угощу тебя.
От еды и выпивки Одиночка никогда бы не отказалась, а горячее мясо безумно приятно пахло, источая легкий дымок. Только с печи...
- Полгода ничего нормального не ела, - сообщила Одиночка с легкой усмешкой, жадно облизывая губы и стягивая с рук плотные перчатки, складывая их на шляпу. Волчица лишь приподняла уголок обветренных потрескавшихся губ, грубых даже на вид.
- Где ты моталась?
Одиночка притянула к себе тарелку, принюхиваясь, но первым делом отпила из большой кружки. Мед, чистый, не измененный аурой, сладко осел на языке, и стало как-то легче дышаться.
- Я пыталась дойти до Башни.
Волчица приподняла брови, и сидевшие неподалеку женщины, услышавшие Одиночку, притихли, но не замолчали совсем, соблюдая еще некие приличия. Их голоса стали тише, они будто чуть пригнулись к столешницам, пытаясь за собственным голосом расслышать Одиночку. Никто из измененных никогда не доходила до Башни. Ходили слухи лишь об одной, в определенных кругах считавшейся Первой, видевшей Башню. И вот теперь Одиночка заявляет, что помышляла дойти до нее.
