Одиночка смотрела на нее и на лице, мертвенном и усталом, видела прах веков и пепел погибших ее сестер, сожженных в огне.
- Я устала, - сказала Ведьма вдруг потерянно и так удивленно, будто впервые за все годы эта мысль посетила ее. Ведьма часто заморгала, склонила голову и сжала ее руками, зажмурившись. - Устала, - Ведьма вскинула голову, и взгляд ее сделался диким. Одиночка наклонила голову вбок. - Их... нет. Их больше нет!
Она осеклась. Замолчала. Глаза заблестели мокро и болезненно. Она достала из сумки мешочек, тряхнула его, и Одиночка услышала денежный звон. Она приподняла брови и поймала мешочек, когда Ведьма бросила его ей.
- Что?..
- Я обещала тебе плату, - напомнила Ведьма тихо. Одиночка удивленно взглянула на нее, только сейчас вспоминая о том, что действительно ей обещали деньги за все это путешествие. Одиночка длинно выдохнула. Да, конечно. Только теперь деньги ее не слишком-то волновали. Волновало другое: пустой взгляд напротив, нервная дрожь сухих рук и посеревшее лицо Ведьмы.
Мир Одиночки качнулся и со щелчком встал на место.
Она даже не посмотрела на содержимое мешочка, следила взглядом за Ведьмой. Бледная, она села на бревно, где и сидела до того, а взгляд ее упорно избегал смотреть на Одиночку.
- Ты ведь выполнила свою часть сделки, - сказала Ведьма еще тише и очень медленно, будто боялась, что иначе ее голос задрожит, а сама она заплачет. Но кожа вокруг ее глаз, и так воспаленная, покраснела еще сильнее, и сама она зажмурилась. - Тебе не нужно больше ходить за мной. Ты... Я больше не могу тебя держать.
Одиночку взяла непонятная легкая злость.
В какой момент она дала Ведьме понять, что ей все равно?!
Ладно, поначалу. Одиночка понимала и не строила насчет себя иллюзий. Но потом, когда все это вышло на новый пугающий ее уровень. Разве она давала повода подумать, что готова просто бросить, просто уйти, забыть и никогда больше не вспомнить?
Одиночка уронила мешочек с деньгами и широкими шагами подошла к Ведьме. Та не успела среагировать, как Одиночка взяла ее лицо в ладони, наклонилась и поцеловала в губы.
Ведьму дернуло.
Она с хрипом поймала воздух ртом, руки вцепились Одиночке в плечи, стиснули крепко-крепко, но не притянули и не оттолкнули. Она застыла, испуганная, задыхающаяся, в неверии.
- Я никуда не уйду, - шепнула Одиночка с трудом. Говорить вдруг стало так тяжело, горло сдавило, а вдохи стали даваться так тяжело, будто воздух обратился в бушующее пламя. - Никуда...
Ведьма не ответила. Она издала какой-то тяжелый, раздирающий душу звук, вцепилась крепче, но потом одну руку прижала к своему лицу, будто прячась. Одиночка опустила ладони ниже и положила их на плечи Ведьме.
- Но почему? - выдавила она слабо. - Ты же...
Одиночка опустила ресницы, медленно заставила себя вдохнуть и через силу сказала:
- Я люблю тебя.
Слова дались так тяжело. Она вообще сомневалась, что когда-либо в своей жизни произносила их, никогда не отводила им значимую роль. И вот теперь она поняла, как избитая фраза, всю жизнь казавшаяся ей книжной и неестественной, может сломать неправильно сросшуюся душу и собрать заново.
Ведьма смотрела так, будто мир, который вот-вот должен был рухнуть, перестал трястись и уравновесился.
Она смотрела снизу вверх, приоткрыв сухие губы, и в ее глазах догорал закат.
Она держалась за руки Одиночки, смотрела на нее дико и тяжело, пробирающе до костей.
Одиночке становилось не по себе от этого взгляда, от того, как Ведьма дышит, и от того, как ее трясет.
- Не молчи, - смогла сказать Одиночка. - Хотя бы скажи, что мне делать. Я не знаю...
- Слова не нужны, - прошептала Ведьма едва слышно, и Одиночка выдохнула почти с облегчением, потому что говорить ей не хотелось, да и не умела она - о таком. - Не отпускай меня, больше ничего не нужно.
Одиночка послушалась.
Она притянула Ведьму к себе, обняла крепко-крепко, одним лишь жестом обещая... всё. Она зажмурилась, носом ткнулась в медную макушку. Меж губ попали мягкие пряди, и это было щекотно.
