Шли они, казалось, долго. Так долго, что Одиночка потеряла счет времени, бездумно следуя за Ведьмой. Та шагала уверенно, и эта ее уверенность немного успокаивала.

  Все изменилось, когда на мир рухнула ночь.

  Она обрушилась голодной стервятницей и сожрала свет тусклого солнца так быстро, будто это потушили свечу, а не солнце ушло за горизонт.

  Лес погрузился в кромешную тьму и тишину. Он застыл во времени, умер окончательно, превратился в огромную могилу, и Одиночке стало страшно. Ведьма продолжала идти еще некоторое время, взяв ее за руку, потом остановилась. Деревья обступали их со всех сторон, их черных стволов не было видно. Звуки исчезли до той степени, что Одиночке показалось, она оглохла. Если бы не собственное сердцебиение и их общее дыхание, то она бы уверилась в этом очень быстро.

  Казалось, из темноты наблюдают.

  За жизнь Одиночка усвоила простую истину: остановишься - умрешь. Выработанный за годы инстинкт гнал ее вперед, но Ведьма прошептала:

  - Дождемся утра.

  Одиночке так не хотелось останавливаться. Хотелось бежать, рваться к выходу, нестись со всех ног. Но Ведьма стояла совершенно спокойно, не отпуская ее похолодевшей руки, и Одиночка позволила себе довериться ей. Выдохнула и послушно присела на землю вслед за Ведьмой.

  - Тебе страшно? - спросила Ведьма, и Одиночка не стала врать:

  - Тревожно.

  - В этом лесу ничто нас не тронет.

  - Почему ты так уверена? Ты сказала, что была здесь в последний раз, когда была ребенком. Это было полтора века назад.

  Ведьма, казалось, немного смутилась.

  - Я знаю, что не тронет, - настояла она. - Я чувствую.

  Одиночке было недостаточно такого объяснения, но она не пошевелилась с места.

  - Лес молчит, - сказала Ведьма через несколько минут. - Он мертв от кончиков листьев до корней. В таком лесу нечему водиться.

  Одиночка могла назвать как минимум пятерых тварей, которым бы понравилось подобное место, но она не стала.

  - Когда-то я знала чистую, - сказала Ведьма тихо, ее шепот в темноте леса звучал волшебно и бархатно. - Это было... лет пятьдесят спустя после взрыва. Меня поймали, она должна была стать моим палачом.

  - Но не стала, - закончила Одиночка догадливо, не зная, зачем Ведьма рассказывает об этом.

  - Да. Палач, влюбившаяся в жертву. Она спасла меня, и ее убили. Ей было всего двадцать шесть...

  Одиночка поймала себя на мысли о том, что винить ту женщину за такое самопожертвование не может. И тут же эту мысль отбросила.

  - А ты ее любила? - спросила Одиночка глухо, даже не ожидав от себя.

  Ведьма помолчала.

  - Нет. Наверное, все-таки нет.

  На том разговор кончился.

  Одиночка так и не смогла уснуть, вслушиваясь с успокоившееся дыхание Ведьмы, которая задремала, привалившись к каменному стволу.

  Ее руки Одиночка так и не отпустила.

  Ведьма проснулась, казалось, через маленькую вечность. Одиночка все смотрела вверх, где должно было быть неба, но неба не было видно. И даже не было понятно, забрезжил ли за листвой рассвет. Но Ведьма встала и потянула ее за собой, удивительно легко ориентируясь в темноте.

  Скоро стало светлее, и Одиночка отпустила ее руку.

  - Мы почти вышли из леса, - сказала Ведьма скоро, остановившись. Одиночка сделала еще несколько шагов, но потом встала и повернулась к ней.

  Ведьма подошла ближе, смотря на нее пьянящими колдовскими глазами.

  Ведьма поцеловала ее.